Вавилон-17. Пересечение Эйнштейна
Шрифт:
Ее игривое настроение передалось ему, и не то она кокетливо взяла его за руку, не то он, к своему изумлению, взял ее, но под его пальцами призрак показался материальным, словно… кожа на ощупь была гладкой, словно…
– Такая бойкая. Я и не ожидал, что молодая девушка может вот просто так подойти… и так себя вести.
Она вновь очаровательно парировала, и он почувствовал, что она ему близка, ближе, совсем близко, а ее милая болтовня казалась музыкой, фразой из…
– Ты
Она его прервала – словом? поцелуем? грозным взглядом? улыбкой? Это было уже не забавно – теперь в нем вспыхнуло ошеломление, страх, восторг; прикосновение ее тела – ни с чем не сравнимое чувство. Запомнить, запечатлеть – форму, ощущение в мышцах, испаряющееся по мере того, как ослабевает контакт. Она уходит. Она смеется так, словно… как будто…
Таможенник стоял, и смех ее уходил вместе с ней, а в его сознании, отступающем отливной волной, на месте этой пустоты только закручивались водовороты недоумения…
V
Коготь уже на подходе возвестил:
– Все отлично. Нашли кого нужно.
– Ребята позже подойдут, – добавил Калли.
Ридра передала таможеннику три психокарты:
– Они прибудут на корабль за два часа до… что случилось?
Данил Д. Эпплби протянул руку за картами:
– Я… она…
И больше ничего выговорить не смог.
– Кто? – спросила Ридра. И под ее встревоженным взглядом исчезли – да что ж такое-то! – последние обрывки воспоминаний о… о…
– Суккуб! – расхохотался Калли. – Пока мы ходили, к нему суккуб подкатил!
– Да уж, – сказал Коготь. – Только гляньте на него.
Рон тоже засмеялся.
– Женщина… вроде бы. Помню, что я говорил.
– На сколько она тебя нагрела? – спросил Коготь.
– Нагрела?
– Он не в курсе, – сказал Рон.
Калли ухмыльнулся Навигатору-три, потом таможеннику:
– Проверь бумажник.
– Чего?
– Проверь.
Он недоверчиво полез в карман, раскрыл отсвечивающий металлом конверт:
– Десять, двадцать… Но после кафе было же пятьдесят!
Калли хлопнул себя по ляжкам и загоготал. Отсмеявшись, приобнял таможенника за плечи:
– Еще пару раз – и станешь настоящим транспортником.
– Но ведь… Я…
Зияющая пустота на месте украденных воспоминаний отдавалась настоящей болью. Выпотрошенный бумажник был не важен и пошл. На глаза навернулись слезы.
– Но ведь она была… – Он смущенно увяз в концовке предложения.
– Что она была, дружище? – спросил Калли.
– Она… была… – Как ни грустно, прибавить было нечего.
– Знаешь, бестелесность – штука не такая уж бестелесная, – сказал Коготь. – Ну и ’риемчики у них довольно сомнительные. Сам сколько раз ’о ’адался – даже вс’оминать стыдно.
– На дорогу домой она вам оставила, – сказала Ридра. – Но я возмещу.
– Да нет, я…
– Брось, капитан! Он заплатил и получил за свои деньги сполна. Разве не так, таможня?
От смущения он не смог ничего выговорить и только кивнул.
– Тогда проверьте, пожалуйста, индексы, – сказала Ридра. – Нам еще нужен Капрал и Навигатор-один.
Из автомата Ридра снова позвонила в управление Флота. Ага, есть взвод. И капрала порекомендовали.
– Отлично, – сказала Ридра и передала трубку таможеннику.
Он взял у штабного индексы и ввел в систему, чтобы проверить на интеграцию с данными Глаза, Уха и Носа. Показатели Капрала выглядели очень прилично.
– Похоже, талантливый координатор.
– Чересчур хороших ка’ралов не бывает. Особенно если взвод необстрелянный, – тряхнул гривой Коготь. – Этих салаг держать надо вот как.
– Должен удержать. Я такого высокого индекса совместимости уже сто лет не видел.
– На кой черт твоя совместимость! – рявкнул Калли. – Лучше скажи, как у него с озверимостью? Может при случае дать хороший поджопник?
Таможенник пожал плечами:
– Вес – двести семьдесят фунтов, а рост – всего пять футов девять дюймов. Под слоем жира любой толстяк, по-моему, тот еще тиран.
– Тогда ладно, – рассмеялся Калли.
– Куда ’оедем заделывать ’робоину? – спросил Коготь.
Ридра не поняла.
– За Навигатором-один.
– В Морг.
Рон нахмурился. Калли выглядел озадаченным. Разноцветные жучки опоясали его шею и снова разбежались по груди.
– Ты же понимаешь, что нам нужна девушка, которая…
– Все будет.
Они вышли из Бестелесного сектора, сели на монорельс, проехали над петляющими улицами транспортных районов, выбрались к космодрому. В черноте за окнами горели голубые сигнальные огни. Корабли взлетали белыми всполохами; отдаляясь, синели и совсем вдалеке превращались в ржавом воздухе в кроваво-красные точки.
Первые минут двадцать они под гудение рельсов еще перешучивались. От флуоресцентных ламп по лицам и коленям сидящих переливались зеленые пятна. Но постепенно боковое покачивание вагона сменилось ровной тягой, и пассажиры один за другим смолкли. Таможенник всю дорогу сидел тихо, пытаясь восстановить в памяти ее лицо, слова, тело, но воспоминания не давались. Словно вдруг возникла потребность что-то высказать, ты начал было говорить, а мысль ускользнула – и во рту пустота, утраченный текст о любви.