Вдоль каменного пояса
Шрифт:
— Совсем светло место лагерь искать!
Кому что, а ему «место лагерь, олень мох». Старик, конечно, испугался в первые секунды, но у него это быстро прошло. Не раз он видел такие картины в тайге. Мне же диск луны казался неимоверно огромным и таинственным.
— Манья-Тумп совсем близко, — сказал Петр Ефимович и показал на гору, из-за которой только что вынырнула луна.
Так вот каким сюрпризом встречает нас Манья-Тумп— некогда священная гора, на которой по преданиям стояла одно время легендарная Золотая Баба, идол и предмет поклонения окрестных, да и не только окрестных, племен...
Скоро на речке показались шпили высоких елей, озаренных лунным светом. Это была еловая роща, омываемая со всех сторон речкой. В тайге часто так бывает: раздвоившись на две протоки, речка образует лесной остров. Как правило, на нем почему-то всегда растут громадные ели.
Мы перебрались через речку на лесистый остров и на берегу, обращенном к луне, устроили лагерь.
Непередаваема красота лунной ночи в тайге. Тишина такая, что слышно собственное дыхание. Слышно, как шумит пламя в костре, как переливаются струи воды в речке. А кругом все застыло: не шелохнется ни единый листок, деревья словно окаменели навсегда. Сказкой веет от их бессильно опущенных ветвей.
Лежавшая у костра собака все время была настороже и тихо урчала. Она то и дело оглядывалась по сторонам, ее уши все время были в движении. Животное слышало такие звуки, которые нашему уху недоступны. Ночная тайга была полна жизни.
Лунная ночь в тайге — это поэма, это симфония. Тайны ночного леса, пожалуй, можно выразить только музыкой...
Мы сидели вокруг костра, молча ели вареного глухаря, молча пили чай, посматривая на выступающую из-за леса Манья-Тумп. Нам в такую ночь и сон не шел.
— Сколько километров до Манья-Тумп?
Старик вынул изо рта трубку, посмотрел на силуэт горы:
— Может, три, может, четыре.
Задача наша очень ясная — мы должны подняться на вершину. Но как на это посмотрит старик? Как бы не обидеть его.
— Петр Ефимович, нам нужно подняться на Манья-Тумп.
Старик снова вынул трубку изо рта, внимательно посмотрел на меня.
— Зачем тебе Манья-Тумп? Ходи тайга — лось много, глухарь есть!
— Мы должны заснять гору, на которой стоял ваш бог. Пойдешь с нами?
Старик замотал головой.
— Не сердись, начальник, Манья-Тумп моя ходи нету: боюсь.
— Вместе-то ведь не страшно!
Манси снова замотал головой:
41
3 М, Заплатин
— Сам ходи, моя нету.
Я молча любовался лунным пейзажем. Вдруг возникла дерзкая мысль:
— Паша! Пойдем ночью на гору!
Павел на какой-то миг стушевался, но быстро опомнился:
— Пойдем!
— А не боишься?
— Нет!
— А я боюсь, но очень хочется пойти. Попробуем?
— Попробуем!
Старик слушал нас и качал головой, очевидно, думая: «Вот попал в компанию!» Он пытался отговаривать нас:
— Зачем тайга ночью ходи? Завтра пойдешь!
Но дерзкая затея не давала нам покоя. Кто откажется идти по тайге в такую сказочную ночь!
— Чево я делай буду? — спросил старик.
— Отдыхай! Утром харюзков надергай, глухарь прилетит — стреляй.
Мы забрали киноаппаратуру, еду, ружья, электрические фонари и, взвалив на плечи рюкзаки, пошли. Старик провожал нас некоторое время по берегу и, как мне казалось, был очень задумчив. Я попытался подбодрить его:
— Все будет хорошо, Петр Ефимович! Жди нас завтра.
Он наклонился ко мне и тихо, чтобы не слышал Павел, сказал:
— Увидишь чево Манья-Тумп, не трогай: больной будешь.
Петр Ефимович показал рукой, куда нам идти,
и вернулся к лагерю. Мы с Пашей сразу же попали в таинственный и страшный мир.
Шли, выбирая освещенные луной места. Там, куда не проникал лунный свет, стояла зловещая темнота. Ночной лес всегда вызывает в человеке чувство боязни и настороженности. Мы держались ближе друг к другу и поминутно освещали темные места. Не притаился ли кто-нибудь там? Шли молча, напрямик через лога и завалы, по камням и глубокому мху, через мелкие ручьи, заросшие высокой травой.
Все время поднимаясь, мы незаметно обошли гору. С одного из бугров увидели ее вершину, черной шапкой выступающую среди леса. Отсюда хорошо было видно, что Манья-Тумп стоит отдельно от Уральского хребта.
Луна стояла в самом зените, но как только она скроется за гору, мы окажемся в темноте. В тайге тогда будет еще страшнее. Надо спешить. Старик наверняка беспокоится за нас и если не увидит огонька на вершине, то подумает, что с нами что-то случилось.
Включив фонари, снова лезем вверх. Часто останавливаемся, отдыхаем. Разговариваем шепотом, руки бьет мелкая дрожь. Но какая-то сила все равно гонит вверх. Паша часто смотрит на меня, очевидно, старается увидеть выражение моего лица. Я в свою очередь тоже слежу за его лицом. Виновато улыбаемся друг другу. Наконец, я говорю:
— Довольно, Пашка, трусить!
— А сам-то ты!..
Мы вышли на освещенный склон. Над ночной тайгой струился холодный лунный свет. Лесные холмы внизу тонули в легкой зеленоватой дымке. В звездном небе висел ослепительный серебряный диск. По долине Тозамтоуи тянулся дымок — наш старик палил костер.
Подъем стал пологим, вершина горы постепенно теряла свой куполообразный вид. Чем выше к ней поднимались, тем больше она выравнивалась. Скоро стали видны просветы между деревьями, стоящими на противоположном склоне.
— Смотри-ка, смотри! — быстрым шепотом проговорил Павел.
Я вздрогнул от неожиданности, остановился и посмотрел туда, куда указывал мой спутник. На одном из деревьев чернел силуэт оленьих рогов. Паша осветил их фонарем и опустил пятно света по стволу вниз. На земле валялся череп какого-то животного. Среди мха торчал старый продырявленный котел. К огромному камню были прислонены чурки с выструганными на концах головами идолов. С ветвей деревьев, как длинные лишаи, свисали светлые полуистлевшие тряпки. Это было, по всей вероятности, заброшенное жертвенное место.