Вечно в пути (Тени пустыни - 2)
Шрифт:
Анко Хамбер повернул голову к портьере, за которой скрылись шейх и англичанин. Шелк еще шевелился, звонко шурша. Анко Хамбер не слышал учтивых приглашений вернувшегося маэстро Чили, но машинально сел в кресло. Он даже не чувствовал тонкого, как дуновение ветерка, прикосновения бритвы к своим щекам. Он думал. Лицо его багровело все больше. И на лоснящейся лысине обильными капельками высыпал пот...
Что общего между вождем неистовых кухгелуйе, необузданных, чинящих вечно ущерб британским интересам в Южной Персии, и весьма респектабельным и пользующимся широчайшим кредитом Джемсом
Клайндор, несмотря на туповатый вид свой, обладал умом, которого хватило бы и на десяток коммерсантов и дипломатов. Анко Хамбер знал Клайндора еще по Риге с войны четырнадцатого года и не мог представить, чтобы человек, достигший обеспеченного положения, раскатывающий по улицам столицы Персии в собственном "фиате", получающий министерский оклад и проценты от каждой сделки, мог втянуться в подозрительную авантюру, но...
В парикмахерскую входил векиль Гулям.
Из горла маэстро Чили вырвался сдавленный звук. Чили не мог сдержать досады. Анко Хамбер подскочил в роскошном кресле, лишь ловкость маэстро спасла его от пореза.
– Тысячи извинений, - пробормотал парикмахер.
– Я опаздываю.
Действительно, Анко Хамбер опаздывал.
Векиль Гулям быстро, не глядя ни на кого, прошел через салон и исчез за портьерой. Лицо Гуляма, бледное, с желтизной, поразило Анко Хамбера своей растерянностью.
– Нет, невозможно...
Анко Хамбер вскочил. Сорванной с шеи салфеткой он, к неудовольствию Чили, кое-как стер с подбородка и щек мыльную пену и кинулся за Гулямом.
Анко Хамбер вез в Тегеран Гуляма на своем автомобиле совсем не для того, чтобы он сговаривался за его спиной с вождем луров. И его ужаснула даже самая возможность, что Гулям и Музаффар могут встретиться.
В парикмахерском заведении Донцентри не только стригли, брили, причесывали, делали маникюр и педикюр. Многие посетители раньше, чем зайти в салон и отдаться во власть мастеров парикмахерского искусства, предпочитали посидеть в одном из восточных салонов - розовом, голубом, китайском, выпить чашечку кофе по-турецки, принять сеанс массажа. Ведь Донцентри держал лучших на Востоке массажисток - немок, француженок, египтянок, - славившихся на весь Тегеран своим искусством и любезной обходительностью...
Едва сдерживая нетерпение, Анко Хамбер ворвался в голубой салон.
Гулям и шейх Музаффар стояли друг против друга и молчали. Шейх равнодушно из-под приопущенных век изучал пуштуна. Гулям растерянно оглядывался. У стенки в глубоком кресле, опершись бульдожьим подбородком на набалдашник слоновой кости своей аристократической тросточки, сидел невозмутимый Клайндор.
– Добрый день, - буркнул Анко Хамбер и повернулся к шейху
Хамбер даже не посмотрел на приподнявшегося в ответном приветствии Клайндора, желая подчеркнуть, что тот здесь лишний. Но Клайндор не пожелал понять этого и поудобнее устроился в кресле.
Шейх Музаффар усмехнулся:
– Или нет в этом доме места, где почтенные люди могли бы поговорить о деле?
Он поискал на круглом столе колокольчик и, не найдя его, хлопнул в ладоши. Из-за портьеры что-то очень быстро высунулась голова Чили. Глаза его раскрылись в немом вопросе.
Шейх Музаффар бросил:
– В вашем заведении базар...
Чили сложился пополам и закатил глаза:
– Прошу пожаловать в розовую гостиную.
И побежал мелкой рысью к противоположной двери.
Анко Хамбер мгновенно решил: "Разговор будет при мне".
– Господин шейх!
– живо воскликнул он.
– Вот векиль Гулям, о котором я говорил вам...
– Да, господин шейх!
– почти закричал Гулям.
– Да, господин разбойник. Да, да, да!.. Я хочу... Я требую, чтобы ты не уходил... Если ты мужчина, ты не уйдешь.
Он очень нервничал и, сам того не замечая, наступал на Музаффара. Шейх не потерял спокойствия духа и презрительно поджимал губы. А Гулям в приступе ярости все твердил:
– Да... да... Я требую... требую, чтобы ты... чтобы награбленное немедленно было возвращено. Я знал, вы, кухгелуйе, - разбойники. Но, клянусь, такой подлости... такого мошенничества я не видел...
– Твой рот - нужник...
– медленно заговорил Музаффар.
– Не изрыгай вонючих слов. Не задевай имени луров.
– Базарные торгаши - твои кухгелуйе... Они нарушили договор. Они поломали клятву... Воры... предатели...
– Ты обманул моих кухгелуйе сладкими словами. Если бы они знали, что ты продашь оружие инглизам, клянусь Неджефом Эшфер, священной могилой сорока луров на горе Кохе Герроу, никогда они не согласились бы охранять твоих верблюдов и вьюки... Хорошо, я приехал вовремя и открыл глаза моим верным кухгелуйе.
– Продал?.. Англичанам?.. Я не имею дела с инглизами. Но какое ты имеешь право указывать мне, пуштуну... Я не имею дела с инглизами...
– Твой язык произносит ложь!
Подняв руку, Гулям угрожающе шагнул вперед. Ярость слепила его. А Музаффар твердил:
– Клянусь Неджефом Эшфер! Ты продался англичанам, пуштун! Ты хочешь, чтобы твои ружья стреляли в твоих братьев, пуштун...
Вдруг Гулям весь сник. На память ему пришла его записка, написанная таинственными письменами. Уже совсем тихо он произнес:
– Ты ошибаешься, дервиш... Дело обстоит не так...
Последние его слова перешли в невнятное бормотание. Он невидящими глазами смотрел перед собой. Но он видел горы. Зеленую долину. Сказочный цветок. Плачет флейта. Свирепые пуштуны в развевающихся плащах танцуют бешеный танец вокруг цветка все быстрее... быстрее... Все горше свистит флейта. Цветок - женщина... молодая, обаятельная... Настя-ханум.
Склонив набок свою грушевидную голову и потирая руки, Анко Хамбер бочком-бочком продвинулся вперед и встал между Гулямом и шейхом.