Василий Блюхер. Книга 1
Шрифт:
Дверь открыла сама Надежда Илларионовна и удивленно пожала плечами.
— Не узнаете, гражданочка? — весело спросил Янис, потирая от мороза руки. — Раньше не мог зайти, дел, как говорится, по горло.
Надежда Илларионовна тотчас изменилась и, желая задобрить матроса, притворно улыбнулась.
— Я вас не забыла, Ян…
— Карлович, — подсказал Балодис.
— Совершенно верно, Ян Карлович. Я хворала всю неделю, да и сейчас чувствую себя скверно.
Надежда Илларионовна незаметно прикрыла ногой дверь в столовую, откуда донесся сдавленный кашель, и это сразу насторожило Балодиса. Из визитера и кавалера он тотчас преобразился в матроса и порученца главкома.
— Сожалею, гражданочка, что болели и не дали мне знать, а сейчас я не на огонек забежал, а поговорить по важному делу. Пройдемте в столовую!
На лице Надежды Илларионовны вспыхнул яркий румянец. Она не спеша открыла дверь и пригласила:
— Пожалуйста!
В столовой никого не оказалось, и матрос был немало удивлен. Ведь он ясно слышал, как именно в этой комнате кто-то сдержанно кашлянул.
— Присядем! — бесцеремонно пригласил он хозяйку и, отодвинув стул, уселся первый, небрежно положив на стол деревянную кобуру с маузером.
Надежда Илларионовна, боясь смотреть на страшный револьвер, который, как ей казалось, неминуемо выстрелит, все же повернулась к матросу и произнесла:
— Я вас слушаю, Ян Карлович.
Матрос видел перед собой красивый женский профиль, сколотые на затылке пышные волосы, готовые вот-вот рассыпаться. В первый раз она была куда любезней и ее взгляды так много обещали, что могла закружиться голова. Сейчас она была так же хороша, пожалуй еще соблазнительней.
— Я организовал санитарный отряд, — словно докладывая, сообщил он ей серьезно. — Требуется, понятно, доктор. Не укажете ли на подходящего человека в городе?
Надежда Илларионовна, не поворачивая головы, ответила чужим голосом:
— К сожалению, среди моих знакомых нет врачей.
— Жаль, — сказал матрос, наклонив голову набок, словно ему так было удобнее ее рассматривать, и постучал пальцами по кобуре. — Может, все-таки вспомните?
— Нет, нет, никого из врачей я не знаю. Чем могла — помогла, надо будет — еще помогу.
— Вы что ж, одна живете? — поинтересовался Янис.
— Со мной еще родственница по матери, двоюродная тетушка.
— А там что у вас? — показал он рукой на портьеру.
Только сейчас Надежда Илларионовна заметила у него на сгибе кисти синее, слинявшее сердечко с пронзенной стрелой и дрогнувшим голосом ответила:
— Моя спальня.
— Пройдемте туда! — без стеснения предложил Балодис, поднявшись со стула, и торопливо застегнул бушлат.
— Что вы? — испуганно пролепетала Надежда Илларионовна. — Это по меньшей мере неудобно. Если сюда зайдет моя тетушка — я сгорю со стыда. Ведь она может бог знает что подумать.
— Мне все равно, что она подумает. Берите свечу, и идемте, — приказал Балодис. — Я к вам пришел не по любовным делам. Вы, видать, мадам высокого полета, а нам попроще надо.
Дрожащими руками Надежда Илларионовна взяла подсвечник и, тяжело ступая, медленно подошла к портьере. Раздвинув ее, она, не переступая порога, протянула подсвечник вперед. На стенах заколыхались лохматые тени. Балодис, наблюдая за ее руками, спокойно забрал подсвечник и спросил:
— Значит, здесь вы спите?
— Да.
— Одна?
— Ну, понятно.
— А кто кашлял, когда мы беседовали в коридоре?
— Ах, это мой племянник, — нашлась Надежда Илларионовна, — я совершенно забыла вам о нем сказать. Он только вчера приехал из Уральска и отдыхает.
Балодис вернулся к столу, поставил подсвечник, вынул из кобуры маузер и строго скомандовал:
— А ну, племянничек, выходи в столовую!
В спальне зашебуршили, потом послышался стук упавшего кресла, и из-за портьеры выглянул молодой человек с таким испуганным видом, что матрос невольно улыбнулся, показав Надежде Илларионовне два ряда белоснежных зубов.
— Ты что ж в темноте сидишь, как крот?
— Спал на тетиной тахте. — Зубы у молодого человека клацали.
— Дрожишь?
— Холодно спросонок.
— Покажи документы!
— У меня их выкрали в дороге.
— Ну одевайся, молодчик, пойдем!
Надежда Илларионовна мысленно проклинала Сашку за то, что он вернулся к ней, а себя за сострадание к нему и отворачивала лицо от матроса, а матрос злился на себя за то, что поверил ее лукавой улыбке. «Чуть было не сплоховал, братишка», — подумал он.
Когда Балодис ушел, уводя Почивалова, Надежда Илларионовна закрыла за ними дверь, быстро прошла в свой будуар и бросилась на тахту.
Тщательно выбритый и одетый в новый трофейный френч Цвиллинг сидел в своем кабинете с Елькиным.
— Я убедился, что разговоры о военном счастье — болтовня, — запальчиво сказал Елькин. — Чтобы командовать и принять правильное решение, нужен талант. Блюхер им обладает.
— Согласен с тобой, но как бы эта победа не вскружила ему голову.
— Да как ты можешь так говорить? — обижаясь за Блюхера, возразил Елькин. — Вот уж кто действительно скромный человек, так это он. Что он тебе давеча сказал? «Ты, говорит, Цвиллинг, предревкома — ты и бери власть в руки». Ты слышал об отрядах братьев Кашириных и Томина? Мне рассказывали, что в станицах висят их приказы и каждый подписывается — главком такой-то. Возможно, что они революционно настроены и искренне борются против Дутова, но каждый из них мнит о себе по меньшей мере как о Крыленке. Блюхер же ни одной листовки пока не издал и не любит, когда его называют главкомом. В Блюхере рабочая закваска и настоящая идейность коммуниста.