Ватага (сборник)
Шрифт:
— Ну, в час добрый… Андрей, доченька, лупите к островам. Я за Матреной… — крикнул Пров, когда они выбежали на берег.
Здесь все вздохнули свободно.
Закрываясь зипуном, Пров торопливо направился проулком.
— На речку, братцы, на речку!.. Бросай все! Сгоришь!! — раскатывался по пожару его голос.
В бурьяне, возле изгороди, копошились двое.
— Вы чего тут, ребята? Айда на острова! Живо! — крикнул он, узнав бродяг, и побежал дальше.
Антон повернул вслед ему голову и вновь нагнулся.
— Иванушка, голубчик… Спасай душеньку… Вздымай,
За руки, за ноги бродяги приподняли женщину и грузно понесли.
Даша, по пояс нагая, вся розовая в лучах зарева, висла головой к земле, мела землю черной с блеском гривой волос и пьяно бормотала:
— Не бей… Не бей меня, Феденька… погубитель…
— Тащи! Чево встал! — крикнул Ванька Свистопляс.
— Дай дух перевести… Ой, смерть…
Андрей и Анна быстро шли вдоль берега. Ноги их увязали в мокром песке, шуршали галькой. Анна тихо улыбалась, прислушиваясь, как сзади нее звучат шаги Андрея. Она задерживает шаг, берет Андрея за руку и нежно заглядывает в его глаза.
— Андрей, — тихо-тихо шепчет Анна. — Андреюшка…
Она вся в прошлом, вся в будущем , светлом и бурлящем, как пылающая кругом сизо-огненная тайга. И не жаль ей Кедровки, не жаль утлых, обгорелых лачуг, ничего не жаль, и ничто не страшит ее , потому что Андрей с нею и все идет, как надо.
— Опирайся… Держись! — И они плечо в плечо пошли неглубоким бродом к острову через шумный речной поток. Вода стремительно неслась, вся в белой пене, словно кипела холодным кипятком.
— Ничего, тут мелко! Ну-ка!.. — заглушая говор струй, подбадривала она, почувствовав робость Андрея.
Остров большой и плоский, весь в скатных камнях, медленно приближался к ним.
— А мы уж тута-ка!.. На коне перебрели, — крикнул им Пров. — Ну, слава те Христу.
Они все тесно встали на бугор. У их ног, согнув спину, всхлипывала Матрена. Ветер разогнал здесь дым, но осиянная тьма вся дрожала от говора пламени, и воздух был насыщен жаром. По ту сторону острова речка глубже, спокойней. Над позлащенной водой, то здесь, то там, черными кочками торчали человечьи головы.
— Отсиживаются… — твердо сказал Пров, махнув рукой.
Андрей скользнул по воде оторопелым взглядом и вздохнул.
— Которые на пашню убрались… а которые… дак… привечный спокой… чезнули, поди… — пуще завсхлипывала Матрена.
— Пьянство… пакость всякая… — сказал Пров, голос его был жесток, суров.
Анна стояла молча, серьезная. Она правой рукой держала концы разорвавшейся на груди рубахи, а левой поглаживала мать. Андрей не видел в Анне безумия, взор ее был вдумчив, спокоен.
— Сила, — задрав на огонь голову, густым, хриплым басом бухал Пров. — Силища кака пластат… Фу!
Андрей взглянул на него и удивился. Никогда он не чувствовал таким Прова. Он даже отступил от него в сторону, чтоб пристальней разглядеть его. Здесь был другой Пров, — не тот, что направил при таежной дороге в его грудь ружье, не тот, что пал к его ногам, там, у часовни, и молил его, и ронял слезы. Огромным посивевшим
Крутые плечи Прова, широкая спина, плавно и глубоко вздымавшаяся грудь накопили столько неуемной мощи, что, казалось, трещал кафтан. Большие угрюмые глаза упрямо грозили огню.
Андрей вдруг показался себе маленьким, ничтожным, незначащим, будто песчинка на затерявшейся заклятой тропе. Какой ветер метнул его сюда? Неужели всему конец? Конец его думам, его гордым когда-то мечтам?
И опять вспомнилась, стала мерещиться ему Русь, — Русь могутная, необъятная, мрачная и дикая, как сама тайга. Русь шевелилась, шептала, ворочала каменные жернова в его отяжелевшем мозгу. И чудилось Андрею, что уж сизый дым ползет по ней и клубится. Потоки подземного огня клокочут и предостерегающе стучат в просоленные слезами недра. С запада к глубокому востоку, от юга к северу гудит и хлещет по простору шквал. Все в страхе, напряженно ждет, все приникло, приготовилось: вот грядет хозяин жатвы. Русь! Веруй! Огнем очищаешься и обелишься. В слезах потонешь, но будешь вознесена.
— Сила!!
Андрей очнулся от голоса Прова. Пожар не утихал, и схлынули с Андрея все чары, все то, что провидел его новый взор. Андрей робко поднял глаза на Прова. Широкий большой мужик каменным истуканом недвижимо стоял, скрестив на груди руки. Его волосы и бороду чесал ветер, глаза по-прежнему властно грозили пожару: вот-вот нагнется Пров, всадит в землю чугунные свои пальцы и, взодрав толстый пласт, как шкуру с матерого зверя, перевернет вверх корнями всю тайгу.
У Андрея неожиданно дрогнуло сердце, все замелькало в глазах, и как-то сами собой покатились слезы.
«Пров, ты можешь… Спасай…» — умиленно шептала душа, но уста не повиновались.
— Гибнет… Боже мой, все гибнет…
— Андрей! Анна! — глухо бухнул Пров. — Ничего… Пущай чистит.
Он часто задышал, высоко вскинул огромные кулаки и так сильно ими потряс, что подрубленные в скобку волосы стали враз подпрыгивать и шлепать по ушам.
— Гори… Гори, постылая!.. — с тупой злобой крикнул он, и словно лопнула от натуги мощь — Пров зашатался. Он запрокинул руки, схватился за затылок, грузно сел, привалившись спиной к пню.
— Народишко… достаток… Несусветимо… Прахом все… — Он мотнул головой и уставился в землю.
— Тятенька, родимый, — опустилась перед ним Анна, заглядывая ему в лицо. — Не тужи, новое будет, хорошее. Тятенька, Андреюшка… мамынька…
— Живите, ворочайте, — шептал Пров, не подымая головы. — Авось как не то… Э-эх-ма-а-а…
А пожарище неудержимо гулял по тайге разливным морем. Вихри огня с гудением и рокотом взлетали к раскаленному докрасна небу, игриво и весело рассекая черные клубящиеся облака смоляного дыма. До широкой поляны докатился огонь. По ту сторону поляны вдруг шевельнулась, заплясала в лучах света стена тайги; как живые, задвигались, задрожали деревья. Пламя желтым бушующим сводом жадно загибалось над поляной.