Вечерний день
Шрифт:
Это была и правда, и не правда. Конверт такой у Палыча был готов, но только отдать его было некому.
Рассказывай, - он налил воды и поставил чайник.
Что?
Где взял бумаги? Все ли в порядке с Русланом? Где ты его нашел? Что думаешь по поводу моего «загула»? Когда уезжаешь, наконец, и можешь ли, если понадобится, задержаться?
Сергей, считая, загибал пальцы на руках:
Шесть вопросов. Допрашиватель из тебя неважнецкий. Такие серии можно выдавать, только если хочешь подозреваемого с толку сбить.
– Он жестом остановил Платонова, который пытался что-то сказать.
– А по сути дела поясняю: задержаться могу
Платонов налил себе горячего чаю. Его познабливало, наверное, выходила гадость, которой его вчера накормили.
В котором часу у тебя завтра поезд? Или самолет?
– спросил он.
Самолетов несколько, но я - на поезде. Разница больше двух тысяч.
Если я тебе возмещу разницу, ты сможешь остаться до послезавтра? И естественно, все твои расходы на такси сегодня ночью - с меня.
Сергей задумался над этим предложением.
Наверное, смогу.
Теперь скажи мне еще вот что: после всего, что ты сегодня видел ночью, тебе еще хочется прислать Машу в Москву?
«Сын» встал, подошел к шкатулке и начал внимательно рассматривать ее:
Понимаешь, если бы у нас было все тихо и красиво, - он взял ларец, поднес к свету, - я бы, наверное, не стал этого делать. Но у нас все то же самое, только хуже, да еще дурной пример перед глазами - я же пьяница, как все менты. А ты вон какой умный и порядочный.
Платонов хмыкнул.
Кстати, - продолжил Сергей, - я, по-моему, нашел тебе ключ от шкатулки.
Глава 29
Сергей спал на нерасстеленной кровати Платонова, оглашая комнату невероятным по мощи и разнообразию храпом, поэтому сам Владимир Павлович пристроился на кухне, плотно прикрыв дверь. Он не сердился на «сына» за оттяжку во времени - в конце концов, тетрадь у них и, значит, Руслану ничего не угрожает, а Сергей не спал всю ночь и еще полдня и начал заговариваться. Он и попросился-то всего на час и обещал после этого быть в полной форме.
Платонов дописал последние строчки в свой дневник и решил взяться за тетрадь, принесенную «сыном». Он не стал упоминать про ключ, обнаруженный Сергеем, тем более что и получить его они могли, только поехав в общежитие, а изложил только историю своего отравления и появление тетради Станислава Петровича.
Это была когда-то обычная ученическая тетрадь на двенадцать листов в непривлекательной зеленоватой обложке. В годы юности Владимира Павловича такие тетради стоили две копейки. Чтобы шкаф не шатался, ее сложили вдвое, поэтому там, где ее сейчас можно было раскрыть, видно было сплошное голубое поле в расплывшихся чернильных пятнах с четырьмя более-менее разборчивыми «островками» на разворот.
Мест, где тетрадь можно было раскрыть, было всего два, в остальных листья слиплись и спрессовались так, что разделить их было невозможно. Так что сухих «островков» с разборчивым текстом оказалось ровным счетом восемь. Правда, «разборчиво» далеко не всегда равнозначно «понятно».
В трех случаях на сухих местах оказались концы слов и по две-три буквы от начала следующих. Платонов откуда-то знал, что человек во время чтения видит верхнюю половину букв и начала слов. Он не помнил, где это было, в книге или журнале, но тут же был приведен тест, доказывающий правоту такого заключения. Напечатаны были четыре текста, в которых попарно были убраны нижние концы букв и верхние, первые половины слов и последние. Действительно, первый и четвертый тест с трудом, но все же читались, а второй и третий были абсолютно непонятны.
Сейчас в этих трех местах Владимиру Павловичу предстали три третьих варианта: концы слов, а от начала было где две, а где и одна буква. Еще два островка пришлись на абзац, и их занимала в основном белая бумага. В одном случае снизу были видны только неясные верхушки пяти или семи букв, а во втором четко читалось слово «или».
Так что более-менее содержательными оказались только три сохранившихся места. По странному стечению обстоятельств, все они расположились на одном развороте и по крайней мере два касались одного и того же куска текста. Во всяком случае, их не разделяло более светлое пятно, как это было на других местах, где кончался один абзац и начинался другой. Третий был на противоположной странице, и там явно читалось следующее: «.ных при ус- лов.» И ниже верхними половинками букв слово «шкатулка». Куда как содержательно.
Поэтому все внимание свое Платонов сосредоточил на двух «смысловых» местах. Первый выглядел так: «.едний Скосыр.» Вторая строка ниже: «.гиб в Андор.»
Второй островок гласил «.ковую вет.» и ниже опять же верхушками букв хорошо читалось слово «Свердловск» или «Свердловска».
«Скосыр» явно означало Скосырев, а «Андор» с большой буквы, особенно после отмеченного в «Коде да Винчи» слова, так же явно означало Андорру. Какое отношение имело одно к другому? Неделю назад он пытался узнать что-нибудь про эту страну, и вот сегодня она возникает опять.
Владимир Павлович поднял глаза и посмотрел на книжные полки в поисках какого- нибудь справочника. Здесь в кухне стояли книги утилитарные или ненужные совсем, но по какой-то причине не подвергшиеся продаже или дарению. В основном это были справочники типа «Желтых страниц» или презенты знакомых.
Глаза Платонова остановились на толстой книге «Страны Европы», подаренной ему лет пять назад тогдашним партнером по кличке Лужа. Он тогда часто ездил за границу и все время соблазнял Палыча поехать с ним. Для этого и книга была подарена. Лужа один раз так и не вернулся в Россию, осел где-то в Германии и периодически звонил Платонову, чтобы рассказать, как он счастлив.
Владимир Павлович открыл справочник, нашел по оглавлению Андорру и углубился в чтение. И через пять минут смысл «островка» стал понятен и ясен. Оказывается:
«К интересным фактам истории можно отнести еще и то, что с 1934 года Андорра семь лет была царством, потому что на трон взошел русский монархист Борис Скосырев. Обосновавшись в столице Андорре-Ла-Вьехе, а затем в близлежащем городке Сольдеу, он провозгласил себя в том же году королем Андорры Борисом Первым. Конец этому положили нацисты в начале Второй мировой войны, а самого Бориса отправили в концлагерь, где он и погиб».
Платонов отложил книгу, взял снова тетрадь. Похоже, «Скосыр... гиб в Андор...» означает «Скосырев погиб в Андорре», а разрыв в середине был заполнен словами типа в «1941 году» или «от руки немцев». Хвостик «...едний» по смыслу должен быть только словом «последний».
С этим островком было все более-менее ясно. Непонятно, что Скосырева занесло тогда в эту крохотную страну и почему он принял такое экстравагантное решение, но это все вопросы исторические и риторические. Надо было переходить ко второму куску.