Вдруг выпал снег. Год любви
Шрифт:
— Угадай, где я была?
Лиля посмотрела на красно-белую сумку из синтетики, которую Жанна держала в руке, и сказала:
— В магазине.
— Это потом. А сначала в парикмахерской.
Они разом захохотали.
В комнате у Жанны Лиля объявила:
— Я согласна. Я согласна работать в вашей поликлинике.
Жанна обняла Лилю и поцеловала. Потом отстранилась и вспомнила:
— Что я делаю! Ведь, возможно, я носительница инфекции?
— Ко мне ничего не пристает, — похвасталась Лиля.
— И так бывает… — Жанна потом спросила: — Петр Петрович не звонил?
— Он
Метель застала их на полпути. Она внезапно выросла белым, похожим на смерч столбом: завывая и кружась, он ударил по капоту и ветровым стеклам машины с такой силой, что «газик» качнулся и замедлил ход.
Коробейник поспешно переключил скорость, сбросил газ. «Дворники» метались из стороны в сторону, скребли стекла. Но впереди уже была сплошная белая стена, даже не стена, а месиво. И видимость отсутствовала начисто. Коробейник насупился, остановил машину.
— Да, — сказал Кутузов, — с такой погодой я сталкивался в Заполярье.
— А я нигде, — признался Игорь.
Кутузов засмеялся сдержанно, умудренно:
— Молодой еще, Игорь Петрович. И не такое увидишь.
Внезапно после этих слов произошло чудо. Стекла под дворниками заголубели, точно маленькие озера. Стала видна дорога, лес справа от нее и облепленный снегом поднятый вверх железнодорожный шлагбаум. Небо над дорогой светилось бескрайнее. Но слева над сопками ползла туча, низкая и снежная.
Матвеев сказал Коробейнику:
— Поехали в лесничество. Может, успеем до новой метели.
Коробейник отжал сцепление. Машина тронулась. Вначале медленно, как бы на ощупь, потом стала набирать скорость.
Кутузов закурил. Чуть повернулся, положил руку на спинку сиденья. Сказал:
— В сорок четвертом… Я тогда старшим лейтенантом был… В армейской газете. Послал меня редактор в саперный батальон за материалом. И свой пикап дал. Старый. А дал потому, что саперы обещали ему резину поменять. Поехали. И нас в дороге метель застала. Не такой смерч, однако метет, видимость плохая. «Дворники» не работают. Проедем чуть-чуть, шофер выскочит из машины, стекло протрет и опять за баранку. А накануне немцы дорогу бомбили. И по правой стороне громадная воронка оказалась. Словом, угодили мы в эту воронку. Разбиться не разбились, а выбраться не можем. Решили переждать, пока пурга кончится. Потом машины пойдут, кто-нибудь из ребят вытащит… Сидим покуриваем. Вдруг наш пикап как подбросит! Потом треск. Стекло боковое вылетело. И громадная лошадиная морда, да как заржет мне в ухо… Я, конечно, подумал, что это взрыв и что я уже на том свете, а там меня нечистая встречает…
Коробейник свернул влево. Машину качнуло. Кутузов сжал рукой спинку сиденья. Братья Матвеевы улыбнулись. Улыбнулся и Кутузов.
— А случилось вот что… Ехал солдат на санях. Не помню уже, чего он вез… Увидел нас в самый последний момент. Лошадь завернул, а сани на нас вынесло. Лошадь упала…
Матвеев сказал:
— На войне всегда ходили рядом и смешное и трагическое.
Машина теперь двигалась по лесной, совершенно занесенной снегом дороге. А может, даже по просеке. Надрывно завывал мотор.
— Не застрянем? — спросил Матвеев.
— Все будет в порядке,
Небо вновь потемнело, пошел снег, пока еще редкий, «дворники» легко справлялись с ним. Ствол поваленной березы вырос вдруг перед машиной, снег лежал поверху белым пушистым воротником.
— Это хуже, — сказал Коробейник.
Остановил машину и вышел.
На просеке снег закрывал ему половину сапог. Но когда шофер попытался обойти березу, то сразу провалился по колено. Лицо его сделалось еще более хмурым, чем обычно. Он покачал головой. Снял рукавицу, запустил руку в снег, ощупывая скрытую под снегом землю. Потом вытер руку о ватник. Вернулся к машине.
— Можем застрять.
Полковник Матвеев повернулся к журналистам:
— Давайте пройдем пешком. Здесь метров триста-четыреста.
— Рискнем, — сказал Кутузов.
Открыл дверку и ступил в снег…
Дом лесника они увидели под сопкой. Мезонин, четыре окна. Забор, подпертый сугробами. Возле калитки и до самого порога снег разбросан в стороны.
— Ребята, нам повезло, — объявил полковник Матвеев. Он шел первым. — Банька топится.
Действительно, в глубине двора меж соснами виднелось неказистое деревянное строение, и над трубой там клубился дым. Впрочем, дым поднимался и над крышей дома.
Громадный рыжевато-коричневый пес, скорее всего из породы московской сторожевой, показался на крыльце, с лаем спустился по ступенькам.
— Пират! — крикнул полковник Матвеев. — Свои.
Пес остановился, еще раза три подал голос и замолчал. Из бани на лай собаки вышел бородатый мужчина в выгоревшем солдатском ватнике, наброшенном на плечи. Шапка на его голове тоже была солдатская, со следом звездочки на меху. Он наклонил голову к левому плечу и смотрел сощурясь.
— Лаврентий! — сказал полковник Матвеев. — Принимай гостей.
Лаврентий изобразил на лице радость. И поспешил к остановившимся возле собаки офицерам.
— Добрый день! — сказал он, пожимая руки. — А у меня сердце с утра чувствовало, что сегодня кто-нибудь да уважит меня. Вот и баньку протопил. Свеженькая.
— Ну и отлично, — похвалил полковник Матвеев. — Знакомься. Гости из Москвы. Журналисты. Полковник Кутузов. А это брат мой родной — Игорь.
— Проходите в дом. Пожалуйста, проходите.
В доме лесничего Игорь ожидал увидеть деревянные лавки, закопченные стены, чугунки, оленьи рога, шкуры животных. Увидел же только последнее — шкуру медведя, которая лежала на тахте. А так это был самый нормальный дом с современной мебелью, стены оклеены веселыми обоями, на столе транзисторный радиоприемник «Спидола». Печка изразцовая, лилово-желтая.
— Все это есть у него во флигеле. При бане, — пояснил полковник Матвеев. — Потом посмотрите.
— Раздевайтесь, дорогие гости! Раздевайтесь! — суетился Лаврентий. — Завтрак у меня готов. Лосятина в грибной подливе.
— Это хорошо, — сказал Кутузов, стаскивая перчатки. — Крякин горько пожалеет, что не поехал с нами.
— Крякин нигде не пропадет, — возразил Игорь.
— Одно дело не пропасть, другое — вкусно позавтракать. — Кутузов снял шинель и повесил ее на вешалку.
Матвеев сказал Лаврентию: