ВДВ. С неба — в бой
Шрифт:
Однако на этом неприятности для командира авиабазы не закончились. Во время разговора наблюдаем, как стремительно разгоняется «МиГ-21». Вот-вот оторвется от земли и с грохотом уйдет в небо. И вдруг на наших глазах происходит что-то невероятное, а возможно, и трагическое. Под нижней частью фюзеляжа появился огромный красно-багровый шар, и тут же до нас доносится взрыв. А самолет как-то неуверенно оторвался от земли и, раскачиваясь из стороны в сторону, стал медленно набирать высоту. Авиатор, как профессионал, сразу заметил, что у самолета нет одного топливного бака, и помчался на аэродром. Я продолжал следить за полетом самолета. Самолет в этот момент был похож на подранка, который неуверенно держался в воздухе, затем развернулся над городом и пошел на посадку. Посадку «МиГ-19» совершил благополучно. Тем не менее к нему сразу помчались автомобили вспомогательной службы и пожарная. Оказалось, два солдата, военных строителя, ведя между собой задушевную беседу, отключились от всего, что происходило вокруг, и поперлись через взлетно-посадочную полосу. Естественно, звука приближающегося самолета они слышать не могли, а летчик на такой скорости ничего поделать не мог. Истребитель на взлетной полосе далеко не автомобиль на дороге, который может объехать препятствие. Самолет на взлете прямолинеен, как шомпол. Другое дело — в воздухе. Строители шли небольшим уступом, тот, что сзади, и попал под дополнительный бак. От удара бак сорвало с крепления, и он взорвался. Солдат оказался в эпицентре взрыва и сгорел мгновенно. Нашли только кусок ремня с бляхой. Второй пережил большой стресс, и его состоянию никто не завидовал. Скорее всего, он остался душевнобольным на всю жизнь. Летчик от всего увиденного тоже пережил большой стресс, но через некоторое время оклемался и продолжал воевать в небе Афганистана. Обо всем увиденном и услышанном доложил Петрякову. «Ну как твое мнение о действиях летчика?» Доложил, как на то время посчитал для себя нужным. «Боевая обстановка вынудила Павлова поступиться инструкциями, и в тот момент принятое им решение было для него правильным, тем более что потерь как с одной стороны, так и с другой не было». — «Вот такую телеграмму за моей подписью и отправляй в штаб армии». На следующее утро мне пришлось вылететь в район Асадабада, где размещался третий батальон 357-го полка, и я не смог, как обещал Павлову, передать содержание текста доклада в армию о его несанкционированном ночном полете. Накануне в семи километрах от дислокации батальона произошло боестолкновение с крупной бандой, это и явилось главной целью полета, а заодно надо было помочь молодому начальнику разведки батальона быстрее войти в курс дела. К этому времени в батальоны, которые воевали в отрыве от главных сил, ввели должность начальника разведки. Позднее боевая обстановка потребовала, чтобы во всех батальонах был начальник разведки.
За несколько дней до встречи с бандой разведчики батальона обнаружили на склоне небольшой горы пещеру. Как она здесь появилась, даже местный осведомитель разведчиков не мог пояснить. Скорее всего, когда-то в ней местные жители добывали белую глину, затем хозяйство пришло все в упадок, и производство прекратилось. Со временем пещера обсыпалась, поросла мелким красивым кустарником. О ней местная бандота каким-то образом прознала и организовала небольшой склад. Отдаленность от кишлаков и делала пещеру скрытой от человеческих глаз. Обнаружили ее случайно. Разведчики возвращались из очередного задания, притомились и решили немного отдохнуть. Место было красивое, поневоле залюбовались декоративными кустами, как будто они были специально высажены заботливыми человеческими руками. Неожиданно обнаружили замаскированную природой пещеру. Проверили. О пещере и содержимом доложили в штаб батальона. За командира оставался начальник штаба Пугачев, который не так давно был командиром разведроты полка. Поговорили и решили пещеру покараулить. В сумерках около пещеры разведчики организовали засаду. И надо же повезло, ждать долго не пришлось.
В штабе дивизии меня встретил оперативный дежурный Литовцев: «Зайди к Петрякову». — «По какому вопросу?» — «Планируется сбор по подготовке нештатных саперов для батальонов из числа младших офицеров. Возможно, по этому». Кто-то из мудрых военных людей подсказал армейскому руководству: если бы в батальонах был нештатный сапер, то наверняка количество подрывов боевой техники на операциях заметно сократилось бы. Высокие начальники всегда любили что-то новое и, на их взгляд, нужное для дела. Взяли и дали добро на проведение недельного сбора на базе инженерно-саперного полка около Чарикара. Кстати, сбор был нужным, так как во время проведения боевых действий на дорогах случались подрывы техники. В нашу дивизию тоже пришла бумага с требованием выделить и доставить на сбор грех офицеров. Вот, оказывается, по какому вопросу Петряков меня вызывал. И точно, как только зашел к нему, он мне тут же: «Скрынников, завтра утром надо отвезти наших офицеров на сбор в Чарикар». После услышанного у меня возник встречный вопрос: «Какое отношение к сбору саперов имеет начальник разведки? И почему я, а не инженер дивизии должен доставить офицеров на сбор. У меня работы не меньше, чем у него», — продолжал заводиться я. «Ну ты же у нас самый боевой, вот тебя и посылаю», — как бы старался умаслить меня начштаба. В общем, слово за слово, и чуть было дело до ругани не дошло, но вовремя сдержался, все же он мой непосредственный начальник. Вышел из кабинета и от обиды громко хлопнул дверью. За дверью слышу: «Скрынников, вернись». Я про себя ругнулся и пошел к себе в кабинет. Вечером он меня больше не беспокоил, а вот утром уже на официальной ноте ставит мне задачу. Указывает маршрут движения, на каких участках быть более бдительным, порядок поддержания связи и, конечно же, время выезда. Я слушал его с безразличным видом, можно подумать, что от его слов будет зависеть моя безопасность. И надо же, в это время мимо нас проходил дивизионный инженер-подполковник Нагуманов, вот на него, несмотря на присутствие строгого шефа, я спустил собак. «Почему я должен выполнять твою работу?» — «Да, такое решение было принято без меня», — стал оправдываться Нагуманов и посмотрел в сторону Петрякова. Начштаба своим волевым решением прекратил наши дебаты. Пришлось мне с прикушенными удилами готовиться к выезду. К штабу подвезли трех старлеев. Они уже знали, что едут со мной, и приветствовали меня. «Покурите пока, парни», — а сам позвонил Ленцову. «Саша, пришли мне двух разведчиков, они поедут со мной в Чарикар и обратно». У водителя БРДМ уточнил, заправлена ли машина. «Под завязку», — ответил водитель. Из люка показался солдат, который был назначен пулеметчиком. «Из пулемета стрелял?» — «Нет», — ответил солдат. «Так какого хрена занимаешь место пулеметчика, вылезай!» Подошли разведчики Безрядин и Нижегородов, оба с боевым опытом. Поздоровался с ними и определил им должности, Безрядина усадил за пулемет, а Нижегородова как связиста за радиостанцию. «Саша, связь с ротой есть?» — «Есть». — «Тогда с богом вперед, а то Петряков начнет ворчать».
Через несколько минут выехали на дорогу Кабул — Чарикар. В это время она была не особо запружена афганскими бурбахайками, и часа через два мы подъезжали к расположению инженерно-саперного полка. Разыскал старшего армейского начальника, который будет отвечать за подготовку и проведение сбора. Сдал своих старлеев и собрался было уезжать обратно, смотрю, навстречу идет Трушков, начальник инженерной службы ферганского полка. «Привет, Володя». — «Привет». — «Ты своих привез на сбор?» — «Не только привез, но и сам остаюсь». — «Володя, возьми под свой контроль и наших офицеров. Идите сюда, — пригласил я их. — Вот на протяжении всего сбора он будет вашим начальником. Понятно?» — «Так точно». — «Держитесь все вместе, так будет лучше. Когда закончатся занятия, позвоните в дивизию, чтобы вас отсюда забрали. Учитесь только на «отлично». Офицерам пожелал успехов и погнал обратно в Кабул. Проехал Т-образный перекресток около Баграма и на дороге увидел скопление боевой техники. Справа и слева глубокие кюветы. Вылез из машины и давай распихивать технику. Оказалось, мотострелки проводят операцию в зеленой зоне, а боевую технику оставили на дороге, поэтому дорога и запружена. С трудом, но все же проехал. Дай, думаю, по пути заскочу в Мирбачакот к начальнику милиции Хушальку и уточню разведданные по его району. Ведь все равно надо будет приезжать. Подъезжаю к его резиденции, ворота нараспашку. Что-то не то, думаю, и непохоже, чтобы у Хушалька был такой бардак. Внимательно осматриваюсь, за ворота выходит часовой, знакомый узбек. Узнав меня, берет на караул. «Где начальник?» — «Здесь», — и показывает рукой на здание, — сейчас выезжает в Кабул». Смотрю, точно, мент садится в машину. «Дриш», — кричу ему, он глянулся и машет мне рукой. Я спрыгнул со своей бронированной колымаги, подошел к Хушальку, поздоровались. «Уезжаешь?» — «Да, в Кабул к руководству, сегодня шеф проводит совещание. Наверно, и мне достанется». — «Удели мне пару минут». — «Не больше». Он быстро ответил на интересующие меня вопросы. Давай поедем одной колонной, а если что, прикроем, предложил я ему. Только проехали Мирбачакот, из виноградника по нам как шандарахнут из гранатомета. Граната ушла от БРДМ вправо и чуть-чуть царапнула багажник, перелетела через дорогу и ударилась в земляной вал. Безрядин видел вспышку, да и дым еще не рассеялся от выстрела, как он давай из крупнокалиберного пулемета поливать свинцом кусты. Хушальк выскочил из машины и тоже из автомата стал строчить. Мы через бойницы по магазину выпустили в том же направлении. Через минуту я в сопровождении Нижегородова, Хушалька и его водителя уже осматривал кусты, из которых нас обстреляли. Осторожно подходим, оружие наготове. Через кусты просматриваются два неподвижных тела. Мент мимо меня нырк за ближайший куст и давай пинать ногами раненого душмана. «Где остальные?» — спрашивает у него. Раненый только мычит, а потом что-то сказал. Не успели мы сообразить, что к чему, а мент бах в духа, и дух готов. Нам стало как-то не по себе. В бою да, а вот к такой расправе мы как-то еще не привыкли. Милиционер, ни слова не говоря, бегом к дому, калитка открыта. Мы за ним в дом. В это время слышим очередь, через мгновение выходит Хушальк и выносит еще один гранатомет. Надо это было видеть, он выносил его торжественно, с улыбкой. Мы сообразили, в кого была произведена очередь. «Можно я заберу гранатометы и покажу своему начальнику?» — «Забирай». Когда мы возвращались к дороге, Александр мне сказал: «Граната все-таки должна была достаться БРДМ». — «Я такого же мнения, Саша, а вообще-то, Восток — дело тонкое». Хушальк понял, что я остался недоволен его расправой над раненым, и около дороги сказал: «Рафик, шакала не надо жалеть. Они за мной охотятся каждую ночь, а я должен их жалеть. Вот хорошо, что ты заехал ко мне сегодня, а то неизвестно, доехал бы я до начальника или нет. Я твой должник. Следующий раз заедешь, плов будем кушать». — «Ладно, Хушальк, мы же люди военные, а за плов заранее благодарю». Конечно, он был честный и отчаянный офицер. Только мы начали осуществлять посадку, подкатила еще одна «Тойота», из нее вышли трое сотрудников Хушалька. Среди приехавших узнал афганца по имени Зуфар, который не так давно подсказал, где его родственник прячет оружие. Он меня тоже узнал и приветливо заулыбался. Капитан подошел к подъехавшим и что-то им сказал. Зуфар сел к нему в машину, а остальных отправил назад. «Как новенький служит?» — «Пока старается. Вспомнил, он ко мне через тебя попал». Так мы в колонне доехали до Кабула. Не останавливаясь, помахали друг другу, и каждый из нас поехал своей дорогой. В штабе о нашем приключении доложил Петрякову. «Я же знал, кого посылать, а ты артачился». Открыл сейф и дает мне бутылку: «Агузаров тебе приз передал, пока ты ездил в Чарикар, я встретил самолет из Ферганы». — «Спирт?» — «А ты что, уже разучился водку от спирта отличать». Оказывается, моя поездка закончилась получением приза от начальника штаба дивизии, который передал мне мой друг из Ферганы, но самое главное, что все хорошо закончилось. А вполне возможно, что фортуна могла бы сегодня совсем другим боком повернуться к нам, разведчикам, а приз был бы предназначен для другого случая.
На выходе из штаба нос в нос столкнулся с полковником Красным. Мы за глаза его называли Папа Красный, а он действительно по возрасту был для нас как отец, тем более участник Великой Отечественной войны. «Послушай, разведчик, завтра еду в штаб армии, хотелось бы какой-нибудь сувенир начальнику привезти. Знаю, у твоих разведчиков все есть». — «А что бы вы хотели?» — «Э… а что есть? Английский штык, кавалерийский винчестер. Если не жалко, то штык, а винчестер — это огнестрельное оружие. Мой генерал — тыловая крыса, может, с оружием не умеет обращаться. Так что пусть штык мне принесет Андрейчук». — «Сейчас позвоню в роту, и старшина вам сувенир принесет». — «Ну вот и ладненько, спасибо тебе, Скрынников», — и пошел к себе в штабную бочку. Наконец и я пришел в комнату. Народ готовился к ужину. Без лишних слов бутылку на стол. «Где ты ее взял?» — «Это приз за сегодняшние удачные боевые действия». — «Тогда банкуй, чего ждешь», — заволновался народ. Бутылку разлили поровну на шестерых. «Ну, давай за твою удачу, — сказал Хамаганов. — Сегодня я был у армейских медиков, так с их слов, нас ждут жаркие дела», — продолжал Вячеслав.
И действительно, вскорости начались частые выходы на боевые действия. Фортуна, предшествующая началу летней кампании, была как-то неблагосклонна ко мне. Вернее, к моим друзьям, а также подчиненным по совместной службе в Фергане. Первая тень, подобно коварной сказочной птице, пронеслась над моим другом Хабаровым в районе Панджшерского ущелья неподалеку от пакистанской границы. Его батальону в этой операции отводилась нелегкая задача: по одному из ущелий, которых было полно по соседству со знаменитым Панджшерским, выйти к кишлаку. По агентурным данным, в кишлаке находилась перевалочная база, которая обеспечивала всем необходимым банды, орудующие в северо-западных провинциях Афганистана. Здесь же находили отдых и банды после своих вылазок на большой дороге, а также группы мятежников из Пакистана после длительного перехода по горам, чтобы после отдыха направляться в нужные провинции. По этому району проходили наиболее короткие и удобные маршруты по доставке оружия и боеприпасов в самую горную и северную провинцию Афганистана — Бадахшан. Однако не все было благополучно в этом районе, часто был слышен стон и плач местного населения, которому доставалось от мятежников. Конечно, основная масса населения поддерживала режим Шах Масуда, но были и те, которые не соглашались с действиями душманов. Сюда же стекались и ценности, награбленные во время нападений на колонны, перевозящие народно-хозяйственные грузы. В этом районе также были несметные залежи полезных ископаемых, а также цветных металлов, что и делало привлекательным район и непосредственно ущелье. Одним словом, игра стоила свеч. Вот эту базу и должен был захватить батальон Хабарова и на какое-то время положить конец свободному хождению банд по горам. Выполнение этой задачи требовало и большой физической подготовки от солдата.
Сначала ехали на боевых машинах, затем дороги не стало. Осталось только направление движения по горным тропам. Шли по этим тропам около тридцати километров, почти до пакистанской границы. Сам по себе маршрут был тяжелым и вдобавок проходил по району, который полностью контролировался людьми Масуда. Шли осторожно, в готовности вступить в бой. По возможности старались идти по теневой стороне ущелья. Леонид вспомнил ферганские горы, когда он был командиром разведвзвода. Вспомнил альпинистов, которые вкладывали всю душу в горную подготовку разведчиков, и показные занятия, в которых сам не раз принимал участие. Вспомнил частые восхождения на горные вершины. Пожалел об одном, что рядом нет тех парней, с которыми он обучался горной подготовке в Ферганской дивизии, и учителей-альпинистов. Через некоторое время отогнал навязчивые мысли и запросил охранение. «Пока спокойно», — был ответ. Он сам с тревогой всматривался в вершины и этого же требовал от разведчиков. Хабаров знал, от зорких глаз горных людей трудно скрыться, поэтому в батальоне соблюдались все меры предосторожности. Тем не менее как ни маскировались, но все же нет-нет да и происходили короткие стычки с мелкими — группами душманов и наблюдательными постами, которые располагались на высотах. Пока батальон удачно, не задерживаясь, сбивал мелкие очаги сопротивления душманов. Капитан Хмель, начальник штаба батальона, регулярно запрашивал обстановку у ротных, и комбат был в курсе дел и мог оперативно влиять на неожиданно возникающую ситуацию. Вот и сейчас Алексей доложил комбату о том, что боковое охранение завязало бой с небольшой группой мятежников, но духи заняли выгодную позицию на высотке и держат под обстрелом большую площадь. Ротный, от которого зависело боковое охранение, не раз бывал в таких переплетах, вот и сейчас, используя складки местности, одному взводу удалось незаметно зайти в тыл противнику и забросать его позиции ручными гранатами. Позднее командиры поймут, с этой высотки духовское охранение контролировало пересечение горных троп, которые вели на север, юг, запад и восток, своеобразный стратегический узел. Устойчивая связь у комбата была и с комбригом, который уж очень часто запрашивал обстановку в батальоне. Порой это отвлекало командира от управления батальоном, но субординация была, есть и будет. Пришлось и на этот раз вести разговор с Плохих (это фамилия у комбрига такая), а сам по себе он был нормальным командиром, и ему тоже хотелось быть в курсе обстановки, которая складывалась в батальонах, тем более когда стреляют с обеих сторон. Хабаров понимал комбрига. Его тоже армия постоянно с обстановкой теребит. Комбрига я знал еще с тех пор, когда он командовал полком в Чирчике. В это время высоко над горами в направлении на юг прошла пара боевых вертушек. У авианаводчика появилась возможность проверить связь. Запросил, и ему тут же ответили. «Полетели бомбить какой-то объект в Панджшере», — сказал авианаводчик. То, что есть устойчивая связь с авиацией, радовало комбата. Хабаров со своими заместителями немного поколдовали и над картой, сверили ее с местностью. Карты давно требовали уточнения, но других пока не было, и с этим приходилось мириться. До объекта уже рукой подать. Батальон в движении находился около пяти часов. Людям нужен небольшой отдых перед решительными действиями. Комбат связался с боевым разведывательным дозором, которым командовал лейтенант Мельников. Взводный доложил, что обстановка пока не вызывает подозрений и он ее держит под контролем, а до объекта, по всем признакам, не более двух километров. Леонид разрешил разведчикам занять выгодную позицию и сделать передышку, но бдительности не терять и быть постоянно на связи. Лейтенант у комбата за смелость и тактическую смекалку был на особом счету. «Вот вернемся после операции на базу, надо будет выдвигать взводного на повышение. Парень давно заслужил повышение по службе, это я все как-то за мирской суетой оттягивал», — подумал комбат. Подозвал к себе заместителей, Хмеля и Бруева: «Давайте уточним наше положение на местности, как лучше выйти к объекту захвата». Внимательно выслушал каждого, высказал свое мнение, как лучше выполнить задачу, и добавил, по тропам дальше не пойдем, возможно, будут мины и очаги сопротивления, будем придерживаться общего направления на объект. Начальник штаба по радио уточнил ротным порядок выполнения задачи и тут же протягивает трубку: «Комбриг на проводе». — «Как он не вовремя», — проворчал про себя комбат. Но комбриг есть комбриг. «Доложите, как у вас дела, комбат?» Пришлось от темы отвлечься и рассказать Плохих, где на данный момент находится батальон и какие его дальнейшие действия. Командир утвердил задачу батальона и дал добро на дальнейшие боевые действия. Комбат пользовался авторитетом у комбрига, и это тоже накладывало своеобразный отпечаток на их взаимоотношения. Хабарову он доверял самые ответственные задачи. После разговора с комбригом комбат сказал: «Ну что, парни, начинаем движение. Хмель, давай команду ротам на продвижение вперед». После непродолжительного привала личный состав приободрился, шагал и вверх, вниз веселее. Батальон с приближением к объекту принял предбоевой порядок. Леонид видел, что центральной роте достался самый тяжелый участок местности: почти отвесные скалы, и она начала отставать от других подразделений. Пришлось дать команду остальным не спешить с движением. Так продолжалось минут тридцать. Наконец рота достигла вершины, и движение вновь ускорилось. Вдруг комбат услышал впереди стрельбу. И тут же на связь вышел Мельников. «Веду бой с группой мятежников. Обстреливают с ближайшей высоты, которая по ходу левее нас». Хабаров с ходу: «Бруев, остаешься за меня», — а сам с несколькими солдатами стал быстро выдвигаться к разведчикам. Впереди стрельба не утихала. Левее разведчиков виднелась высокая отвесная скала высотой метров двести. Вот оттуда душманы и вели огонь по взводу Мельникова. До взвода оставалось метров триста, но местность была, как назло, почти открытая. Пришлось короткими перебежками под огнем противника преодолевать эти опасные метры. Ну, вот он уже около лейтенанта. «Давай, дружище, уточним на местности огневые точки духов. Вон на скале с темным пятном позиция крупнокалиберного пулемета». В подтверждение сказанному душман полоснул из пулемета по десантникам длинной очередью. Кругом засвистели и зацокали пули, поднимая фонтаны вонючей пыли. Голову поднимать не хотелось. Через какие-то доли секунды огонь прекратился. «Лейтенант, давай связь со штабом батальона», — а пока комбат, пользуясь паузой между стрельбой, внимательно осмотрел гору. «Сволочи, удобную позицию выбрали», — ругнулся командир. Пока ставил задачу Бруеву на уничтожение духов ротой, которая идет по этой же горе, душманы, не будь дураками, успели вычислить командира, связиста и давай с новой силой обстреливать десантников. На вершине зарычал ДШК, разрывные пули защелкали совсем рядом. «Мельников, уводи группу из-под обстрела, а мы вас прикроем». Солдаты стремительными перебежками сменили позицию и, в свою очередь, усилили огонь по душманам. Сменил позицию и комбат со своей группой. Осторожно осмотрел высоту. Левее позиции душманов он увидел своих солдат, которые от укрытия к укрытию осторожно приближались к мятежникам. Рядом взводный указывал своим парням все новые и новые цели и не только указывал, но и давал команды на их уничтожение. «Во дает, лейтенант, в смелости ему не откажешь», — подумал комбат. И правда, огонь духов стал менее плотным. Вдруг Хабаров услышал голос недалеко находящегося от него солдата: «Товарищ майор, лейтенанта убили». Командир от такого сообщения вздрогнул и стремительными перебежками бросился к тому месту, где была позиция лейтенанта. От ярости на душманов на какие-то доли секунды потерял осторожность. До лейтенанта оставалось шагов всего несколько, и в это время Леонид почувствовал сильнейший удар в руку выше локтя. Интуитивно залег и тотчас сам себе сказал: «Попали, гады». Какая-то невидимая сила стала сжимать руку, и он почувствовал сильную боль в предплечье. Десантники видели, как их командир неловко падал на землю. Видавшие виды солдаты поняли: с комбатом что-то случилось. Сознание стало оставлять его, но он все же попытался собраться с силами и подползти к лейтенанту. Новый приступ боли вынудил его отказаться от этого. Он смутно слышал глухие разрывы и сильную стрельбу роты, которая наверху уничтожала душманов на их же позициях. Санинструктор перебинтовал его раненую руку. Комбат старался улыбнуться солдатам, которые подходили к нему. О том, что комбат ранен, знал практически уже весь батальон. Подошли заместители, он попытался встать, но подоспевший врач батальона запретил. «Здесь командую я. Лежите спокойно, вертолет вызвали, с минуты на минуту он будет здесь». — «Что с лейтенантом?» — спросил Хабаров. «К сожалению, Мельников погиб», — ответил Хмель. Этот ответ словно молотом шарахнул ему под сердце. Несколько минут он молчал, а затем спросил: «Где Бруев?» — «Я здесь, командир». — «Принимай батальон, операцию не сворачивай, продолжай выполнять задачу по уничтожению душманской базы. Я, вот видишь, вышел из строя, — виновато улыбнулся Леонид. — Лейтенанта не уберегли, жалко, из него получился бы хороший ротный. Алексей! Передай комбригу, что батальон выполняет поставленную задачу». Он услышал шум приближающегося вертолета, и через секунду винтокрылая машина, поднимая клубы пыли, мягко приземлилась неподалеку от Хабарова. Десантники бережно положили на носилки тело лейтенанта и погрузили в вертолет, а затем помогли комбату. Леонид, прежде чем зайти в вертолет, обернулся, помахал рукой солдатам и офицерам. В кабине прижался головой к иллюминатору, в это время вертолет взмыл вверх, а он еще долго смотрел вниз, туда, где остался его батальон. Какая-то пелена то ли от тоски, то ли от боли застилала глаза. Потом он перевел взгляд на тело молодого лейтенанта, которому не суждено было дожить до новых должностей и до встречи с родными и друзьями. Как комбат ни старался крепиться, а укол, который перед вылетом сделал ему врач, делал свое дело, и командир потихоньку забылся. Очнулся он на аэродроме, когда вертолет трясся на металлических плитах, выруливал к стоянке, где его уже дожидался санитарный автомобиль. Весть о том, что Хабаров ранен и его доставили на аэродром, мне сообщил Качанов. Мы быстро помчались на стоянку, куда, как правило, из района боевых действий доставляли раненых и погибших. Вертолет был пустой. «Где раненый?» — спросили У летчиков. — «Только что увезли в медсанбат». Мы следом в медсанбат. Зашли в палатку к Русанову. «Батька, привет. Только что привезли раненого из района боевых действий, где он?» — «Сын, ты где находишься? В медсанбате. Вот поэтому не шуми». — «Ладно, батька, где Хабаров? Это же наш друг».
«Пойдем посмотрим, как дела у вашего друга». Зашли в палатку. Хабаров уже с обработанной рукой, напичканный лекарствами, лежит на носилках, справа и слева от него тоже раненые. Леня под воздействием лекарств с трудом узнал нас, но вспомнил про оставленный батальон, попросил меня позвонить в бригаду и узнать, как дела. Пока Анатолий отвлекал его разговором, я бегом в штаб, позвонил в Кундуз, разузнал все про хабаровский батальон и назад в медсанбат. Комбат немножко отошел от лекарств и даже заметно приободрился от новости, что батальон задачу успешно выполнил и возвращается к месту посадки на боевые машины. Мы еще долго забавляли его разговором, пока медсестра не попросила нас оставить раненого в покое. Пожелав комбату доброго здоровья, мы вышли из палатки: На следующее утро на аэродроме проводили Хабарова в Москву. Определили его в госпиталь им. Бурденко. Ранение у Лени было очень тяжелое.
Месяца через два я возвращался из отпуска. В Афганистан возвращался с большим нежеланием, как кролик в пасть удава. Отпуск, как всегда, пролетел очень быстро и незаметно. Да по-другому летом, а тем более при родителях, друзьях, и не бывает. И вот подкрался тот день, когда тяжесть тоски навалилась на меня подобно той, которую испытывал в прошлом году. Только с каждым годом это переносить становилось все тяжелее и тяжелее. Конечно, нет смысла себя сравнивать с античным героем, который на своих плечах держит край земли, но все же моральная и душевная тяжесть в такие минуты бывает очень сильной. Ну, уж очень не хотелось расставаться с женой, сыном, родителями и уезжать в далекую, а тем более совсем чужую страну, где вдобавок еще и стреляют. Подкрадывалась нехорошая мысль, а смогу ли я их снова увидеть. И тут же сплюнул через левое плечо и от себя отогнал эту дурацкую мысль. Служба в той стране была далеко не похожа на службу в чужих странах, которые назывались советскими группами войск за границей. Там офицеры за свою ратную службу имели огромадные блага. Мы же видели одну и ту же картину каждый день: горы, зной, холод, боевые действия, переживания за своих друзей и подчиненных. Нас в Союзе даже как-то называли «ограниченный контингент», а ведь и правда, мы были ограничены абсолютно во всем. На бытовом уровне офицеры часто поругивали свое правительство, но не больше, и продолжали честно выполнять воинский долг. Вот и я, оставив семью в Белоруссии, летел в сторону Азии, а конкретнее в Фергану через столицу нашей Родины. В Москве мне даже удалось с Хабаровым повидаться. Время было неприемное, но мне, как участнику боевых действий, пошли навстречу. Позвонили в палату, и Хабаров подошел к воротам. Меня через проходную на территорию госпиталя не пропустили. Через чугунные ворота, как смогли, обнялись. Мы оба были рады видеть друг друга. Говорили минут пять, не больше, подошла дежурная медсестра и вежливо меня попросила не задерживать больного, так как ему предстоят процедуры. «Ну, Леня, быстрее выздоравливай». — «А ты берегись в Афганистане».
Встретились мы с ним спустя несколько лет, когда он учился на заочном факультете в Академии им. Фрунзе. В Фергане пару дней с Агузаровым покуролесили. У авиаторов уточнил время вылета борта на Кабул и стал собираться за бугор. Теща напекла в дорогу всяких пирожков. Самолеты в летнее время в Афганистан улетали рано утром, по прохладце, так машинам было легче. Накануне встретился с Ливинским, военным комендантом города, он обещал прислать служебную машину, которая и отвезет меня на аэродром. Утром в Афган вылетали два борта, один на Кабул, другой в Баграм. Оба экипажа были мне знакомы. Стоим около самолета, разговариваем о том о сем, о службе на чужбине. Подъехал командир корабля: «Ждем начальника политотдела, он полетит вместо правого летчика». С начальником политотдела полка я тоже был знаком. В это время к самолету подъехали еще несколько пассажиров. Во время разговора не заметили, как подкатил «уазик», из него вышел начполка. Экипаж построился, а мы, пассажиры, встали несколько левее. Так было принято У авиаторов перед вылетом. Командир доложил о готовности к вылету. И надо же, в это время мимо нас ко второму борту проходил майор Шаронов, командир корабля. Он был из Сибири, заядлый охотник. Когда служил в Фергане, мы часто с ним в выходные заходили в стрелковый тир ДОСААФ, где соревновались в первенстве по стрельбе. Надо ему отдать должное, он частенько перестреливал меня. Я самостоятельно вышел из строя и подошел к нему, начпо мое самовольство не понравилось, правда, это дошло до меня немного позже. Пока мы разговаривали, была подана команда: «По местам», и я поспешил к самолету. Однако прямо перед моим носом техник убрал трап и закрыл дверь. «Эй вы там, а как же я?» — что есть мочи пришлось заорать. Авиатор, который провожал самолет, рассказал: «Начпо сказал, пусть этот подполковник, то есть я, летит в Кабул через Баграм». Разозлился я здорово, лечу, что ли, на Черное море, забежал вперед самолета, показываю ему кулак и обзываю его нехорошими словами. А он, редиска этакая, сидит за штурвалом и делает вид, что не замечает меня. Пришлось с сумкой тащиться к борту Шаронова. «Миша, ты на нашего начпо не серчай, он у нас не от мира сего. Мы ждем не дождемся, когда его куда-нибудь на повышение отправят». Я расположился в гермокабине, и минут через двадцать лету под крылом самолета появился знакомый горный пейзаж серо-зеленого цвета. Через пару минут пейзаж начинает резко меняться. Внизу появились горные вершины, одетые в белоснежные шапки, и поневоле начинаешь щурить глаза от света, который отражается от снега. Пока глаза привыкают к яркому свету, пейзаж начинает меняться, и снова под крылом появляются серо-зеленые горы. Под днищем самолета что-то громыхнуло, от неожиданности вздрогнул. Потом дошло, да это же выпустились шасси. Через минуту-другую за иллюминаторами замелькали капониры для самолетов, а затем и командный пункт аэродрома. Самолет зарулил на стоянку недалеко от штаба полка десантников-ферганцев. Вышел на трап и сразу вдохнул в легкие похожий на ферганский чрезмерно сухой воздух. Пока летели, воздух успел прогреться. Внизу у трапа стоял Жуков, заместитель командира полка по тылу. «Здорово, Михаил, с прилетом на землю обетованную — с улыбкой произнес Вячеслав. — Как поживает Фергана?» — «Привет, Слава, стоит Фергана и ждет возвращения своих героев». Пока со знакомыми тары, бары, прозевали единственный рейс на Кабул. Пришлось заночевать у ферганцев. К этому времени Манюта, Алиев и Ливинский уехали поступать в академию. В полку из моих бывших подчиненных оставались Попов и Шатский. Никифоров по замене убыл в Тульскую дивизию. Петрякова заблаговременно предупредил, чтобы не считал меня дезертиром, что нахожусь в Баграме. Вечером, само собой разумеется, выставил бутылку на стол. Во время ужина в бункер Жукова — а я на ночлег разместился именно у него — зашел незнакомый майор. «Миша, знакомься, заместитель командира полка Павел Грачев». В дальнейшем мы с Грачевым сохранили хорошие взаимоотношения, вплоть до того, как его Ельцин снял с должности министра обороны. Да и после мы несколько раз встречались, но в основном связь поддерживали только по телефону. Затем по каким-то причинам он ушел в тень. Последний раз мы с ним встречались на похоронах Подколзина, командующего ВДВ. Кстати, он заменил Павла на должности командующего ВДВ, который ушел в Министерство обороны. Во время дружеской беседы Вячеслав меня спросил: «А ты в курсе, что у нас недавно погиб Дима Антонюк?» От услышанного я вздрогнул: Дима был хорошим взводным в разведроте, а затем помощником начальника штаба полка. «А когда и где это случилось?» — спросил я. «В прошлом месяце Два батальона совместно с мотострелками привлекались севернее Чарикара, недалеко от Панджшерского ущелья, на боевые действия. Дима исполнял обязанности начальника разведки полка. Два кишлака от духов зачистили без проблем, и далее группировка стала перемещаться в новый район. Двигались подразделения по двум маршрутам. Одну Разведгруппу возглавил Антонюк. Правда, зачем ему это нужно было, мы до сих пор не поймем», — ответил Вячеслав. «И не поймете. Когда возникала сложная обстановка, лучше быть самому на острие ножа, чтобы потом было легче людям в глаза смотреть». — «На дороге, которая проходила мимо виноградника, саперы сняли противотанковую мину, и разведчики как бы получили подсказку — всем быть начеку. За виноградным полем виднелся кишлак, домов семь не более, а вокруг него, как оказалось, был сплошной виноградник, недавно залитый водой. Одним словом, кишлак стороной не обойти. Дорога петляла, как змея, а слева и справа арыки, заполненные водой, и огромные деревья, мешающие вести наблюдение и движению техники. Подъехали к подозрительному месту. Саперы стали прощупывать дорогу, в такой обстановке разведчики, как правило, вынуждены спешиваться и прикрывать действия саперов. В это время Кузнецов, командир полка, запросил у разведчиков обстановку. Антонюку пришлось доложить командиру, что происходит вокруг. В этот момент все и началось. Стреляли душманы с двух сторон. Особенно сильный огонь был из-за дальнего разрушенного дувала. Разведчики и саперы моментально выполнили команду к бою и в ответ стали вести огонь по душманам. К стрельбе подключились боевые машины. В такой ситуации Дима выскочил из боевой машины и стремглав помчался к разведчикам. Не добежал каких-то десяти метров, угодил под пулю, а ведь мог и по радио узнать, что там делается. Банду окружили и уничтожили, всех одиннадцать человек во главе со старшим, но в этом бою потеряли и Диму, славного разведчика. Давайте помянем Антонюка», — подключился к разговору Грачев.