Варяги и Русь
Шрифт:
Бумир отдал им еду, принесённую Зыбатой.
— Спасибо тебе, Бумир, спасибо, — благодарил Варяжко, — Зыбату, говоришь, видел; челом бил... Эх, жалко, что его нет вместе с нами, но и радуюсь за него. Круто приходится, круто... А всё-таки держаться будем, не выдадим головой князя великого. Хотя всем головы сложить придётся, а постоим за правду.
— Хорошее ты слово сказал, Варяжко, — улыбнулся ему Феодор, — за правду нужно постоять, правдой земля держится; и вижу я, что одна она, правда-то, и у вас, Перуну кланяющихся, и у нас, что Истинного Бога познали. Вот мы сошлись здесь, и вы, и мы, и так нас
Варяжко грустно покачал головой.
— Где уж тут идти. Куда тут пойдёшь. Никуда нам не уйти, здесь и останемся...
— Ой, Варяжко, вижу я, в отчаяние ты впадать стал, а я вот думаю, что Господь нам милость окажет и уйдём мы отсюда, и в Киев вернёмся, и всё по-хорошему будет. У меня, в Киеве-то, дитя осталось, сын, Иоанном его назвал; оставил его, уходя, на чужих руках, душой скорбел, а теперь словно голос мне какой говорит, что увижу я его, что ещё далеко конец мой; и на душе у меня и легко, и покойно...
— У тебя-то покойно, — перебил его Варяжко, — а у меня нет. Ты о сыне думаешь, а я о князе. У тебя сын в надёжных руках оставлен, а я как погляжу — около князя одни враги, только и думают, как бы погубить его. Да не удастся! Вот все думали они, что как будет морить здесь нас новгородский князь, дружины поднимутся на князя и убьют его. Не выходит этого — дружины верны остаются... Теперь проведал я, на другое решились... Нонне, арконец, так вот Ярополку и шепчет в уши, чтобы он челом ударил Владимиру. И что ему за охота пришла братьев мирить, когда он же их друг на друга натравливал, совсем не знаю...
Бумир, до того молча слушавший, передал услышанный разговор между арконским жрецом и Блудом.
Варяжко с величайшим вниманием выслушал рассказ дружинника.
— Ничего я сообразить не могу, что теперь Нонне с Блудом затевают. Думаю я, желает он Блуда извести. Только с чего он за таковое принялся, не ведаю. Должно, Блуд ему в чём-нибудь мешает, вот они и злобятся... Эх, этот Нонне... Весь грех от него идёт.
— Ты бы князя-то предупредил, — заметил Феодор.
— О, предупреждал я, не слушает меня князь. Так поддался он Блуду да Нонне, что и теперь, когда в мышеловке мы и уже дитяти неразумному видно, что завели в эту ловушку нас воевода-пестун да жрец арконский, и то он никому, кроме них, не верит, словно разума лишился. А силой взять? Так нешто силой против князя пойдёшь...
— Да зачем идти, — раздумчиво произнёс Феодор, — ежели суждено ему что от Господа, то и будет. Божьи пути неисповедимы. Без его же воли ни единый волос не падёт с головы человеческой.
Он хотел ещё что-то сказать, но в это время вбежал один из княжеских отроков.
— Варяжко, иди скорее, — сказал он, — приказал князь тебя сыскать и пред его очи привести.
— Что такое? Зачем я понадобился?
— Ой, Варяжко, совсем нам худо...
— Что ещё?
— Да то, что самые верные княжьи люди Родню покидают, Нонне арконец...
— Что Нонне арконец?
— Ушёл из Родни. Должно, к новгородскому князю...
Варяжко взглянул на Бумира.
— Или ты ошибался?
— Да нет же, не мог я ошибиться! Своими глазами Нонне видел, и Блуд был вместе с ним...
— Эх, — вздохнул Варяжко, — чуется мне, что беда всё ближе и ближе... Пойду к князю,
Варяжко застал Ярополка в страшном припадке горя. Князь, поражённый бегством своего ближайшего советника, не понимавший причин этого побега, плакал, как женщина; около него был Блуд.
— И когда же это арконец бежать-то успел? — выкрикивал Блуд жалобным голосом. — Всё это время, почитай, вместе мы были, о делах разных говорили, как беду изжить, совещались. А он взял да и убег. И куда — ума не приложу.
Варяжко смотрел на него пристально; он и сам не понимал, как могло это случиться. Он верил Бумиру, к Блуду же у него не было ни малейшего доверия.
— Варяжко, — восклицал Ярополк, — что же нам теперь делать? Покидают меня все. Вот Нонне убежал, а потом ты убежишь. Останемся мы с тобой, Блуд, одни.
— Княже, за что ты меня обижаешь? — сказал Варяжко. — Служу я тебе честно, а ты вместо того да такую обиду...
— Ой, Варяжко, прости ты мне, не я говорю — горе моё говорит. Только двое теперь вас и осталось у меня: Блуд да ты; ни на кого больше положиться не могу. Посоветуйте же мне, что я делать должен. Ведь, видимо дело, в Родне нам не отсидеться. Дружинники, что мухи под осень, еле с голоду ноги таскают. Ударит Владимир — сразу всех так и захлопнет... Вот, Варяжко, при тебе я Нонне спрашивал, а теперь уж ты мне присоветуй. Блуд вон говорит, чтобы я брату младшему челом ударил и примирился с ним, а ты мне что присоветуешь?..
— Совета моего желаешь, княже? — спросил Варяжко. — Скажу тебе то, что давно думал...
— Скажи, скажи, Варяжко. Вон Блуд правду говорит... Нам от Владимира в Родне не отсидеться, возьмёт он нас здесь всех, чует моё сердце, возьмёт и убьёт. А я жить хочу! Я ещё молодой, я ещё не все утехи в жизни видел. Не помириться ли с Владимиром? Что ж, ну, поклонюсь ему, а он, быть может, и помилует...
— Княже! — горячо сказал Варяжко. — Ты моего совета желал, так слушай же. Не следует тебе к брату на поклон идти. Не водится так, чтобы старший брат меньшему челом бил. Да ещё помилует тебя Владимир аль нет, кто то знает? А ты говоришь: «Жить хочу!» Стало быть, жизнь для тебя дорога; а за то, что человеку дорого, постоять нужно, нечего отдавать так, задаром; даром-то отдать её, жизнь-то твою, всегда успеешь...
— Ой, Варяжко, да что же мне делать-то? — испуганно воскликнул князь.
— А вот что: не ходи ты, княже, к Владимиру. Пойдёшь — тут тебе погибель.
— Куда же идти-то мне?
— Как куда! Ночи тёмные... Новгородцы Родни почти что не стерегут. Сядем на коней да к печенегам... Их только кликни — они все соберутся и придут, и за тебя же постоят...
— Ой, нет, нет, Варяжко, нет... Не по сердцу мне совет твой, — замахал на него руками Ярополк, — идти к печенегам, бежать в такую даль... Поди, погоня будет, лошади у нас плохие, погоня настигнет, и убьют меня, а то ещё печенеги не примут... Ведь они отца-то моего, князя Святослава, помнят и из-за него на меня злобятся... Нет, Варяжко, не хочу я идти к печенегам...