Ватерлиния (сборник)
Шрифт:
Право на свободное волеизъявление? Гм-м… Я могу сколько угодно изъявлять свою волю, это ничего не изменит. Не то.
Право на отдых? Но, с точки зрения вельбота, мы только и делаем, что отдыхаем. Не то.
Право на ненасилие над личностью? Чепуха, такого права не существует. Что такое насилие над личностью – ударить личность по голове? Не только. А дисциплина и единоначалие, присущее, скажем, космофлоту, – это не насилие над личностью? Будет ли сладок без кнута пресловутый пряник? А государство? А воспитание ребенка – не насилие над его личностью? Терпим же. Сколько угодно насилия над личностью – и ничего, живем и будем
Не то. Я оставил эту мысль там, где она лежала. Правда, несколько позже выяснилось, что она все же пустила во мне кое-какие корни.
– Ладно, – сказал я, решившись начать сначала. – Ты можешь перечислить все права, которыми любой человек вправе воспользоваться?
– Право на жизнь, – начал вельбот. – Это основополагающее право, поэтому оно стоит первым пунктом в перечне гарантированных прав. Хотя, строго говоря, по закону все права равноценны и ни одно из них не может быть доминантно над другими.
– Дальше, дальше, – поторопил я. – Не болтай лишнего. Если понадобятся комментарии, я спрошу отдельно.
– Пункт два: право на труд как средство существования, – продолжил он. – Пункт три: право на труд как источник наслаждения; пункт четыре: право на рекреацию, пункт пять: право на здоровье…
Я терпеливо слушал. Примерно на пятидесятом пункте у меня заболела голова, а еще через полчаса я, вероятно, был похож на марафонца в конце дистанции и остро завидовал пещерным охотникам, косматым пращурам человечества, имевшим только одно право: жить, пока не съели звери. Я чувствовал себя опутанным правами по рукам и ногам.
– Пункт двести восемь, – тягуче тянул вельбот, – право на эстетические ценности как средство самосовершенствования. Пункт двести девять: право на продление жизни домашнему животному как средству сохранения душевного спокойствия человека…
– А домашнему растению? – спросил я с некоторой надеждой.
– Такого пункта нет.
– Ясно. Давай дальше.
К концу перечня я совсем ошалел. Человечество поработало не зря: триста семьдесят семь гарантированных прав охватывали, казалось, все. В перечне нашлось даже право отказаться от выбора способа смерти для человека, замыслившего самоубийство. Решительно не представляю себе, как это можно осуществить.
– Это все? – спросил я.
– Перечень исчерпан, – подтвердила машина. – Что-нибудь непонятно?
– Да, – сказал я, собирая в кучу растрепанные мысли и ища соломинку, за которую можно ухватиться. – Непонятно. Объясни мне, пожалуйста, каким таким образом мне здесь обеспечивается право на здоровье, если Рыба-Кит жужжит у меня над ухом каждую минуту? Он мне надоел и действует на нервы. А ведь нервничать вредно для здоровья, не так ли?
– Поясняю, – сказал механизм. – Человек, желающий избежать опасности для здоровья, может удалиться от источника этой опасности либо уничтожить его. В случае, если источник опасности не может быть уничтожен, поскольку также является человеком, и если он преследует человека, человек может удаляться непрерывно, сохраняя между собой и источником опасности безопасное расстояние…
– Да ты соображаешь, что говоришь! – закричал я. – Это что же, мне придется все время от него бегать?
– Физическая активность приносит пользу здоровью человека, – сообщил механизм.
Я задохнулся.
– Второй человек, являющийся источником опасности для здоровья первого, преследуя его, также реализует свое
– Ну вот что, – ядовито сказал я, сдерживаясь из последних сил, – скажи тогда: как мне в этих условиях реализовать свое право на хобби… то есть… это… на время, материалы и условия для занятия деятельностью… в общем, пункт двадцать семь? А? Подумай и скажи, да смотри не задымись от натуги. Умник.
– Какой род деятельности имеется в виду? – последовал вопрос.
– Выращивание конусоидов, – ответил я, предчувствуя свой триумф. – Это растения. Растут в горшках.
– Поясняю, – немедленно ответил механизм. – Человек, удаляющийся от источника опасности, может взять горшки себе под мышку…
Позднее я понял, что был не прав, машина не способна на преднамеренную издевку. Но в тот момент, когдя я прыгал на одной ноге и массировал другую, отбитую о борт вельбота, мне было не до логики. А тут еще явился Рыба-Кит и сказал, что я неправильно дышу, что мой случай (вы подумайте – мой случай!) очень запущенный и что ничего не поделаешь, придется ему заняться мною с самых азов, но это ничего, ибо если правильно заложить основы, развитие парапсихологических способностей пойдет дальше уже само собой. Я впал в отчаяние и весь остаток дня просидел на траве, тупо уставясь в одну точку и согласно кивая, когда мой гуру останавливался, чтобы перевести дух. Мне было все равно.
Решение – и, как мне показалось, удачное, я нашел на следующее утро, когда Рыба-Кит еще спал. Оно показалось мне таким простым и ясным, что я чуть не подпрыгнул от радости. Река! Как-то раз Рыба-Кит сознался, что не умеет, к сожалению, плавать. А по-моему – к счастью!
Осторожно, чтобы не разбудить спящего, я снял одно из пассажирских койко-кресел вельбота. Вельбот молчал: видно, решил, что я имею на это право. Кресло было пухлым и легким – вспененная пластмасса, – но на всякий случай я отделил металлические крепления. Плотик был готов.
Стараясь не производить ни малейшего шума, я собрал свои пожитки, нашел палатку и тихонько вынес вещи из вельбота. Через полчаса на берегу реки высилась скромная горка моего имущества и я раздумывал, что перевезти на тот берег в первую очередь. Разумеется, не конусоиды – их нужно везти последними, мало ли что. А вот палатку, обувь и часть баллончиков – можно.
Раздеваясь, я услышал позади крики и обернулся. С пригорка по направлению ко мне со всех ног бежал Рыба-Кит. Ему не хотелось оставаться одному, он кричал и на бегу отчаянно размахивал руками. Сочувствия во мне он не вызывал. Я усмехнулся, спустил плотик на воду и поплыл. Вода была теплая, ленивое течение медленно сносило меня в сторону. Внутренне я ликовал и даже начал было напевать что-то бодренькое, но тут же глотнул воды, закашлялся и решил ликовать молча.
Плаваю я неважно, а тут еще приходилось толкать перед собой довольно-таки нескладный плотик. Кое-как проплыв около трети ширины реки, я оглянулся. Рыба-Кит был уже на берегу и что-то кричал мне вслед, обильно жестикулируя, судя по жестам – умолял вернуться. Нет уж, дудки. Обидно то, что ко второму заплыву мне, судя по всему, придется готовиться, выслушивая его упреки в бессердечии с самого близкого расстояния, а может быть – как знать? – даже нейтрализуя определенное физическое противодействие – но разве цель того не стоила? Ничего не поделаешь, думал я, работая ногами и отфыркиваясь. Придется быть жестоким.