Василиса Опасная. Воздушныи? наряд пери
Шрифт:
– Она украла мою фотографию, – быстро сказала я. – Вот зачем она тогда залезла ко мне в комнату.
Вольпина растерянно пожала плечами и заканючила:
– Почему она снова обвиняет меня? Все знают, что на нее охотился зохак. Наверное, он притворился мной…
– Ври больше! – не выдержала я. – Твою хитрую ухмылку я из тысячи узнаю. Это была ты, а не зохак. Или ты с ним заодно?
– Краснова, успокойтесь, – велел Кош Невмертич и поднял с пола фотографию студентки-первокурсницы. – Очень интересно. А это у вас откуда, Вольпина?
–
– Фотографии придется изъять, – мягко сказал ректор. – Думаю, стенгазета и без них будет хороша. А вы, Краснова, пройдемте.
Теперь уже я закатила глаза. Разумеется, опять мне никто не поверит!
– Барбара Збыславовна, – ректор передал фотографию Ягушевской, – разберитесь тут. Если найдете фотографию Красновой, сообщите мне, пожалуйста.
– Да нет у меня её фотографии! – возмутилась Вольпина, позабыв о хныканье и жалобной мордочке. – А это – для газеты! А Краснова у вас совсем охамела! И вы опять ничего не сделаете? Ах, ну да! Она же – гордость института! Ей можно врываться в чужие комнаты и студентов избивать!
– Идем, – Кош Невмертич взял меня за плечо и развернул к двери, когда я собиралась снова вцепиться в Вольпину.
Он почти вытолкал меня из комнаты и, под любопытными взглядами студентов, высыпавших в коридор, повел прочь. Трофим пристроился за нами, но ректор только взглянул на него – и телохранитель сразу замедлил шаг и отстал.
Я шла и страдала. Опять ты устроила, Василиса. Ещё раз доказала, что связываться с тобой взрослому мужчине – себе дороже. Кому нужна в подруги взбалмошная особь, которая ведет себя, как дурная малолетка?
– А вы ничего не забыли, Краснова? – спросил Кош Невмертич, когда мы поднимались по лестнице.
Я уже знала, куда она ведет – на этаж, где располагался ректорский кабинет. Сейчас опять заставит чистить яйца. Ради душевного спокойствия.
– Например? – угрюмо поинтересовалась и тут же остановилась, как вкопанная. Балда я! Жарптицевая балда!
– Вот именно, – сказал ректор насмешливо. Потом достал из внутреннего кармана пиджака мою фотографию и показал мне. – Но не бойтесь, это настоящий я. А вы очень рассеянны. Первое, что вы должны были сделать, убедиться, что я – тот самый, за кого себя выдаю. Вы это упустили. Надеюсь, впредь будете внимательнее.
– Между прочим, я вас сразу узнала, – соврала я. – Не вы один так можете.
– Мне-то хоть не сочиняй, Краснова, – он стал подниматься дальше, и я покорно поплелась за ним.
Вот. Сглупила второй раз. Это надо ещё расстараться, но у меня само собой получается. Суперталант, да и только.
– Никак не успокоишься? – спросил Кош Невмертич.
– Это не зохак, – упрямо ответила я.
– Почему уверена?
– Уверена – и всё. Прямых доказательств у меня, конечно, нет. Но это точно не он. Он не стал бы рыться в моих вещах тайком. Он бы… не стал. Он не такой, вобщем.
– Успела так хорошо его узнать? – усмехнулся Кош Невмертич.
– Фотку украла Вольпина, – упрямо повторила я. – И остальные фотографии она, наверняка, собирала специально. Не для газеты.
– Мы это проверим. Кража фотографий – не преступление, но когда это делает особь с волшебными силами, лучше перестраховаться. Но навредить тебе через фотографию Вольпина вряд ли сможет.
– Не думаю, что вы успели так хорошо её узнать, – не удержалась я от колкости.
– Смею надеяться, в этом опыта у меня побольше, – заметил он.
«Ничего они не найдут», – тоскливо подумала я.
Вольпина снова покажется жертвой, а я – завистливой королевой из сказки, которая хочет отравить бедную Белоснежку.
Мы поднялись на нужный этаж, вот уже блеснули шляпки серебряных гвоздей на двери кабинета, но Кош Невмертич не торопился входить и даже придержал меня за плечо.
– Тихо, – велел он и приоткрыл дверь, осторожно потянув кольцо в зубах черепа с рубиновыми глазами.
Что там? Кто-то залез в кабинет тайком?.. Зохак?..
Но послышался знакомый голос, и я выдохнула – Борька. А он-то что там делает? Наказали за что-то? Зачем тогда мы тут прячемся? Э-э… подглядываем, что ли?
Сколько раз я подслушивала и подглядывала под этой дверью, а теперь пришлось это делать в компании ректора.
На диване у стены сидел живой скелет. Он бессильно уронил руки на колени и только веки без ресниц медленно поднимались и опускались, на мгновение скрывая блеск глаз. А рядом сидел Борька. Он закрыл лицо ладонями и… плакал. Всхлипывал, захлебываясь рыданьями и даже подвывал, как маленький.
– Ну всё, не реви, – проскрипел скелет, с трудом поднял костлявую руку и хотел коснуться Борькиного плеча, но передумал и снова положил руку на колено.
Борька отнял ладони от лица – физиономия была опухшей, зареванной, и проскулил:
– Пап… Прости меня?..
Костлявая рука опять поднялась и коснулась Борькиной макушки.
– Это ты меня прости… – скрипучий голос прозвучал сдавленно, будто его обладателю было трудно дышать.
Ректор закрыл дверь, и мы на цыпочках отошли в конец коридора. Там мы остановились и долго молчали. Кош Невмертич смотрел на меня, а я смотрела в пол. Мне было и совестно, и радостно, и тяжело, и легко на душе одновременно.
– Спасибо, – сказала я, наконец.
– Теперь жар-птица спокойна? – спросил ректор. – Я заслужил поцелуй?
– Что? – я изумленно вскинула голову, и к моим губам прижались мужские губы – горячие, твердые, жадные.
Я закрыла глаза, полностью растворившись в этом поцелуе. Мелькнула досадливая мысль: опять Вольпина со своими чарами… Но в следующую секунду я забыла думать об этой недоделанной пери. Потому что то, что сейчас происходило – это было по-настоящему волшебно. Совсем не так, как когда мы расколотили все яйца. Тогда была крышесносная страсть, а теперь… что-то нежнее, что-то мягче, но в то же время – сильнее.