Варшавский договор
Шрифт:
– А еврей? – начала секретарша и осеклась.
Гульшат подождала еще полсекунды, не глядя на Людмилу Петровну, ничего не дождалась. На еврея мужик в кожане походил меньше всего, да и какая разница, еврей он или чуваш. Гульшат пожала плечами и решительно выскочила из ненатурально густого кофейного запаха, взяв курс на малый зал заседаний, дорогу к которому знала получше Захарова. Она там, на втором этаже, полдетства провела, рисуя на обороте старых стенгазет принцесс с собачками, пока папка проводил
Коридоры были пустыми – то ли Шестаков навел гестаповскую дисциплину, то ли впрямь разогнал почти всю дирекцию в рамках заявленного намерения сдать административно-бытовой корпус под посторонние офисы.
– Как думаете, этот Гредин – он кто? Прокуратура какая-нибудь, или от этих, ОМГ? – спросила Гульшат Захарова на лестнице.
– Для прокуратуры одет паршиво, для ОМГ тем более.
Гульшат хмыкнула.
– Тогда от союза программистов, что ли? Нет, они ж костюмов не носят. А Субботина этого знаете?
– Субботкина. Н-нет, не слышал, – сказал Захаров, напряженно соображая.
– Вот дверь в малый зал поцелуем сейчас, я вернусь и устрою им такого, что они всех Субботкиных на нас натравят для защиты. Заодно и узнаем, кто это такой серьезный мужчина, – пообещала Гульшат.
Но зал был открыт и подготовлен к заседанию. На длинном столе были разложены листки бумаги и карандаши, в дальнем углу свистел пятилитровый вишневый термопот, такой же, как у родителей. Вокруг него выстроились чашки с блюдцами и несколько корзиночек с заварочными пакетиками и всяким разным к чаю.
– Кофе растворимый, – разочарованно сказал Захаров, подумал, снял пальто, решительно сел за стол, распотрошил папку и углубился в документы.
Гульшат скинула шубу на спинку стула, но садиться не стала, а неторопливо пошла к чайной тумбочке. Надо же было как-то потратить полчаса.
От двери окликнули:
– Простите, вы не подскажете?..
Гульшат обернулась.
В зал вошел парень, высокий, симпатичный и элегантно одетый, с пальто через руку. Вошел и замер, разглядывая Гульшат.
Не отвлекайся, сказала себе Гульшат и продолжила путь чайной церемонии.
Захаров поднял голову:
– Да, молодой человек? Вы здесь…
И тоже сделал паузу.
Парень заулыбался и объяснил:
– Да нет, мне сказали, тут… Ну, попросили помочь, если что надо. Вы Гульшат Сабирзяновна, я правильно понял, да? А вы?..
– Да, все правильно, а я Захаров Юрий Петрович, ее, стало быть, ассистент, – подтвердил Захаров, почти не ухмыляясь. – Вы из протокольного?
– Ну да, типа. Меня Миша зовут, вот. Чаю, кофе?
– Нет, спасибо, – сказал Захаров и снова углубился в бумаги.
Парень мазнул взглядом туда-сюда поверху, будто проверял потолок на протечку, подошел к Гульшат и улыбнулся как-то робко. Что-то интимное сказать хотел, не иначе.
Гульшат была в совершенно невосприимчивом к интиму настроении, но все же напряглась.
– Может, все-таки чаю? Я хорошо делаю.
– Ну, пожалуйста, – согласилась Гульшат, вернулась к столу и оперлась на него, наблюдая за движениями широкой спины под тонкой синей шерстью. Движений было многовато, хватило бы сложный коктейль сбить, но они зачаровывали.
– Вот, – сказал Миша, протягивая чашку на блюдце, и Гульшат тряхнула головой. Загипнотизировал, как кобра кролика. И это только задницей, можно сказать. А ну как передницу включит.
Гульшат приняла чашку с благодарностью и почти поднесла к губам, но спохватилась:
– А вы?
Миша махнул рукой.
– Да я не хочу, спасибо. Вы пейте, я же старался.
Его лицо снова дрогнуло в робкой и странно знакомой улыбке.
– Да, конечно, – сказала Гульшат и снова поднесла чашку к губам, но решила покапризничать: – А шоколада нет?
Миша метнулся к тумбочке и притащил пирамидку из корзинок, набитых печеньями, конфетами и еще чем-то антиграциозным. А пофиг, подумала Гульшат. Я хозяйка, что хочу, то творю.
Она пошвырялась пальчиком в конфетах, выбрала голубую с картинкой «Утро в сосновом бору» и не спеша развернула, украдкой поглядывая на Мишу. Миша стрелял глазками по углам, иногда улыбаясь, и наконец сказал:
– Чай без церемоний пить – отчаяться.
Словами Костика, исчезнувшего так внезапно. И взгляд, манеры, даже жесты у него были как у Костика.
Гульшат со стуком поставила ухваченную было чашку обратно на блюдце и спросила:
– Миша, а вы не знаете?..
Стол под нею дернулся – вместе со всем миром, и под далекий грохот.
Гульшат растерянно застыла. Миша глядел на нее уже без улыбки. Захаров, вскочив, торопливо собирал бумаги, вытягивая шею, чтобы высмотреть что-то в окно или приоткрывшуюся дверь.
– Что это? – спросила Гульшат.
– Да это в цеху, бывает, – сказал Миша спокойно.
– Не бывает, – отрезал Захаров, подхватывая пальто и шапку. – Что-то там… Гульшат, пойдемте-ка глянем, что творится.
– Ну чай-то допейте, – расстроенно сказал Миша, не сходя с места.
Он заслонял Гульшат дорогу к двери.
– Молодой человек, позвольте, – начал Захаров, пытаясь мимо него протянуть руку Гульшат.
Миша, не глядя, двинул локтем раз и два – почти без размаха, но громко.
Захаров быстро осел на пол.
Гульшат обомлела.
– Пей, овца, я сказал, – почти ласково попросил Миша, поворачиваясь к ней.
Глава 2
Чулманск. Сергей Шестаков и другие