Варяги. Смута
Шрифт:
Крики боли, оседающие на утоптанный снег тела, замешательство в рядах противника. Вот оно! И новый приказ. Главное тут уловить момент, почувствовать, когда противник заколебался, ощутил неуверенность. Время для контратаки.
— Локи! Наступай!
Понеслось… Стена щитов расступилась в нескольких местах и оттуда рванулись малыми группами те, кто как нельзя лучше умел именно что взламывать строй противника. И оружие у них было подходящее: двуручные секиры, молоты, двуручные же мечи. Ведь именно ими удобнее всего проламывать щиты, сбивать с ног и вообще производить максимальные разрушения. Правда и смертность у таких групп повышенная. Хоть как-то это компенсировалось лишь толщиной и качеством доспехов, да личным мастерством. Судьбы войны, вы все же чересчур жестоки.
Взломали! Сыграла свою роль та самая тень нерешительности, нависшая над дружинниками Владимира. И до чего ж хорошо, что удалось ее не только заметить, но и воспользоваться вовремя. Иначе… Они просто откатились бы, держа строй. Огрызаясь. И отступили бы с куда меньшими потерями. Сейчас же…
Группы прорыва выполнили свою задачу, разбив строй. Правда и будучи разорванным, боеспособности он не потерял. Не потеряли. Теперь их было три, но малочисленных. Ну а с тремя отдельными отрядами сражаться куда как легче. И вообще. сейчас можно будет вновь задействовать арбалетчиков. Тех, с особо мощными, воротными агрегатами. Их я придерживал как раз на такой случай. Но тут…
— Сигнал… — возбужденно крикнула Змейка. — Они хотят говорить, Сдаются?
— Прекратить! Пусть скажут, что хотят. Но не давать соединиться в один строй! Это приказ!
Не совсем довольное ворчание хирдманов. Почуявших вкус крови. Особенно склонных впадать в состояние берсеркера, а таких у меня хватало. Вон, их сейчас свои скручивают. А те рвутся, как дикие звери. Ничего нового, это всегда так. Берсерки в таком состоянии только и могут, что различать своих и чужих, большего от них требовать бесполезно.
— Не зря ты к каждому приставил друга не из им подобных, — тяжко вздохнул Магнус, наблюдая за беснующимися человекозверями с точки зрения психики. — Успокоят, настой в глотки вольют. Но бойцы из них потом плохие будут.
— А нам и не нужно, — ответил я побратиму. — Добрыня со своими разбит, мы сейчас можем расстрелять их из самострелов. Уйдут лишь немногие. Жаль только, что этот родич Владимира Киевского уползет, другими прикрываясь. Было бы не так, я, закрыв глаза, позволил бы добить их.
— Ты хочешь чего-то, кроме сдачи в полон?
— Да. Сейчас услышишь. Идут переговорщики.
Они и впрямь шли. Трое незнакомых, на сей раз лишь в броне, без оружия. Видно, что эти только что из битвы, один и вовсе с рассеченной рукой. Наспех перетянутой. Весь белый, но в здравом уме, болью не помутненном. Силен, уважаю.
— С чем пришли7 — спрашиваю троицу, ни к кому конкретно не обращаясь. — Сдаваться или просить не преследовать?
— Мы не сдадимся, честь не позволит, — хмуро ответил тот самый, с раненой рукой. — Дай уйти, выкуп перешлем. Сотники и полусотники, если желаешь, с тобой в Переяславль уйдут. Я, Станислав Игоревич, сотник, могу от их имени говорить.
— Понятно, — протянул я, быстро обдумывая плюсы и минусы от предложенного Станиславом и запланированного лично мной в расчете на такой расклад. — А если я голову Добрыни, собачьего сына, попрошу? И никаких более выкупов, вообще ничего.
— Нет. То нельзя, опозорены будем, его выдав.
Всмотревшись в окаменевшее лицо сотника, я понял, что говорит он от души. С места никак не сойдет, хоть ты режь его. Что ж, будем плясать от этого.
— Уведите пока в сторонку, — отмахивающийся жест и конвой переговорщиков выполняет порученное. — А мы пока подумаем немного, как в таком случае быть. Магнус, Змейка?
— А Зигфрида может тоже?..
— И зачем? — риторически вопрошаю я у Роксаны. — Его это не интересует. Вон он, весь в делах, готовится хоть окончательно раздавить ворога, хоть отпустить, если на то воля ярла будет.
— Так он и сам ярл.
— Он себя недавно младшим признал. Добровольно. Значит, от слов не отступится, — улыбнулся я, вспоминая это приятное ощущение, когда некоторые планы начинали претворяться в жизнь. — Но сейчас не о том… Что думаете о предложении дружинников Владимира?
Торжествующая ухмылка на лице Змейки, несколько печальная улыбкана лице Магнуса. Но оба довольны, понимая, что эта часть противостояния осталась за нами. Мы не только приобрели Рогнеду и ее сына, но и чувствительно щелкнули по носу дружинников Владимира Святославовича. Сейчас же обсуждаем «на троих», какой силы и значимости будет тот самый щелчок. Заодно и выгоду для себя от разных его вариантов.
— Принимай предложенное, — посоветовал жрец Локи. — Сам говорил, что Добрыня все равно может уйти. А мы только своих воинов потеряем, убивая тех, кто его бегство в Киев до последнего защищать будет.
— А если не убежит? — сверкнула глазами змейка. — Лишить Владимира его главного советника… Мы ему правую руку обрубим. Пока новую отрастит, да и та ли она будет, новая рука то?
— И ты права, красна девица-воительница. И ты прав, брат, — пораскинув мозгами, начал я озвучивать принятое решение. — Я бы отдал приказ на довершение разгрома отряда Добрыни, но только будучи уверен в его гибели. Но посмотрите на карту битвы… Он же в том отряде, который ближе всего к пути на Киев. Там уже кони оседланы были до того, как переговорщиков прислали. Уйдет хоть с малой частью, хоть с десятком… Всеми своими дорогу на Киев устелет, ни капли сомнений не изведав. Уйдет! А нас потом так ославят, так содержимым выгребной ямы окатят, мало не покажется.
Насчет последнего меня поняли лишь частично. А вот первый довод, насчет бегства Добрыни, оказал влияние. Ну а мне и второе было важно. Знал я, что азы информационной войны тут уже есть, особенно если выглядывают ромейские уши. Умеют они работать с массами, чего тут скрывать! Придется и на этом поле партию играть, опираясь на куда более серьезных учителей родом из далекого будущего. Ну а пока…
— Отпустим их, дадим уйти в Киев. И даже без привычного выкупа.
— Без ПРИВЫЧНОГО, — мигом, даже быстрее Магнуса, выхватила суть Роксана. — А скажи мне тогда, Хальфдан, муж ты мой, что ты с них вместо него запросишь?