Варяги и Русь
Шрифт:
— Куда же?
— В Киев.
— В Киев! — изумился Зыбата. — Это зачем? А как же Ярополк?
— Ярополк послов прислал, челом бьёт нашему Владимиру, чтобы не было между ними распри, и помиловал бы его Владимир и пожаловал, если только его милость будет...
— И что же Владимир?
— А Владимир ответил: пусть Ярополк приходит в Киев, там, дескать, они и примирятся, а что здесь, у Родни, он никакого разговора вести не будет; милость же свою Владимир сейчас показал: он объявил, что уйдёт от Родни и лишь малую дружину оставит, дабы Ярополка на пути
— Вон что случилось, — пробормотал Зыбата, — а я и не знал... Действительно, скоро дела стали делаться. А где теперь князь-то? Надо бы пойти к нему.
— Пойди, пойди, если догнать можешь...
— Как догнать! Разве Владимира нет в стане?
— То-то и есть, что нет. В Киев ушёл он, и Добрыня Малкович с ним. Тут к нему ночью, перед рассветом, из Родни один человек явился.
— Нонне арконец? — воскликнул Зыбата.
— Уж не знаю, как его зовут. С виду, что лиса, хитроватый такой; с ним да с Малковичем князь и помчался; в полдень и мы, пожалуй, пойдём.
После полудня весь новгородский стан снялся и отправился на Днепр. Осаждённым в Родню были посланы обильные запасы.
Зыбата сперва хотел было пойти к своим друзьям, находившимся около Ярополка, но потом раздумал; он решил остаться при Владимировых дружинах: зловещие слова арконского жреца не давали ему покоя. Зыбата был уверен, что никакого истребления христиан не будет, но в то же время он спешил присоединиться к единоверцам, дабы разделить с ними ту участь, которая, быть может, готовилась им.
В Киев он прибыл, когда Владимир уже вступил туда. Столица была охвачена ликованием. На лицах всех виделось радостное оживление: всем казалось, что с приходом великого князя настанут новые дни, что в Киев возвратятся славные времена Олега, Ольги и Святослава.
Зыбата, возвратившись в Киев, не пошёл к Владимиру, а поселился у старого просвитера, совершавшего богослужение в храме святого Илии.
VI
Был ясный, солнечный день, когда Зыбата вместе с толпой киевлян, среди которых было много христиан, спешил на гору к киевскому Детинцу.
Побеждённый Ярополк должен был прибыть к княжеским хоромам и там ожидать возвращения Владимира с охоты.
Владимиру хотелось не то чтобы унизить своего старшего брата, а испытать чувства народа к Ярополку: мало ли что могло произойти в то время, которое провёл бы Ярополк в ожидании брата. Ведь не могло быть сомнения, что в Киеве и у него были, хотя и не многочисленные, сторонники. Владимир не хотел, чтобы его упрекали в том, что он завладел великокняжеским столом силой, а не по воле народной; он видел, что завоевания мечом непрочны. Если же народ, сжалившись над Ярополком, снова вернётся под его власть, то ему, Владимиру, и не нужен Киев, не нужен потому, что он искренно желал примирения со старшим братом.
Зыбата с интересом прислушивался к раздававшимся вокруг него разговорам.
— Ой, боязно, как бы не примирился Владимир с Ярополком, — слышал Зыбата. — Добр Владимир
— Не бывать тому, — горячо воскликнул кто-то, — скорее Днепр вспять пойдёт, чем будет так. Не желаем Ярополка.
— Кто его желает? На Владимира поглядеть да потом на Ярополка, что небо от земли. Ярополк-то и толстый, и слюнявый, и пыхтит, как лошадь опоенная, а Владимир-то словно солнце красное...
И вдруг толпа, радостно шумевшая, сразу замолчала. Воцарилась мёртвая тишина, люди раздвигались, давая путь к воротам Детинца.
— Ярополк, — тихо послышалось в толпе.
Показалось несколько верховых; впереди ехали новгородские дружинники, сзади — варяги, а за ними видна была повозка, грузно катившаяся по неровной почве; за ней следовало несколько варягов.
— В повозке-то Ярополк с Блудом, — услыхал около себя Зыбата.
— Ишь ты, прячется, на народ киевский взглянуть совестно, а Нонне-арконца не видать.
— Где же увидишь? Он ведь при Владимире.
— Чего там при Владимире, его и в Киеве, и в Ярополковом стану видели...
— Ну, приехали все теперь. Теперь Владимира ждать будем.
Кто-то слегка тронул Зыбату за плечо. Он быстро обернулся и увидел Феодора, бывшего на этот раз тоже без доспехов и тоже в простом киевском платье; около него стоял подросток с нежными чертами лица и задумчивым взглядом серых больших глаз. Это был сын Феодора Иоанн.
— Ой, Зыбатушка, — заговорил варяг, — как будто совсем не приходится хорошего ожидать, как будто дурное что-то надвигается, и такое дурное, что сердце замирает, как подумаю.
— Для кого дурное? — чувствуя невольную тревогу, спросил Зыбата.
— Для князя нашего, для Ярополка.
— Полно, Владимир не имеет на него зла, братья примирятся...
— Братья, братья. Да если бы участь Ярополка только от Владимира и Добрыни зависела, так нечего и бояться за него.
— Но кто же ещё ему грозит?
— Два у него страшных врага: Блуд и Нонне-арконец.
— Эй, Фёдор, что же они могут сделать? Владимир в Киеве хозяин.
— Не знаю и сказать ничего не могу, а вот только мне ведомо, что Нонне призвал к себе двух арконских варягов с Рюгена; те варяги и в Киев пришли ещё вместе с Нонне; знаю я их, для арконца они псы верные; на кого он их натравит, на того они и бросятся...
— Ну, что же из того?
— То, Зыбата, что им Нонне приказал быть в той избе, которая для Блуда приготовлена, и быть он им там приказал потайно... И вот сегодня я прознал, что Ярополк Владимира будет ожидать не в княжеских хоромах, а как раз у Блуда. Вот и посуди сам, что из этого выйти может.
Феодор не успел договорить, как послышался отчаянный вопль.
— Убили, убили, — кричал чей-то голос.
Толпа, словно подхваченная порывом ветра, кинулась к воротам Детинца. Зыбата, подхваченный толпой, очутился в передних её рядах. Он увидел Варяжко, залитого кровью, но державшегося на ногах и в страшном негодовании кричавшего так, что его голос слышен был даже сквозь шум многочисленных голосов.