Варяжская сталь: Герой. Язычник. Княжья Русь
Шрифт:
Хотя в этом сходство было неполным: девка визжала не истошно, а вполне игриво.
И еще одно отличие: теперь русов тоже было четверо.
– Здравия всем, – произнес Богуслав вежливо и двинулся в лехитскому столу.
Уселся, снял с головы шлем, кивнул Лучинке: сядь рядом.
Девка перестала визжать. С любопытством уставилась сначала на Славку, потом – на Лучинку. На круглой курносой физиономии девки выразилось удивление.
С другой стороны Лучинки опустился Хриси. Рявкнул: «Жирняй, пива!» – и подмигнул девке.
– Кто есть панове? – вполне
Судя по толстой золотой цепи на шее – старший.
– Киевского князя Владимира дружинники, – ответил Богуслав.
– Можно ли узнать, откуда и куда едете?
Почему бы и не ответить, если вопрос был задан вежливо?
– Из Сандомира. Сопровождали посла вашего князя к нашему. Ныне возвращаемся домой.
– Благополучен ли путь?
– Вполне.
Курносая девка что-то зашептала «своему» лехиту. Тот нахмурился, уставился на Лучинку. Потом поинтересовался:
– Прошу простить, пан, девица эта с вами – она вам кто?
Под столом Славка успокаивающе погладил по коленке напрягшуюся Лучинку.
– Холопка моя, – бросил он равнодушно. – Купил третьего дня. А к чему вопрос?
– А ведомо ли пану, что девка эта – уличенная ведьма? – спросил лехит.
– Даже если так, то меня это не волнует, – спокойно ответил Славка. – Святой крест защитит меня от колдовства.
– Пан верует в Христа? – Лехит с золотой цепью поднял белесую бровь, разделенную надвое розовым шрамом. – А мне говорили: новый киевский князь всех христиан истребил.
Богуслав усмехнулся. И перекрестился. Лучше бы он этого не делал.
Рожа у лехита с цепью стала такая, будто он откусил яблоко и увидел внутри полчервяка.
– Византийский схизматик… – прошипел он и жадно глотнул из кружки, словно одно лишь это слово вызвало нестерпимую горечь.
– Не византийский, а булгарский, – уточнил Богуслав.
Тут и ему наконец поднесли пива. Вполне пристойного, к Славкиному удивлению.
– Я не богослов, пан, я – воин, – сказал Славка подобревшим от доброго пива голосом. – У нас в Киеве христиан не много, и мы не разбираем, кого из нас булгарские пастыри крестили, кого – константинопольские, а кого – преосвященный Адальберт. Здесь же – земли язычников, и если желаем мы обратить их к Богу, то не пристало нам выказывать друг другу рознь.
– Огонь и железо! – рявкнул лехит. – Вот лучшие средства для обращения варваров!
– Вот как? А что сказали бы деды уважаемого пана, услыхав такие слова?
– То же, что и я! – отрезал лехит.
– Да ну? А я слыхал, что и двадцати лет не прошло с тех пор, как князь Мешко крестил своих подданных.
– Я служу князю Мешко, но я не лехит. Я – сакс! – гордо заявил собеседник Богуслава.
– Ха! Сакс! – Хриси надоело молчать. – Отец мой ходил в вик на твоих родичей. Рассказывал: вы, саксы, знаете, с какой стороны у секиры рукоять. А вот настоящей храбрости у вас нет.
– Хочешь поглядеть, какова наша храбрость, тупоголовый? – рявкнул лехит, вернее, сакс с девкой на коленях.
– Я не против, – с усмешкой произнес Хриси. – Там, где ты ее сейчас ищешь, я ее ни разу не находил. Но готов помочь тебе в поисках. – И вновь подмигнул девке.
Сакс сначала не понял, на что намекает варяг, потом сообразил, покраснел, как рак в кипятке, выдернул руку из-под девкиной рубахи, спихнул ее с коленей и с отменным проворством попытался через стол пырнуть Хриси кинжалом, которым разделывал мясо.
Хриси даже не шелохнулся. А зачем, если руку сакса поймал Славка и вывернул ее весьма болезненным способом, которому его в свое время научил отец. Кинжал выпал, а сакс взревел от боли и ярости. Он был не слаб, но положение оказалось крайне неудобным. Отчаянная попытка вырваться была тут же пресечена легким доворотом схваченной кисти. Большой палец Славки еще глубже погрузился в показанную отцом точку, и сакс взвыл. Славка хорошо понимал, что тот чувствует. Будто предплечье пронзили до самого локтя раскаленной спицей. Проткни Славка руку сакса кинжалом, тому было бы не так больно.
На глазах у схватившихся за оружие саксов Богуслав (не разжимая хватки) свободной рукой поднял кружку и с демонстративным удовольствием отхлебнул.
– Не надо крови, – произнес он, со стуком опустив кружку на стол. – Мой человек пошутил. Он не сомневается в вашей храбрости.
И метнул в сторону Хриси сердитый взгляд.
Хриси был по крови нурманом, сыном и внуком викингов, но по воспитанию – киевским гриднем. Пусть наглым, но далеко не глупым. Если сотник хочет разойтись мирно, то перечить не стоит.
– Само собой, пошутил, – ухмыльнулся Хриси. – Одином клянусь!
Викинги называли своего главного бога Отцом лжи, но саксы, очевидно, об этом не знали.
Обладатель золотой цепи убрал руку с меча, и Славка разжал пальцы.
Сакс принялся баюкать онемевшую руку.
– Скоро отпустит, – пообещал Богуслав. – Но пока тебе придется кушать одной рукой.
– Ты сам колдун! – с ненавистью процедил сакс.
– Разве это колдовство? – усмехнулся Богуслав. – Вот если бы молния Перуна ударила тебя в макушку, вот это было бы колдовство. А это так, игры для детских. Но я гляжу, тебе, сакс, везде колдовство мерещится. Должно быть, слаб ты в вере, если так боишься бесов. Мой добрый друг (выделил Славка голосом), настоятель Сандомирской обители, мог бы тебе помочь. Но он далеко, а здесь – земля язычников. Будь осторожен, сакс! Колдовство особенно опасно для тех, кто его боится!
– Я не боюсь колдовства! – угрюмо заявил сакс, нянча беспомощную десницу. – Я знаю, как поступать с колдунами! В огонь их!
– Опрометчивые слова, – укоризненно произнес Славка. – Здесь – не христианская земля. Как бы тебе самому не угодить в огонь.
– Ништо! – с яростью процедил сакс. – Скоро и сюда придет Крест!
– Пасть закрой! – рявкнул на него обладатель золотой цепи.
Славка не знал германского языка, но о сути сказанного догадался.
Еще он обратил внимание, что к их разговору прислушиваются и местные.