Вашингтонская история
Шрифт:
Она крепко обняла Джини и в мерном успокаивающем ритме (больше для себя самой, чем для Джини, — подумала она) тихонько запела любимую песенку:
В зоопарк мы пойдем поскорей, Много там разных птиц и зверей, Там большая обезьяна Утром рано, утром рано С простыней и мылом выйдет из дверей.Зазвонил телефон; Фейс оборвала песенку, прислушиваясь к голосу Донни, снявшей трубку.
— Да, она дома, — сказала Донни.
— Кто это, Донни? — спросила Фейс, удивляясь тому, что у нее мгновенно перехватило дыхание и забилось сердце. Почему она должна жить в страхе? Глупо, что даже от телефонного звонка ее бросает в дрожь.
— Это мисс Хезуэлл звонит из Балтиморы, — ответила Донни.
И Фейс поняла, что выдала себя с головой, не сумев скрыть огромного облегчения.
— Что это за ерунда? — услышала она голос Мэри-Маргарет, ясный и вибрирующий, ничуть не изменившийся со времени Беннингтонского колледжа. — Фейс, душенька моя, вся херстовская пресса подает тебя, как какую-нибудь дочь миллионера, сбежавшую с жокеем. Ради бога, в чем дело?
— Я знаю не больше тебя, — с оттенком раздражения ответила Фейс. Порой она завидовала бесшабашности и холостяцкой свободе своей бывшей подружки по комнате и чувствовала себя по сравнению с ней старой, измученной и усталой.
Мэри-Маргарет не слушала ее.
— Дорогая, они поместили твою фотографию тех времен, когда ты еще девушкой гостила у нас в доме. Ручаюсь, что к вечеру число членов коммунистической партии намного увеличится, а ты будешь получать тонны писем от поклонников. Вот, мол, какие красотки есть среди красных! Папа, увидев газету, заявил: «Я всегда считал, что ей нужно сниматься в Голливуде!»
— Мне не до шуток, — сказала Фейс.
— Мне не нравится твой мрачный голос, — продолжала Мэри-Маргарет. — Я сейчас приеду и развеселю тебя!
— Спасибо, милая, не надо. У меня и так сегодня куча хлопот, и мне некогда будет разнимать вас с Тэчером.
— Ну, не вешай нос! — щебетал жизнерадостный голос. — Звони мне каждый день, и я буду без конца повторять, что все это сущая ерунда! Ты и сама это знаешь, так что не делай глупостей.
— Хорошо, не буду.
— Ну, смотри же! Если они станут к тебе приставать, я пошлю этой милой компании банку крысиного яду!
Она повесила трубку. Отойдя от телефона, Фейс воспрянула духом. Да, есть люди, на которых можно положиться в беде!
Странно, что Тэчер всегда терпеть не мог Мэри-Маргарет. Вражда эта началась с самой свадьбы, когда Мэри-Маргарет была подружкой невесты.
Угловатая, плоскогрудая, умная, воинствующая феминистка Мэри-Маргарет превосходно играла в теннис и изучала органическую химию. Пышное платье подружки висело на ней, как на вешалке, и почему-то казалось, что она вся состоит из локтей. Но она обладала чудесным чувством юмора, заразительно смеялась, а при случае умела пустить в ход свой острый язычок. С Тэчером она держалась подчеркнуто вежливо, как бы чего-то остерегаясь, а для Фейс была хладнокровной поверенной и чем-то вроде старшей сестры.
В ее присутствии Тэчер переставал быть самим собой — куда только девалась его обычная жизнерадостность и обаяние. Он становился чопорным и натянутым.
— Я думаю, мисс Хезуэлл, — сказал ей Тэчер за коктейлем в первый же день приезда Мэри-Маргарет в дом его матери, — я думаю, что разговоры обитателей Тайдуотера вам покажутся изрядно скучными. Мы ведь только и знаем, что лошадей да охотничьих собак.
— Что ж, любопытно поглядеть на первобытную жизнь, — ответила та. — Может; мне удастся увидеть местных Джуксов и Калликаков [8] … — и продолжала бы в том же духе, если б Фейс не сделала ей страшные глаза.
8
Вымышленные фамилии семей с явными признаками вырождения, служивших объектом исследования для известных американских психологов.
Фейс была настолько встревожена, что вечером накануне свадьбы заговорила об этом с Тэчером.
— Тэчер, милый, мне хотелось бы, чтобы ты постарался быть чуточку полюбезнее с Мэри-Маргарет, — нерешительно сказала она. — Ведь это моя близкая подруга и очень славный человек.
Тэчер слегка скривил губы.
— Не понимаю, что ты в ней находишь.
Это было личное оскорбление. Ничего не видя от слез, Фейс выронила свадебный подарок, который она распаковывала. Хрустальная ваза разбилась вдребезги. Тэчер подбирал осколки, бледный, с напряженным лицом., «Неужели, — думала Фейс, — Тэчер ревнует меня к подруге?» Слезы быстро высохли, и лишь на ресницах осталась переливчатая радуга. Но облегчения, которое обычно приходит после бури, она не почувствовала…
Славная, добрая Хезуэлл!
Снова зазвонил телефон. На этот раз Фейс услышала голос Аба Стоуна.
— Ну, как вы, ничего? — спросил он.
— Все в порядке, — твердо ответила Фейс.
— Вот и ладно. Подробности расскажете после. Не думайте, что этим дело кончится. — Аб помолчал. — Как вам понравился Чэндлер?
Вопрос застал ее врасплох; прошло несколько секунд, прежде чем она снова овладела собой.
— Как вам понравился Чэндлер? — повторил Стоун.
— Он молодец. Просто молодец, — сказала Фейс, еле дыша.
— Он отнесся к вам дружелюбно? Дал какие-нибудь полезные советы?
— О да.
— Вот это я и хотел узнать. Вероятно, вы еще не успели рассказать ему про заседание. Обязательно позвоните ему в понедельник. И держитесь крепко. Я вам еще позвоню.
На этом разговор окончился.
Ей самой не верилось, что упоминание о Чэндлере могло так взволновать ее. Надо взять себя в руки, сказала она себе. Вся эта история поколебала ее выдержку, которой она всегда так гордилась. Она вспыхнула, услышав его имя, как девчонка, которую застали за вырезыванием пронзенного сердца на парте. Ведь она же взрослая женщина, и такие сентиментальные выходки ей вовсе не к лицу.
И все же неизвестно почему, Фейс вдруг стало весело.
— Джини, Джини! — закричала она. — Пора идти по магазинам — ведь сегодня суббота!
В ее словах прозвучало такое воодушевление, что, несмотря на прозаический смысл, их можно было переложить в песню.
Чудесное утро как нельзя больше подходило к ее настроению. Они с Джини и щенком Лики весело шагали под окаймлявшими улицу деревьями гинкго. Фейс сломала ветку с веерообразными листьями и дала Джини.