Вечерний круг. Час ночи
Шрифт:
Спустя час в тот же небольшой сумрачный кабинетик привели Гришку.
Ничего хорошего не ждал Виталий от предстоящего разговора. Рассчитывать на этого парня, видимо, не приходилось, Тут надо было действовать совсем по-другому. Если только окажется верной характеристика, которую дал Витька… Это следовало сразу же проверить.
Гришка был невысок, широк в плечах, с длинными мускулистыми руками. Голова у него была непропорционально крупная, неправильная, с оттопыренными ушами; маленькие, чёрные глаза глубоко запали и смотрели угрюмо, враждебно, и как-то становилось не по себе от этого взгляда. Короткие глянцево-чёрные волосы казались приклеенными. На Гришке была красная рубашка с закатанными рукавами и узкие старые брюки на кривых ногах.
– Рассказывай, - сухо предложил Виталий.
– С чего драка началась, чем кончилась.
– Сто раз рассказывал.
– Давай сто первый. Авось что-нибудь новое добавишь.
– Нечего мне добавлять. Думал, отвязались уже.
– А всё помнишь?
– Может, чего и забыл.
– Кончилась она тем, что все разбежались, - сказал Виталий.
– Кроме одного, которого ты…
– Не я!
– Ты, Гриша.
– Говорю, не я!
Лицо его потемнело, задёргались уголки рта.
– Может, ты скажешь, что Николай?
– усмехнулся Виталий.
– Скажу!
– Сказать можно. Тем более что Николая на суде не будет.
– Так дерьмово работаете, - скривил губы Гришка.
– Выходит, хорошо запрятался. Остальных-то нашли.
– Знаем, как запрятался!
– Он тебе, выходит, доложил?
– Он меня как увидит, трясётся, сука.
– Ну и не свисти тогда, что чего-то знаешь. Докладывать он тебе, выходит, не станет. Ты лучше на него с себя не перетягивай.
– Выйду - всё равно придушу, - закусил губу Гришка.
– Не скоро выйдешь.
– Убегу.
– Ещё того хуже.
– Всё равно убегу. Пусть хуже. Зато дотянусь.
– Нет. Его уже у той старухи не будет.
Гришка насторожённо и чуть озадаченно посмотрел на Виталия, потом вдруг злобно ощерился:
– Знаете? И не берёте? Может, он, сука, всех нас и заложил?
– Гришка хохотнул.
– Трепанул, начальник. Сам его там небось и спрятал, а?
– Где это «там»?
– недовольно спросил Виталий таким тоном, словно хотел лишь проверить, знает ли сам Гришка тот адрес.
– Знаю, где там. На Гоголевской.
– Ну, - усмехнулся Виталий не очень уверенно и даже слегка встревоженно.
– А дальше что?
– А дальше… - Гришка впился в него смеющимися глазами и медленно, с издёвкой сказал: - Красный домик… Номер семь, что ли… во дворе… второй этаж… третье окно от угла… Вот где твоя старуха. Всё в цвет, начальник, а?..
Виталий неопределённо пожал плечами.
А дальше уже не составляло труда выяснить, что за старуха живёт по адресу, который указал Гришка. Ею оказалась мать директора меховой фабрики Михаила Прокофьевича Пивоварова.
Круг замкнулся.
Открытие, к которому пришли работники уголовного розыска, совпало с другим.
Эдик Албанян обнаружил среди материалов местного БХСС два сигнала с меховой фабрики, казавшиеся в отрыве от других данных вовсе не заслуживающими внимания, даже клеветническими. Но этими другими данными теперь были, очевидно, преступные московские связи директора, а также возможная причастность его к убийству Николая Павлова!
После длительного совещания с местными товарищами и разговора по телефону с Цветковым было решено продолжить начатую в Москве игру с учётом, естественно, некоторых новых обстоятельств.
И вот на следующий день развязный и лукавый техник московского телефонного узла, оказавшийся здесь в служебной командировке, позвонил утром Михаилу Прокофьевичу на работу и загадочно, но весьма твёрдо сказал ему:
– Из Москвы вам привет и письмо привёз. Разрешите явиться.
– От кого?
– не очень дружелюбно спросил Михаил Прокофьевич.
– От знакомого вашего, Губина Бориса Ивановича, - может, помните? Без ноги как-никак человек, и возраст соответствующий.
– А вы кто такой?
– продолжал осторожничать Михаил Прокофьевич, которому не понравился развязный тон молодого человека, так неожиданно и неприятно свалившегося вдруг на его голову.
– Я вам, уважаемый товарищ, всё это доложу, и даже ещё больше, когда увидимся и вы прочтёте письмецо, - строго сказал Виталий.
– Телефон для этого не приспособлен, это я вам как специалист говорю.
– Ну хорошо, - не без внутренней борьбы согласился наконец Михаил Прокофьевич.
– Запомните адрес. Жду вас ровно в три.
И он, к удивлению Виталия, продиктовал ему уже знакомый адрес на Гоголевской.
Видимо, по этому адресу Михаил Прокофьевич проводил всякого рода конфиденциальные и деловые встречи, когда требовалась особая осторожность и конспирация. Да и Николая он там скрывал весьма успешно. В условиях города отдельная квартира вполне обеспечивала в случае необходимости скрытность и безопасность.
Вообще с появлением отдельных квартир, которые всё, больше становились нормой жизни каждой семьи, - истинное счастье, конечно, для большинства людей - изменился как бы общественный климат, распались многие, чаще всего вынужденные связи, исчезла этакая бытовая распахнутость, обнажённость. Жизнь людей целиком или во многом укрылась в стенах собственной квартиры. И это весьма отрадное обстоятельство, позволившее людям наконец освободиться от нервного стресса коммуналок, неожиданно и серьёзно осложнило работу милиции. Теперь узнать или что-то проверить в подозрительной, а то и очевидно преступной деятельности того или иного прохвоста стало вдруг намного труднее, чем раньше. Однако люди стали гораздо свободнее и легче вступать в разговор, откликаться на просьбу о помощи, стали спокойнее, доброжелательнее и общительнее. Это объяснялось, конечно, многими переменами, но и наличие отдельных квартир было тоже здесь не последней причиной.
Обо всём этом и размышлял Виталий, направляясь на свидание с Пивоваровым. В данном случае наличие у его матери отдельной квартиры оборачивалось своей отрицательной стороной. Что-либо узнать и проверить о встречах здесь и неких временных жильцах представлялось весьма затруднительным.
Михаил Прокофьевич сам открыл дверь неожиданному гостю. Старуха даже не выглянула из своей комнатки.
Виталий увидел перед собой невысокого полного человека с седоватыми бачками и глубокими залысинами на лбу. Чёрные живые глаза из-под припухших век зорко оглядели гостя, на мясистом, в грубых складках лице не дрогнул ни один мускул. «Вовсе не дурак», - подумал Виталий.