Вечная ночь
Шрифт:
— В лучшем случае она попала в хорошо охраняемый кровезаборный лагерь. Даже если мы установим, в какой именно, нам всего лишь нужно будет проникнуть внутрь, найти ее, а потом выбраться. Могу предложить пару более легких способов самоубийства.
Василий собирал вещи Норы.
— Она нам нужна. Ясно и просто. Мы не можем позволить себе потерять ее или кого-то другого. Нам нужны все руки, как в аврал, если мы хотим выбраться из этого дерьма.
— Фет, мы уже два года живем в этом дерьме. Система Владыки пустила корни. Мы проиграли.
— Неверно… Но если мне не удалось ничего узнать про «Люмен», это еще не значит, что я вернулся с пустыми руками.
Эф напряг мозги,
— Ты привез еду?
— И еду тоже, — кивнул Фет.
Эф не был расположен играть в угадайку. И потом, при упоминании настоящей еды у него потекли слюни, желудок сжался в кулак.
— Где?
— Здесь неподалеку, спрятана в кулере. Поможешь нести.
— Нести куда?
— На северо-запад, — сказал Фет. — Нужно найти Гуса.
Стаатсбург, Нью-Йорк
Нора ехала на заднем сиденье лимузина, мчащегося по сельским просторам штата Нью-Йорк. За окнами хлестал дождь. При темных и чистых сиденьях напольные коврики были полны грязи с обуви. Всю дорогу Нора просидела, забившись в угол и гадая, что будет дальше.
Она не знала, куда ее везут. После шокирующей встречи с прежним боссом Эвереттом Барнсом два быка-вампира провели Нору в здание с душевым помещением без перегородок. Стригои вдвоем остались у единственной двери. Она могла упереться, но сочла, что лучше подчиниться и посмотреть, что из этого выйдет: вдруг представится шанс для побега?
Нора разделась и приняла душ. Поначалу она стеснялась, но, посмотрев на этих громил, поняла, что фирменные отсутствующие взгляды надзирателей устремлены на дальнюю стену и те не испытывают ни малейшего интереса к человеческим формам.
Прохладные струи — воду так и не удалось сделать погорячей — непривычно лились на обритую голову. Кожу покалывали иглы холодной воды, которая свободно скатывалась с затылка на шею и голую спину. Так приятно было почувствовать воду на теле. Нора взяла полкуска мыла, положенного в маленькую нишу в стене, намылила руки, голову, впалый живот и шею, находя облегчение в этом ритуале, поднесла мыло к носу, понюхала: роза и сирень — напоминание о прошлом. Кто-то где-то сделал этот брусок мыла. Вместе с тысячами других брусков запаковал его и поставил покупателю в обычный день с дорожными пробками, высадками учеников у школ, перекусами на скорую руку. Кто-то решил, что это мыло с розово-сиреневым ароматом будут хорошо покупать, и наладил его производство — такой формы, запаха и цвета, — разместил на полках «КейМарта» и «Уолмарта», стараясь привлечь внимание домохозяек и матерей. А теперь этот кусок оказался здесь — на перерабатывающей фабрике. Археологический артефакт с запахом роз, сирени и ушедших времен.
На скамье посреди помещения лежал новый серый комбинезон, а на нем — белые хлопчатобумажные трусики. Нора оделась, и ее провели через карантинную станцию к воротам. Над ними с ржавой железной арки роняла капли дождя надпись «СВОБОДА». Приехал лимузин, за которым следовал еще один. Нора села на заднее сиденье первого, во второй не сел никто.
Прозрачная перегородка из жесткого пластика отделяла шофера от пассажира. Вела женщина лет двадцати с небольшим, одетая в мужской шоферский костюм, с фуражкой на голове. Волосы ниже околыша были сбриты, и Нора решила, что у нее обрита вся голова, а потому девица, вероятно, является обитательницей лагеря. Но в то же время розовая шея и здоровый цвет рук вызывали у Норы сомнения: обычная ли дойная корова сидит за рулем.
Нора снова повернула голову, что она делала все время с того момента, как они выехали из лагеря, — ей не давала покоя задняя машина. Она не была уверена — черный дождь и бьющие в глаза
Нора ожидала, что поездка будет долгой, но они отъехали всего на три-четыре километра от лагеря, и лимузин свернул в открытые ворота на подъездную дорожку. Из туманистой мглы в конце длинной петляющей дорожки проступал дом — крупнее и величественнее, чем большинство из виденных ею в жизни. Он возник в дымке нью-йоркского пригорода, словно европейский особняк, почти каждое его окно светилось приветливым желтым сиянием, словно приглашая на вечеринку.
Машина остановилась. Водитель осталась за рулем, а из дверей особняка появился дворецкий с двумя зонтиками. Один из них, открытый, он держал над головой. Он распахнул дверцу и прикрыл Нору от грязного дождя, когда она вышла из машины и пошла вместе с ним вверх по скользким мраморным ступеням. В доме он избавился от зонтов, снял с вешалки белое полотенце и опустился на колено, чтобы отереть ее грязные ноги.
— Сюда, доктор Мартинес, — пригласил он.
Нора пошла за ним по широкому коридору, почти неслышно ступая босиком по холодному полу. Ярко освещенные комнаты, в полу вентиляционные решетки, через которые поступал теплый воздух, приятный запах очищающей жидкости. Все было так цивилизованно, так по-человечески. Иными словами, как во сне. Этот особняк и кровезаборный лагерь различались, словно свет и тьма.
Дворецкий распахнул двустворчатые двери, и Нора увидела шикарную столовую с длинным столом, накрытым с одной стороны всего на две персоны. Тарелки с золоченым ободком, волнистыми кромками и маленьким гербом в середине, хрустальные бокалы, столовые приборы, правда из нержавеющей стали, а не из серебра. Последнее явно было единственной во всем особняке уступкой реальности нынешнего мира, в котором заправляли вампиры. На медном подносе по диагонали между двумя накрытыми местами стояли ваза с великолепными сливами, фарфоровая корзиночка с различным печеньем, две тарелки с шоколадными трюфелями и другие сласти. Норе отчаянно захотелось слив, и она потянулась было к вазе, но вовремя остановилась — вспомнила воду в лагере с подмешанным наркотиком. Необходимо было противиться искушению и, невзирая на голод, делать правильный выбор.
Она не села — осталась стоять босиком. Откуда-то из дома доносилась тихая музыка. В противоположной стене комнаты была еще одна дверь, и девушка подумала, не попытаться ли ее открыть. Однако ее не покидало ощущение, что за ней наблюдают. Она поискала взглядом камеры, но не нашла.
Дверь открылась. Вошел Барнс в своей парадной белоснежной адмиральской форме. Его кожа (розоватая вокруг бородки а-ля Ван Дейк) отливала здоровым цветом. Нора почти забыла, как выглядят здоровые, хорошо питающиеся человеческие существа.
— Так-так, — сказал он, направляясь к ней вдоль стола; на манер аристократов одну руку он держал в кармане. — Обстановка тут гораздо более благоприятная для возобновления знакомства. Жизнь в лагере ужасна. Этот дом — мое убежище. — Он повел рукой, обозначая столовую и весь особняк. — Конечно, для меня он великоват. Но когда занимаешь столь высокое положение, все блюда в меню стоят одинаково, так зачем же ограничивать себя, если можно получать самое лучшее? Насколько мне известно, когда-то этот дом принадлежал одному порнографу. Он купил его на грязные деньги. Так что я чувствую себя здесь очень неплохо.