Вечная молодость
Шрифт:
– Твое оружие, Джо, - говорит он, чтобы я подняла копье. Видимо Скиннер уж давно решил, что мы присоединимся к повстанцам. Хоть он и делал вид, что окончательное решение за мной, однако уже успел все организовать во время вчерашнего длительного отсутствия.
– Тогда вперед.
– Бородатый надевает лук на плечо и становится во главе группы повстанцев.
Мы со Скиннером идем в последнем ряду.
– Если увидишь вертолет, ложись на землю и не двигайся, понятно?
Я киваю.
– Вот.
– Скиннер нагибается и дает
Я смеюсь.
– Спасибо, но это не обязательно.
Скиннер качает головой и вытирает об себя пальцы. На одежде остаются коричневые следы, и теперь я начинаю понимать. Я оглядываю группу людей, с которыми мы идем. На них старая одежда того же цвета, что и глинистая почва. Мне становится понятно, что лицо бородатого было грязным не просто так.
– Маскировка, - бормочу я и тоже мажу грязью мою парчовую одежду.
– Когда будут лететь над нами, считай, нам повезло, если нас не обнаружат.
– Умно.
– Я не решаюсь спросить, что произойдет, если они нас обнаружат, и продолжаю мазать грязью одежду. Странное ощущение, вдруг стоять на стороне людей, которых меня годами, а может и десятилетиями учили считать врагами.
На небе ярко сверкает солнце, и я чувствую себя так, как будто у меня расплавились мозги. Уже целую вечность, мы идем через Ничью Землю, по лугам и полям, непроизвольно превращающимся в пустыню. Некоторые из повстанцев не справились с жарой и отстали уже несколько часов назад. Я пересчитываю людей в группе. Их пятнадцать вместе со мной и Скиннером. Пятнадцать повстанцев на исходе сил и еще далеко от цели.
Скиннер опустил глаза, чтобы защитить их от солнца. Его очков недостаточно, чтобы защититься от лучей, а кожа в некоторых местах покраснела. С каждым пройденным километром он становится все молчаливее. Мне очень хочется знать, что происходит в его голове. История его семьи одновременно невероятная и ужасная. Хоть у меня и нет родителей, и я не знаю семейной жизни, я могу себе представить насколько это ужасно, быть отвергнутым собственным отцом, быть упрятанным где-то в глуши как что-то, чего нужно стыдиться.
– Сколько еще идти?
– спрашивает хрипло одна из женщин.
Бородатый, которого как сказал Скиннер, зовут Уинстон, ответил просто:
– Восемь.
Женщина стонет, отстает на несколько шагов, садится на землю и поливает голову водой из старой пластиковой бутылки.
– Ещё восемь часов, - говорю я Скиннеру.
Он кивает.
– Половина пути уже пройдена.
Я смотрю вверх. Солнце все еще стоит на безоблачном небе, но находится уже не в зените. Еще два, самое большее три часа и жара больше не будет такой невыносимой. К счастью, меня натренировали преодолевать длинные, трудные расстояния. Надеюсь, что Скиннер тоже выдержит.
– Как твоя нога?
– спрашивает он, спустя некоторое время.
– Она заживает быстрее, чем у вас, - говорю я шёпотом, чтобы другие меня не услышали. Им не следует знать, кто я такая.
–
– Да.
– Это правда. Чипы, пересаженные нам в школе созерцателей, творят настоящие чудеса. Они не только позволяют нашим телам функционировать без добавления всяких питательных веществ, но, и устроены так, что наш организм, в случае повреждений, делает все, чтобы устранить рану. Исцеление превыше всего. И это работает. Отверстие от стрелы, в моей икре, затянулось еще вчера, а боль, которая поначалу была такой сильной, как будто мне распороли все мускулы, сменилась на легкую тянущую боль.
– Если нужно, я могу понести тебя на руках, - начал Скиннер.
– Ты только скажи.
– Ты тоже.
Скиннер удивленно смотрит на меня и начинает смеяться. Я замечаю, что по его левой щеке, там, где у него поврежденный глаз, текут слезы.
– Да, это действительно печально, - произношу я и получаю удар по рёбрам.
– Эй!
Скиннер ухмыляется.
– Ты нахалка, Джо Сомервиль.
– Говорит тип, который смеялся над моим пением.
– Над вашим пением. А песня была действительно странная. Дрозды, появляющиеся из пирога? Это ведь шутка!
До того, как я успела ответить, группа внезапно остановилась. Мы вышли на возвышенность и можем окинуть взглядом просторы, по которым нам еще предстоит пройти. Единичные деревья отбрасывают узкие тени, вдали через коричневые земли высохшей местности тянется голубая лента Темзы.
– Вы слышите?
– кричит Уинстон.
Я напряженно вслушиваюсь.
– Винты вертолета!
– Прячьтесь, - кричит он.
Повстанцы испуганно смотрят на небо, некоторые бросаются на землю. Другие бегут вниз с холма, чтобы спрятаться у его подножия.
Скиннер хотел и меня уложить на землю, но я качаю головой.
– Давай!
– Я хватаю его за руку, и мы бежим вниз по склону. Я надеюсь, что он достаточно видит, чтобы не оступиться и не упасть.
Шум усиливается, я уже вижу в небе черную точку - вертолет. Он стремительно приближается к нам. Пробежав дальше, мы пытаемся скрываться в тени немногочисленных деревьев. Отбежав от остальных метров на сто, я останавливаюсь возле ясеня и осматриваюсь в поисках вертолета. Прикинув, какую дугу он сделает, пролетая над нами, мы со Скиннером вжимаемся в увесистый ствол дерева, так, чтобы нас не заметили.
Гул винтов вертолета становится все громче. Скиннер что-то говорит мне, но я ничего не могу разобрать, вижу только, как он шевелит губами. Я даю ему понять, что из-за шума ничего не слышу и выглядываю из-за дерева. Немногочисленные травинки и ветки склоняются от ветра, производимого винтами вертолета. В нескольких метрах от нас я обнаруживаю Уинстона и нескольких женщин, лежащих у подножия холма.
Вертолет приближается. Чертовы туристы, посещающие трущобы. Я слышала о них, но к счастью мне еще ни разу не приходилось сопровождать Пейшенс и ее отца в таких поездках.