Варяги
Шрифт:
Рюрик торопил дружину. Светлые весенние ночи позволяли плыть едва ли не круглосуточно. За полдня пути до Новеграда Рюрик приказал подтянуть тащившийся за кормой чёлн, отобрал наиболее сильных гребцов. Наказал Переясвету идти без остановок, и чёлн стремительно оторвался от судов.
Внезапное прибытие в Новеград воеводы Рюрика удивило и насторожило посаженного Олельку: воевода в сопровождении вооружённых, словно для битвы, воинов отправился не в градскую избу, а пришёл к нему в хоромы и застал его с Вадимом за хозяйственными делами. Старейшина с сыном придирчиво проверяли, как домашняя челядь просушивает дорогие шкурки. Не обращая внимания на хлопоты хозяина, Рюрик сразу же приступил к делу.
— Олелька, необходимо сегодня же пропустить мою дружину через Новеград. Я спешу, у меня мало времени, чтобы вести с тобой и другими старейшинами долгие переговоры.
— Всю дружину? — деланно удивился Олелька. — Куда воевода так торопится?
— Ни один дружинник не сойдёт с корабля в граде. Мне нужно лишь пройти по реке в Ильмень. Я держу своё слово, ты знаешь, — резко ответил Рюрик.
— Ты хочешь покинуть нашу землю? К грекам собрался али к вятичам? — допытывался Олелька.
— Не гадай, старейшина. Я спешу к кривичам. — И не удержался: — Не ты ли посоветовал Трувору то, что когда-то советовал мне?
Олелька помолчал и, прищурившись, в упор посмотрел на Рюрика.
— Не упомню, о чём мог советовать тебе, воевода, — ответил медленно, растягивая слова. — С братом твоим Трувором не виделся и не пересылался. Нешто случилось что, а?
— Батюшка, — вмешался в беседу Вадим. — Я не знаю, что могло или может случиться с Трувором. То его дело. Дружина воеводы Рюрика в Новеград не войдёт. Я не пущу.
— Воевода Вадим! — закричал Рюрик. — Не тебе решать, войду я в град или нет. Добром не пропустите, силой прорвусь...
— Не быть тому! — тоже закричал Вадим. — Ты поперву выйди отсюда! — И схватился за пояс, но меча на привычном месте не оказалось — домашние хозяйские заботы не с мечом же править.
— Поостыньте, кочеты! — поднял голос и Олелька. — Воевода Рюрик, мы пропустим твои корабли через град. Плыви куда хочешь, но, как ты сам сказал, ни один воин не сойдёт на берег. Учти, дружина наша готова. — И повернулся к сыну: — Воевода Вадим, дружину собери немедля. В било не вздумай ударить. Без сполоха надобно: чай, не враги в град лезут... Не мешкай! Делай, что велено! Тут я сам рассужу!
Сивой с Клещом дотащились до Плескова уже в темноте. На нетерпеливый стук в ворота из-за тына выглянуло недоумённое лицо дружинника.
— Чего ломитесь-то на ночь глядя? — громко закричал он. — Вот пущу стрелу в глаз — враз утихомиритесь. Нешто не знаете, что князь Стемид указал никого в град ночью не пущать?
— Отворяй, старый дурень! Протри гляделки, лешак тебя забодай, не видишь, тело князя принесли...
Дружинник заторопился к воротам.
Тревожный сполох загудел над уснувшим Плесковом. Люди выскакивали из изб полураздетыми, хватали первое попавшееся под руку оружие и бежали к подворью Стемйда.
— Кто напал?
— Откуда лезут?
— На стены! — напирали, подбегая, задние. Но стоявшие впереди сбились в тесный круг, грозно и подавленно молчали. Страшная весть вскоре облетела всех. И мёртвая тишина установилась на площади, собравшей всё население града.
В центре огромной толпы, на кем-то брошенной ряднине, лежало тело князя Стемида. Запёкшаяся кровь коробила телогрею. Тут же стояли подавленные Сивой и Клещ. Убийцы, оказавшиеся в тесном кругу грозно молчащих людей, жались к кузнецу, словно надеясь на его защиту.
Сквозь толпу, ничего не видя перед собой, пробилась пожилая женщина. Надломленно упала на колени перед телом князя, и ночную тишину разорвал отчаянный крик:
— Стемидушка!!!
От душераздирающего вопля первым очнулся старейшина Борич. Вдвоём с Нетием они оторвали женщину от бездыханного тела мужа, бережно передали в толпу:
— Уведите…
— Кто содеял злодейство такое? — повернулся Борин к Сивому и Клещу.
— Вот они, Борин... — Клещ вытолкнул вперёд убийц.
— Ножами они его, — подал голос Сивой. — По дороге пытали: кто такие, за что? Молчат. Только в поясах по мошне серебра было, вот. — И протянул старейшине кисы. Борин даже не взглянул на них. Кисы с серебром глухо упали на землю.
— Серебро, говоришь? — переспросил старейшина Нетий. — Богатые, значит. Кто-то дорого за смерть князя нашего заплатил им. Кто? Кому смерть Стемида понадобилась?
Убийцы молчали. Только глаза их при свете факелов вспыхивали и гасли.
— Гей, дружина! Калите железо! — мрачно приказал Борич. — Всенародно спросим: кому смерть Стемида нашего понадобилась?
— Люди добрые, не надо железа, — срывающимся голосом запросил один из убийц. — Я и так скажу. Князь Трувор нас послал...
— Трувор, бодричи, — приглушённо-яростно понеслось по площади. И тотчас же из дальней темноты эхом откликнулось:
— Бей их!
— Бей находников!
— Погоди, люди! Только ли бодричам злодейство то надобно было? — пытался перекричать площадь старейшина Нетий. — Убивцы-то новеградцы...
Но было уже поздно. Оружие требовало крови. Через несколько мгновений окровавленные и обезображенные тела ушкуйников были выброшены за частокол.
— К Изборску!
— Смерть за смерть!
— Согнать убивец с земли нашей!
— Борич, вели в поход собираться!
Кипела ночная площадь. Старейшины повелели: рано утром идти в поход.
Рюрик опоздал. Удар плесковцев был настолько стремительным и неожиданным для Трувора, что тот не мог собрать в единый кулак даже свою немногочисленную дружину. Воины гибли по одному, дорого отдавая свои жизни, но гибли бесславно. Так же бесславно, в одиночестве, погиб и Трувор от меча кузнеца Клеща. Был тот меч не харалужный, но сила и солому ломит.