Варяги и Русь
Шрифт:
Уже было за полдень, когда Извою и Руславу настала очередь стать на стражу; первому у княжеского терема, а второму у опочивальни.
В Киеве стал известным замысел Олафа, и между киевлянами нашлось много сочувствующих ему. Все говорили между собой об этом и ждали с трепетом перемен.
Владимир совещался с воеводами по поводу предложения пойти на ляхов, ятвягов и радимичей.
— По вашему разумению, — говорил князь, — надо погодить, а по моему — лучше теперь, чем после; пока у нас есть много наёмников, легче победить... К тому же, — прибавил он, — чай, слышали, что Олаф хочет посадить на
— Смерть ему! — воскликнул один из воевод.
— Нет, пошто смерть... Надо поспрошать и по справедливости решить дело... Коль я неправильно завладел столом киевским, пусть оправдается... Я тоже не прямой сын Святослава, а если он сын, нам следует поровну княжить.
— Правильно аль нет, про то знаем мы, и сами призвали тебя княжить... Но то была наша добрая воля, а не разбойника Олафа-Блуда, — сказал один старейшина.
— Нужно позвать Руслава ко мне... спросить, какого он роду-племени... Пусть молвит пред вами, воеводами и старейшинами, кто он, и хоть жаль юного отрока, а коль он сам стремится к княжению и потребует ласкою и честью своей части, то тому быть надо.
— Воля твоя, государь, — отвечали старейшины. — Мало ль приищется безродных, и все они захотят княжить нами, да толку в том мало... Поспрошай и положи на него свою волю.
Молчавший до этого Вышата вдруг поднялся со своего места.
— Дозволь и мне, государь, слово молвить.
— Молви, молви, коль оно хорошее, — отвечал князь.
— Хорошее али дурное — судить не мне, а то, что Руслав — княжич и замышляет против тебя недоброе, об этом я доподлинно знаю... Иначе он не стал бы ходить к нечестивым христианам и дружбу с ними водить... Ты, государь, прости на слове, негоже делаешь, окружая себя этими скаредниками... Скоро все твои отроки станут христианами и тогда не быть добру... Они давно затевают недоброе против князей, а как явился к тебе на службу этот безродный сын, Извой, то ещё хуже мнят о тебе... Ложь написана на их обличьях... А у Извоя да Руслава и того более. Они совращают с пути народ, делают смуту и посевают раздор...
— Всю ты сказал правду? Всю ты излил свою злобу на них? — сказал Владимир и стукнул кулаком по столу. — Клеветник!.. Я знаю, кто больше предан мне: христиане или язычники... Всеслав!.. позвать сюда Руслава и Извоя... Ты клал поклёп на них за глаза, скажи им то же пред всеми.
— По моему разумению, коль христиане преданы своему государю и исполняют его наказы, они всё едино люди... — сказал воевода Доман. — У нас много есть наёмных и варягов, и печенегов, и касогов, и ятвягов, и кривичей; все они веруют в своих богов, и все служат верой и правдой, так пошто не быть и христианам добрыми слугами?
— Правду молвишь, воевода, — сказал Владимир.
Спустя несколько минут вошёл Всеслав, а за ним Руслав и Извой. Они низко поклонились князю, воеводам и старейшинам и ожидали приказа.
— Добро пожаловать, Извоюшка, побратим дорогой, — сказал с просветлевшим лицом Владимир. — Садись и поведай, много ль добыл зайцев да лисиц на охоте... Ну, а ты, любезный отрок Руслав, молви нам, кто был твой отец?..
Извой, выходя вперёд Руслава, сказал:
— Дозволь, государь, мне, безродному, слово вымолвить за него.
— Чай, у него есть свой язык, — влез
— Не на распрю я пришёл сюда и знаю, зачем князь спрашивает его о том, что знают уже киевские люди, — сказал Извой, — и коль прошу дозволить молвить слово, то лишь потому, что государь, наш милостивец, справедлив и не послушает ничьих наветов, хоть бы они были Вышатовы.
— Правду молвил, молодец, — отозвался князь. — Говори, Извоюшка.
— Государь, — начал Извой, — мы сами шли к тебе сказать, что слыхали от людей да и от самого Олафа, да не смели войти...
— С вами говорил Олаф! — воскликнул князь.
— Да, государь; мы не знали, что это Олаф, и лишь благодаря старцу Феодору узнали не только о нём, да и то, что нам не следовало.
— Молви нам, что вы узнали, — сказал князь.
Извой рассказал всё, что он узнал от Олафа, Якуна, Веремида и других.
— Итак, государь, — продолжал он после некоторого молчания, — повели чинить суд и расправу с этим человеком, а мы хоть и не поднимем на него наших мечей, но защитим тебя от всех его козней и наветов.
— Слышал, Вышата?.. — спросил Владимир.
Руслав подошёл к князю, встал перед ним на колени и, вынув свой меч, положил у его ног.
— Этим мечом, — сказал он, — прикажи отрубить мою голову на площади за один мой помысел изменить тебе... Но только не требуй от меня обагрить этот меч в крови родной... Рука моя не подымется на него, а если замысел его осуществится, то да будет надо мной его проклятие, а я не отступлю от тебя ни на один шаг.
— Молодец, Руславушка, — сказал Владимир. — Любы мне твои речи и если ты действительно братец мне, то и будь им, а я тебе жалую за это мою любовь и дружбу... А тебе, мой любезный и названый брат, не знаю, чем и дарить... Но коли не побрезгуешь, возьми село Перевесище и владей им на пользу свою да будь мне братом желанным и служи верою и правдой.
— Поверь, государь, — отвечал Извой, — вернее раба не найдёшь в своей дружине, и, коль надо, испытай меня на деле.
— Довольно, ты уж доказал мне свою преданность, да я позабыл тебя наградить... Ну, а теперь, други любезные, довольно дела... учиним мированьице, — сказал Владимир и велел принести вина.
— Ослобони нас, государь, — проговорил Руслав, — мы стоим на страже и нам недосуг быть на пиру княжеском.
— Всеслав, поди в сторожевую и скажи Фрелафу, чтоб поставил стражу к опочивальне и в терему вместо Извоя и Руслава... Скажи, чтоб отныне больше не ставить их на стражу, — распорядился князь, — они теперь мои дружинники.
Всеслав поклонился и вышел, а Извой и Руслав сели за стол.
Вскоре появились вино, мёд и яства и началось застольное пированье: Владимир пировал после каждого дела, которое он считал навсегда поконченным.
XVIII
Поздним вечером Вышата незаметно пробрался к Божероку, который ещё не спал, беседуя со своим помощником по поводу завтрашнего жертвоприношения. С ними был ещё один человек, заметив которого сквозь дверную щель, Вышата не торопился войти... Это был Олаф. Вышата решил подслушать их разговор.