Вчера-позавчера
Шрифт:
Желтая тоска была разлита в тот день над кварталом, и даже голос Торы, громкий во все дни, был измученным и слабым. Узенькие улицы, настолько узкие, что только один нагруженный верблюд может пройти там, стояли без малейшего дуновения ветерка; и каждый дом прижимался к своему соседу; ведь когда строили Меа-Шеарим, не знали, какой ширины проложить улицы, тогда вспомнили Мишну, раздел, где говорится о верблюде, нагруженном хлопком и проходящем по улице, пошли и наняли верблюда, и нагрузили его хлопком, и измерили ширину занимаемого им пространства. А дома строили стена к стене, дом к дому, чтобы использовать обе стороны стены — справа и слева. А тот, к кому был милостив Всевышний, добавлял себе спустя годы мансарду или балкон для сукки.
Ицхак вошел в ворота напротив домов Натана. Дома эти окружены железными столбами, не позволяющими повозкам заезжать внутрь, и выходит, что дома как бы стоят в клетке. Два ряда лавок расположено внутри этой ограды, и лавочники сидят там перед своими витринами — одни на подогнутых под себя ногах, как сидят сефарды, другие — согнувшись, как принято у ашкеназов, а еще перед каждой лавкой внизу на земле сидит хромой или слепой, безногий или безрукий, или покрытый язвами; и перед каждым — кружка для подаяния, и мухи и комары облепляют их глаза, и солнце прожаривает их язвы, а кружки для подаяния сверкают на солнце. Ицхак, который за все время жизни в Яффе не видел нищего с протянутой рукой, смотрел на них в замешательстве. Как только понял, что им надо, заторопился подать этому грош и этому грош, пока не раздал милостыню всем.
Плетется Ицхак мимо домов и лавок. Лавки распахнуты настежь, и у лавочников сомкнуты глаза, как у людей, мечтающих хоть немного поспать. Если бы не комары да мухи, они опустили бы головы на руки и задремали. Напротив домов и лавок сидят старые торговки возле своих шатких ставен, и их ввалившиеся губы шевелятся, как будто они молятся или жуют. Бредет Ицхак, и задела его собака. Посмотрела собака на человеческое существо: человек наткнулся на нее и не пинает ее ногами?! И посмотрел Ицхак на собаку: собака не лает на него?! Тут подошел Ицхак к лавке подержанных вещей и остановился.
Взглянул на него лавочник и спросил о чем-то. Молчал Ицхак и не отвечал ему. Сказал ему лавочник: «Уверен я был, что сефард ты и потому обратился к тебе на языке сефардов. Ты хочешь купить что-нибудь?» Тут же предложил он ему всякого рода товары: самовар для чая, и кальян для курения, и бухарские одеяния, и музыкальную шкатулку, и обручальное кольцо. Когда услышал, что тот ищет кровать, вскочил и сказал: «Купил я сегодня металлическую кровать у учителя-немца, гоя, вот она, перед тобой». Принялся он расхваливать кровать, какие у нее пружины и какой матрас, и есть у нее позолоченный шар в изголовье в виде птицы. Когда увидел лавочник, что все еще тот не торопится покупать кровать, сказал ему: «Скажу тебе еще одно, что тебе понравится. Видишь ты эту кровать? Сколько бы ты ни искал в ней, не найдешь в ней клопа, ведь она принадлежала гою, а у гоев принято следить за чистотой, как сказано в Гемаре: „Поклоняющиеся звездам следят за чистотой“».
Спросил Ицхак лавочника: «Почем ты продаешь ее?» Лавочник подумал, решил не спешить — и принялся расхваливать кровать и немцев: «Любая вещь, вышедшая из их рук, сделана прекрасно, не то что у братьев наших, сынов Исраэля, да не будем мы упомянуты вместе с гоями; ведь если делают они вещь — назавтра ты выбрасываешь ее на помойку, мы же ожидаем каждый день прихода Машиаха [47] , так к чему нам беспокоиться о завтрашнем дне? Но как вещи немцев — прочные, так и они сами — жесткие и твердолобые. Если бы слышал ты, друг мой, сколько просил тот немец за эту кровать, плюнул бы ты ему в лицо. Но я — я не прошу с тебя даже половины. Все-таки ты еврей, хотя пейсы твои срезаны и борода твоя сбрита конечно же разрешенным способом, без бритвы. Вообще-то надо сказать, подобает борода еврею и даже гою, да не будем упомянуты мы вместе. Своими глазами видел я прусского короля, да удостоюсь я так увидеть царя Машиаха, и был он с густой бородой. Итак, друг мой, сколько даешь ты за кровать эту? Добавь пару бишликов, и вот она — твоя! Если ты не добавляешь два, добавь бишлик с половиной. Если не бишлик с половиной — бишлик. Или, чтобы оба мы были довольны, полбишлика. Клянусь тебе, что мне стыдно за тебя. Выглядишь, как современный человек, а торгуешься, как живущий на халуку».
47
Мессия.
Согласился Ицхак и прибавил ему. Позвал грузчика, чтобы тот доставил ему его кровать. Размотал грузчик свои веревки, и взвалил ее на плечи, и привязал ее. И несмотря на то что два дня он постился, вчера — постился за плату, а сегодня — постился из-за дурного сна, несмотря на это, пошел он сноровисто, ведь он уже приучил свои внешние органы тела не зависеть от внутренних органов; те — созданы для еды и питья, а эти — созданы, чтобы работать и поднимать тяжести. И мало того, он еще обрадовался: этой ночью видел он во сне кровать и испугался, что, может, пришло ему время умирать; теперь, когда попалась ему эта ноша, разгадал он свой сон к добру: это та самая кровать, на которую намекали ему Небеса. Пошел он за Ицхаком, пока не пришли они в его комнату и не поставили кровать между дверью и окном. Расплатился с ним Ицхак и растянулся на собственной кровати.
И в доме, и во дворе — все замерло от жары. Кладовые и лавки, товары и их владельцы — все впали в дремоту, как бывает в жаркий день. Хорошо было Ицхаку, что он снял комнату только для себя и купил себе широкую кровать. Из-за глубокой усталости не стал он есть, хотя не ел с утра и был голоден. Но не прошло и четверти часа, как вскочил он с кровати, точно укушенный скорпионом. Скорпион не укусил его, как учили мы в трактате «Авот» [48] «и не принесет вред змея и скорпион в Иерусалиме никогда», но армия клопов вышла из стен дома встретить своих собратьев в кровати и по пути напала на Ицхака. Еще до этого явились комары и маленькие мухи из тех, что до войны назывались маленькими мушками, а после войны стали называться песчаными мухами, и присоединились к клопам. Он еще сражается с ними, как послышался мышиный писк. Пироги, те самые, что дала ему Соня, соблазнили мышь.
48
«Пиркей Авот» («Поучения отцов») — трактат из Мишны.
Тем временем проснулся двор, как и все иерусалимские дворы, что просыпаются в летнее время года к вечеру. Зажег Ицхак свечу и стал осматривать кровать. Свеча у него в руке, и тут укусил его комар. Отбросил он свечу и стал сосать руку. Явился комар и укусил его в лицо. Мало ему комаров — искусали его песчаные мухи. Вернулся он в кровать, занял оборонительную позицию и принялся воевать со своими врагами. Однако их — много, а он — один. Поджал он руки и съежился весь, дабы сократить для них поле деятельности.
Тем временем покончили его соседи с едой и из каждой комнаты вышли на свои балконы подышать воздухом, и говорили с другом о жаре и о пыли, пока не наступила полночь. Не один раз вскакивал Ицхак с кровати, и выходил на балкон, и стоял там — ведь он все еще не купил себе стул. Под конец стали подкашиваться под ним ноги, и он вернулся в постель. Одолел его сон, и он заснул.
В тот самый час, когда забылся он сном, подул северный ветер, и погода изменилась к лучшему. А когда проснулся, на дворе играл ясный, чудесный день. Воздух был насыщен душистой влагой, и в пространстве разносился аромат утренней цветочной росы. Позабыл Ицхак все, что случилось с ним вчера. Это — прекрасное свойство Эрец Исраэль: хороший день заставляет забыть плохой день. Он лег спать на пустой желудок и встал утром голодным. Сладко потянулся и соскочил с кровати, умыл лицо и руки, и оделся, и спустился на улицу купить себе что-нибудь поесть. Лавки уже открылись, и начался трудовой день, для кого — радостный, для кого — печальный, как кому на роду написано. Только он решил зайти в лавку, как увидел группу грузин, торгующих бисквитами, пирогами, лепешками. Только решил подойти к ним, как увидел закусочную и вошел туда.
Половина закусочной расположена над землей, а половина — в подвальном помещении, над дверью выходит труба, и дым поднимается из трубы. Спускаемся и оказываемся в помещении, длина которого равна его ширине, а высота — высоте человека среднего роста. Сидят там любители чая с лепешками. А тот, у кого есть лишний грош, заказывает себе стакан какао или яйцо, кусочек селедки или овощи, в зависимости от кармана и аппетита.
Заказал себе Ицхак стакан чая и два пирожных-близнеца, воздушных и пустых внутри, так что есть там было нечего. Когда поел и не почувствовал, что поел, заказал себе то, что насыщает человека: хлеб, и яйца, и кабачки, и другие овощи. Как только наелся досыта, стало у него легко на душе, и он разговорился с соседями. Поскольку они были иерусалимцами, а в тот день в Иерусалиме была чудесная погода, начал Ицхак с похвал городу и восхищался его воздухом, услаждающим душу и укрепляющим тело. Не то что Яффа, где с человека льет пот ручьем и размякают все его кости. А поскольку иерусалимцы — люди сердечные и почитают гостей, а их собеседник — житель Яффы, то они с одной стороны его поблагодарили, а с другой стороны ему возразили, но даже возражение их заключалось в том, что они отдали дань уважения его городу. Говорили они: хотя подобает человеку выслушивать похвалы его городу, тем более хвалу Иерусалиму, что приравнивается к заповеди, не стоит пренебрегать Яффой, приморским городом, ведь там человек купается в море и омывает свой пот. Не то — в Иерусалиме, пьющем воду из колодцев. И случаются засушливые годы, когда колодец не наполняется водой и человек вынужден покупать ее у других, тех, что роют себе много колодцев и запасают воду; и чем больше жажда — тем выше они поднимают цены на воду, и иногда у бедного человека нет денег даже на каплю воды смочить губы. Но бывает, что и весь город страдает от этой напасти, богатые наравне с бедными, в те годы, когда запираются небеса и колодцы высыхают. И было однажды, что целый год не выпадали дожди, и вынуждены были люди в пасхальную ночь совершать омовение рук вином; и случилось чудо — в эту самую ночь полили такие сильные дожди, что даже смыло несколько домов. Рассказ тянет за собой рассказ, а за этим — еще один рассказ, и каждый говорит о том, что видел собственными глазами или слышал от своего отца, а тот в свою очередь слышал это от иерусалимских старцев, и приятель его подтверждает, что все это правда, и он тоже слышал это.