ВДВ. С неба — в бой
Шрифт:
Такой бардак в афганской армии был нормой. Если бы на них не было военной формы, можно было подумать, что это партизаны. Маршрут был очень тяжелым из-за дорожных условий. Дорога во многих местах была размыта, а в некоторых полностью затоплена. На протяжении всего маршрута работа была в основном у разведчиков и саперов. Саперы занимались дорогой, а разведчики их прикрывали.
В одном месте в горах разведчики обнаружили небольшой склад с продовольствием, без охраны. Хотели его уничтожить, а затем передумали и отдали афганским солдатам. К вечеру на перевале разведчики обнаружили группу душманов из семи человек, но до них было далеко, и комдив решил шугануть по ним огнем из вертолетов. Через какое-то время стало темно, и обследование результатов удара вертолетов перенесли на утро. Утром разведчики обследовали место расположения душманов. Кровищи кругом полно, но к утру своих душманы унесли. Духам все же крепко на орехи досталось. К обеду достигли указанного города, хотя городом эти развалины трудно было назвать. Они больше напоминали Сталинград в годы войны. Бомбы сыпались на этот город не один день по указанию представителей аминовского режима. В километре от этих развалин мы стали лагерем. Естественно, окружили себя охраной. Плато, на котором располагался наш и афганский лагерь, располагалось на высоте около двух тысяч метров выше уровня моря. К нам каждое утро прилетали вертолеты, которые мы использовали для воздушной разведки. Далее на юг от Бисхуда вся долина была затоплена водой, которая сошла с гор. Ждем неделю, представителей народной власти нет. Ждем вторую. Чтобы как-то разнообразить время пребывания, решили провести соревнование между десантниками и афганцами. Разведчики тоже выставили
Прошла еще одна неделя. От властей ни слуху. В воскресенье приехал полковник Красный, привез правительственные награды. Вся группировка выстроилась на ровной площадке, а на левом фланге построились афганские солдаты. Список награжденных был большой. В нем значилась и моя фамилия. Красный мне вручил орден Красной Звезды. Не обошла награда и моих дивизионных разведчиков. После награждения стали соображать, а как же в такой обстановке наши награды обмыть. И снова выручили разведчики, Куранов и Сафаров. Припрятали они родимую, вот она и пригодилась. С началом четвертой недели Рябченко при докладе командарму напомнил, что у него в Кабуле осталась дивизия. Через пару дней Рябченко улетел к личному составу в Кабул, старшим группировки за себя он оставил командира полка подполковника Шпака. К концу месяца стали готовиться к возвращению на свою базу в Кабул. Накануне выхода Шпак, как старший группировки, собрал командиров подразделений, каждому определил задачу и порядок ее выполнения. Меня он просил обеспечить тыловое прикрытие группировки дивизионной разведкой. Ближе к обеду к нам прибыл вертолет с провизией. На этом же вертолете с офицерами-разведчиками мы пролетели над маршрутом. Вода заметно спала. На перевале снег сошел, дорога тоже была сухая. Через некоторое время мы вернулись в лагерь и, когда я выходил из вертолета, ко мне подошел Симуков, начальник разведки полка: «Михаил Федорович, вас просит Георгий Иванович». Около вертолета Литошу, командиру разведроты полка, и Марченко, командиру дивизионной группы, отдал указания по подготовке разведчиков к ведению разведки на маршруте движения. В палатке были в сборе все офицеры оперативной группы. Шпак мне говорит: «Миша, ну сколько тебя можно ждать? Садись, буду до вас доводить боевую задачу на завтра». На столе был ужин и целая канистра молдавского вина, которую кто-то из его сослуживцев попутным рейсом передал из Молдавии. Совещание за дружеской беседой затянулось надолго. По паре стаканов хорошего вина нам все же досталось. Утром еще раз проинспектировал разведчиков на готовность к выходу. Около двенадцати колонна с мерами охранения тронулась в путь. Где-то через час движения голова колонны стала втягиваться в ущелье. Вроде бы пока все спокойно. Над нашими головами прошла пара вертолетов по направлению к Кабулу. Через полчаса Литош мне доложил, что голова колонны подвергается обстрелу из стрелкового оружия. Предположительно стрельба ведется со стороны кишлака, который находится за речкой с правой стороны по ходу колонны. Колонна, естественно, остановилась. Я вышел из бронетранспортера и осторожно, прикрываясь техникой, направился в голову колонны. Прошел метров пятьдесят, слышу, началась стрельба в тылу. Бегом возвращаюсь обратно к бронетранспортеру. Рядом с моей машиной стоял «Урал», а из-за колеса прапорщик ведет огонь из автомата по одной из высоток. Я попытался, изучая местность из-за БТРД, определить, откуда ведется огонь по колонне. Около кишлака отчетливо видел перебегающего человека, который тут же за дувалом скрылся. Кричу прапору: «Ты видел около кишлака человека?» — «Нет, я стреляю по высоте». И вдруг около его каблука я увидел фонтанчик пыли, поднятый пулей. Резко поворачиваю голову назад, вижу на высотке сзади две головы, которые смотрели в нашу сторону. Быстро перебежал на другую сторону бронетранспортера. Механику кричу: «Сдай назад и левее». А прапорщику, чтобы сменил позицию. Механик дернул машину, и, как назло, слетает гусеница. Я пулей вовнутрь БТРД, включаю станцию и начинаю вызывать Марченко. От волнения злюсь, ну, отзовись же ты наконец. «Слушаю, Первый», — раздалось в наушниках. «Ты меня наблюдаешь, передаю открытым текстом». — «Да, вижу БТРД. От меня левее на второй высотке наблюдаю двух душманов. Зайди им в тыл, но только осторожно». — «Задачу понял, выполняю», — ответил Марченко. За время моего разговора с офицером механик-водитель успел натянул гусеницу и поставил машину на выгодную позицию для стрельбы. Перелез к курсовому пулемету, посмотрел в триплекс, позицию духов наблюдаю. Они словно угадали мои мысли и исчезли за камнями. Посмотрел влево и увидел пятерых разведчиков, которые, пригнувшись, стали быстро заходить в тыл мятежникам. Среди них узнал Ивонина, Курановаи Сафарова. «Ты, смотри, одни сержанты», — подумал про бойцов. Остальные уже были за скатами высотки, их не успел разглядеть. Дай, думаю, подсоблю парням огнем из пулемета, подвел марку прицела под камни, за которыми прятались душманы, и очередью около сорока патронов, не меньше, расстрелял позицию духов. Вокруг камней поднялась пыль и каменные брызги. Через минуту-другую на обратном скате высотки началась интенсивная стрельба и тут же закончилась. Про себя думаю, молодцы пацаны, замочили духов. Об успешном выполнении задачи минут через пять доложил Марченко: «Только душманов оказалось не двое, а трое, и есть предположение, что двоим все же удалось сбежать». — «И на том молодцы, а сейчас, Валера, надо усилить наблюдение за местностью». Механик на ухо кричит: «Товарищ майор, вас вызывает старший», — и протягивает наушники. Шпак запросил обстановку в тылу колонны. Кратко доложил о бое разведчиков и о результатах. «За тыловое охранение отвечает дивизионка, мне чаще докладывай обстановку». — «Договорились. Хорошо». К этому времени стрельба в голове колонны прекратилась. После переклички с командирами подразделений по радио колонна двинулась вперед. На перевале, несмотря на то что саперы проверили наличие мин, все же произошел подрыв гаубицы.
После взрыва она была непригодна к стрельбе, в ее ствол, казенную часть положили тротиловые шашки и сбросили в обрыв.
К полуночи группировка вышла из ущелья, на отдых расположилась на небольшом плато около речки. На другом берегу находился кишлак. Ночью его не было видно, и только по лаю собак определили, что рядом находится селение. Шпак собрал нас и подвел результаты марша за день. При боестолкновении уничтожено пять душманов, но мы потеряли артиллериста, наводчика орудия, а на перевале на установленной душманами мине подорвалась гаубица. Утром в ожидании прилета вертолетов носилки с телом артиллериста вынесли из санитарной машины и поставили между боевыми машинами. Любопытные афганцы пытались рассмотреть, а сколько там носилок, и, возможно, позлорадствовать. Хамаганов шуганул афганцев и дал команду поставить носилки обратно в санитарную машину. На небольшом военном совете решили отомстить душманам за смерть нашего солдата. Батареей 120 мм-минометов нанесли огневой удар по кишлаку, из которого духи вели огонь по колонне, а затем ударила пара вертолетов. О результатах огневого удара по кишлаку я узнал через армейскую агентуру через месяц. В кишлаке погибло около двух десятков мятежников, возможно, эта общая цифра потерь, наверняка среди них были и мирные жители.
На этом наши военные приключения не закончились.
В течение светлого времени колонна двигалась спокойно. Правда, один раз из-за речки душман попытался обстрелять колонну, но мы в его сторону так стрельнули, что ему мало не показалось. К началу темноты группировка подошла к кишлаку, но подступы к нему и дорога на большом участке были затоплены. Двигались медленно и осторожно, на ощупь, ориентировались только по посадке вдоль дороги. Нам повезло, что местные жители не сняли мост, который мы установили через речку, когда шли в Бисхуд. Как только колонна прошла кишлак, сразу же с двух сторон с невысоких сопок по нам был открыт огонь из стрелкового оружия. Пули зацокали по броне. В ответ по вспышкам из боевых машин наводчики открыли плотный огонь. Особенно губительным для душманов был огонь из пулеметов трассирующими пулями. Десятки зеленоватых трассирующих нитей тянулись к вспышкам, которые были хорошо видны в темноте, и в конце концов они навсегда исчезали. В наушниках шлемофона ежеминутно раздавались характерные щелчки, от которых иногда приходилось вздрагивать, уж очень велико было душевное напряжение. Через доли секунды услышал голос Шпака: «Как у тебя обстановка в тылу?» — «Пока под контролем». — «Прошу, тереби своих, чтобы были внимательнее и своевременно вскрывали огневые точки душманов, и чаще выходи на меня с докладом». — «Хорошо». Да, тяжела ты, шапка Мономаха, в такой обстановке, подумал про Шпака. Запрашиваю Марченко: «Что нового у тебя?» — «Пока все хорошо, но пришлось сделать короткую остановку. Что за причина? Да один местный придурок почти в упор стрелял по машине. Куранов вовремя заметил и тоже в ответ очередью. Автомат забрали, а духа около дороги бросили». — «Ты его тоже как трофей хотел загрузить на машину, что ли?» — «Да нет же, это я мысль свою неправильно изложил». — «Валера, пусть командиры следят за местностью и людьми, в дороге находимся, не ровен час, и закемарить могут». — «Понятно, но у нас все в готовности находятся».
Стало рассветать, колонна подошла к окраине Котай-Ашру, чтобы привести себя в готовность для последнего броска на Кабул. Марченко подошел ко мне и говорит: «В наши БМД было одиннадцать пулевых попаданий, конечно, для брони это были комариные укусы, но следы заметны». Механик-водитель громко говорит: «И у нашей машины есть царапина от пули. Вот в санитарной машине насчитали три пробоины, но, к счастью, ни одна из пуль водителя не зацепила». Пошел дальше к голове колонны. Смотрю, внизу около обочины дороги лежит кверху гусеницами КШМ начальника штаба полка, майора Иванова. Боевой машиной быстро поставили штабную машину на гусеницы. И вот здесь мы ахнули. Из-под машины подняли тело майора Иванова. Оказалось, машина остановилась на обочине дороги в том месте, которое было подмыто, и под тяжестью машины грунт постепенно проседал, осыпался, и машина быстро стала крениться на бок и опрокинулась, а наверху на броне Александр принимал доклады от командиров подразделений. Все произошло мгновенно, Иванов не успел отреагировать и оказался под машиной, придавленный ее многотонным весом. Любопытные афганцы тут как тут. Пока разбирались, докладывали наверх о случившемся, подлетели вертолеты и увезли в морг, который был в нашем медсанбате, тело Иванова. Афганское подразделение где-то недалеко дислоцировалось, поэтому подозвали комбата, поблагодарили за совместные действия и отправили домой. Конечно, никаких действий с их стороны показано не было, более того они просто были для нас обузой. Вдобавок мы их еще подкармливали, горючим заправляли автомобили. На их машинах не было ни одной пробоины, да оно и понятно, разве может земляк в земляка стрелять. Вся тяжесть операции, все пробоины, все потери были нашими, а для афганцев это была по времени долгая и трудная прогулка за счет шурави.
К обеду мы без приключений прибыли на свою базу. Прошло немногим больше трех недель, как мы отсутствовали в лагере. За это время произошли заметные перемены. В Кабульской чаше установилась настоящая жара, на территории штаба дивизии полным ходом разворачивалось строительство двух щитовых строений. В дивизионной разведроте старшина Андрейчук заканчивал строительство бани, планом был предусмотрен и небольшой бассейн. Это очень радовало солдат, и они вовсю старались помочь старшине.
В первые месяцы нашего пребывания в Афганистане в выходные дни по вечерам нам крутили патриотические фильмы. Вместо клуба была приспособлена большая лагерная палатка, несколько заглубленная в землю. Скамейками служили обычные доски, привезенные из Союза. Киношная палатка находилась рядом с палаткой оперативного дежурного. После просмотра фильма я всегда заходил к оперативному дежурному, чтобы уточнить обстановку в целом по дивизии и по разведподразделениям в частности. Интересовались положением дел в своих подчиненных подразделениях и остальные начальники служб.
Из штаба армии поступила команда готовиться к походу, только сейчас не на юг, а на север. Зачистку района проводили недалеко от Баграма совместно с ферганцами. Находились в районе боевых действий около трех суток. Последнюю ночь заночевали у ферганцев. По указанию командующего ВДВ полк оперативно подчинялся нашему комдиву. Утром группировка заправила боевую технику и стала готовиться к возвращению в Кабул. В это время около нашей колонны появился маленький щенок рыжей масти, очень веселый, игривый, так и тянется к солдатам. На какое-то время все отвлеклись от своих обязанностей. В конце концов этого щенка привезли в Кабул и назвали его Баграм. Кто конкретно был его хозяином, сейчас припомнить трудно, но когда он подрос, его можно было встретить в палаточном городке штаба дивизии, артполка, батальона связи и разведроты. Он рос ласковым и добродушным, его все старались чем-то угостить и разговаривали с ним, как с человеком. Со временем стал настоящим русским псом и люто ненавидел афганцев. Если где-то в городке встретит афганца, запросто мог порвать. Летом в часы зноя, полы палаток днем поднимали, чтобы они немного продувались. Он подойдет к палатке, просунет голову и рассматривает нас, угостишь печеньем, рядышком сядет и сидит, а то и развалится на полу. Как правило, он надолго не задерживался, после небольшого отдыха продолжал обход военного городка. Однажды, возвращаясь из роты, смотрю, навстречу мне вальяжно идет рыжий пес, подозвал его, погладил. Он прижался к моим ногам, немного постоял со мной и пошел дальше по направлению роты. Его появление меняло наше настроение в лучшую сторону. Собаку любили все, солдаты и офицеры. Где-то через год Баграм исчез. Никто не мог вразумительно объяснить, что случилось, афганцам в руки этот огромный пес не дался бы. Прошел слух, что его какая-то группа солдат не съели, это нормальное слово, а сожрали и, по всей видимости, не подавились. Время было военное, в тот момент некогда было разбираться, кто сожрал Баграма, а вообще-то стоило. Пошла полоса сплошных боевых действий, и через некоторое время забылся всеобщий любимец Баграм.
Возвратившись из района боевых действий и приведя технику в порядок, мы немного вздохнули. В один из таких более или менее спокойных дней, проходя в столовую, около одной из палаток вижу группу офицеров, среди них мой старший помощник Павлов. «Геннадий Васильевич, пойдем на ужин». — «Нет, спасибо, у меня от этих ржавых консервов появилась изжога. Ужин сегодня пропускаю». Конечно, кормили нас плохо. В основном консервами, а если и было мясо, то австралийского кенгуру. Правда, как-то на аэродроме я встречал самолет «Ан-12» из Ферганы. Так вот он был полностью загружен колбасами и другими деликатесами, но мы этого у себя на столе не видели. Командование дивизии питалось отдельно от офицеров управления, возможно, им что-то перепадало от барского стола командующего армией. Не буду кривить душой, один раз нам на ужин приготовили курицу. Офицеры шутили, полковникам надоело три раза в день жевать курицу, вот они и поделились с нами, не пропадать же добру. Где-то ближе к лету к нашему рациону добавили сгущенку и печенье. Поначалу все с удовольствием съедалось, а потом стали банки складывать в тумбочки.
К этому времени офицеры штаба перебрались в сборно-щитовое общежитие. Накопится несколько банок, иду в роту, пару прихвачу с собой и первым попавшимся разведчикам или старшине отдаю. Солдатам тоже выдавали молоко, но они были молодые, и им всегда хотелось есть, накопить сгущенки у них не получалось. Или же, когда шел в боевое охранение, чтобы уточнить разведывательную информацию у командира батальона, всегда останавливался около поста царандоя. Боевое охранение было связано с постом, а при необходимости они могли оказать огневую поддержку афганцам. В задачу поста входила проверка транспорта и пассажиров, которые въезжали и выезжали с северо-восточной стороны Кабула. Начальник поста сносно разговаривал по-русски и охотно делился информацией, иногда за услуги получал буханку белого хлеба и пару банок сгущенки. Это все, что я мог для него сделать. Позднее я выяснил, что он работал и на Залмая, секретаря парткома Дехсабского района. С Залмаем у меня были хорошие отношения на протяжении всей моей службы. Он всегда держал меня в курсе дел, которые происходили в районе.
На этом посту было две девушки лет по двадцать, одна из них всегда была рада моему приезду. Я тоже иногда давал ей банку сгущенки или маленькую шоколадку из сухого пайка разведчика. Однажды я подметил, что она тайком от посторонних у себя в палатке курит. Стал угощать ее сигаретами. Офицерам за плату выдавали сигареты «Столичные», а солдатам бесплатно сигареты «Охотничьи». Солдаты их называли «Смерть на болоте». На пачке был нарисован охотник, который из ружья прицеливается в летящую утку. Сигареты девушке передавал незаметно от афганцев, так у нас и наладилось взаимопонимание.