Вечно в пути (Тени пустыни - 2)

Шевердин Михаил Иванович

Теперь уже и старик с нескрываемым удивлением смотрел на Джаббара ибн-Салмана. Тот почувствовал его взгляд на себе и поспешил заговорить о другом:

– Чепуха... А теперь поговорим... Кто такие туркмены? Они совсем не фанатики. До русского завоевания они были плохими мусульманами. Парадокс! Но твердая власть христианской России в Туркестане укрепила позиции ислама среди туркмен. И все же одного поколения оказалось мало, чтобы сделать их фанатичными поклонниками пророка. В бою туркмен щадит женщин и детей своих врагов. Он не уничтожает имущества. Он

только забирает все, что может унести с собой... Все это говорит о практическом уме туркмена... В Мерве вы провалили тогда дело потому, что вы не мусульманин, а йезид. Вас подозревали, вам не верили. Вам нужны были неистовые исламские газии... дикие кочевники, нагоняющие ужас, не знающие пощады, жаждущие крови, духовные потомки Тамерлана...

– Значит, им еще мало крови...
– вдруг проговорил негромко Зуфар. Он отвечал не на слова Джаббара ибн-Салмана. Он даже не возражал, не спорил, он лишь отвечал на свои мысли.

– Мало крови?!
– удивился Ибн-Салман.

– Какой из Овеза Гельды был мусульманин? Все знают, что он в свое время принял христианство... был гяуром, - сказал решительно Зуфар.
– Что, разве ради ислама он приказал убить зоотехника Ашота, не пощадил его жену... сжег овец?.. Для кого он это сделал?.. Ради кого? Он вор... бандит.

Джаббар ибн-Салман посмотрел пристально на Зуфара, на старца, и тень сомнения легла на его лицо.

Густейшие брови Юсуфа Ади, точно мохнатые насекомые, зашевелились. Араб что-то уж слишком крепко сжал свои и без того сжатые губы, похожие на лезвие ножа.

Зуфар думал: "А если прав самаркандец Алаярбек?" Помогая Зуфару выбраться через крышу овечьего загона в хезарейском становище, он успел бросить странную фразу: "Остерегайся... Джаббар ибн-Салман совсем не Джаббар ибн-Салман".

Больше ничего он не сказал... Не успел...

Со вздохом облегчения Зуфар понял, что его напоминание об отступничестве Овеза Гельды подействовало как нельзя лучше. Брови-насекомые Юсуфа Ади перестали шевелить лапками.

Очевидно, сомнения у старца исчезли так же быстро, как и возникли, потому что он сказал:

– У нас, келатцев, с туркменами старые счеты. До русских туркмены сотни лет грабили йезидов-келатцев. Уводили в рабство. Твою бабушку, сынок, туркмены похитили... сделали рабыней. Не жаль такого, как Овез Гельды... Но сейчас не до счетов. Сейчас мусульмане Туркестана, сунниты, шииты, и мы, йезиды, должны беспощадно обрушить мечи на головы большевиков. Нам дорога каждая сабля, каждая винтовка. Сейчас надо, чтобы в Туркестане цирюльник сделал большое кровопускание. Потерявший много крови слабеет. Когда большевики придут в изнеможение, придем мы. Таков закон войны.

Зуфар чуть не задохся. Отвратительный голос, отвратительный человек этот Юсуф Ади. Странно. Джаббар ибн-Салман промолчал. Почему он ничего не говорит? Или так надо? Или он испытывает Юсуфа Ади?

Но всем своим видом и Юсуф Ади и Джаббар ибн-Салман показывали, что они ждут ответа.

– Матерый волк посылает вперед молодых, годовалых волков,

пробормотал Зуфар.
– Так у нас в степи. Когда молодые псы, хранители отары, и молодые волки изнуряют свои силы в драке, приходит матерый волк и выбирает овечку по вкусу...

Юсуф Ади таял от восторга. Какой у него умница правнук! Араб вел себя сдержанно.

– Ты умеешь стрелять?
– спросил он.

– На сто шагов из двустволки я попаду дробинкой в глаз лисе! воскликнул Зуфар.
– Шкурка останется целой...

– А ездить верхом?

– Спросите в Хорезме у тех, кто не сумел удержать на седле козла во время козлодрания, - не без наивного хвастовства ответил хивинец.

– А искать и находить?

– Разве мы пришли в этот мир, чтобы смотреть, но не пользоваться?

– Клянусь головой вашего правнука, господин Юсуф Ади, он для вас дар божий. Он вполне подойдет...

И хоть Зуфар понятия не имел, для чего он подойдет, стало ясно: предстоит ехать, и на этот раз через границу, в Туркмению. В душе Зуфар ликовал. Он возвращался на родину.

Зуфар уже не думал больше о тайных лазах, тропинке, ночном бегстве...

Правда, ибн-Салман тут же разочаровал Зуфара. Он не пожелал посвящать его в подробности. Он приказал только готовить хурджуны и коней.

Он вышел и скоро вернулся совершенно преображенным. Вместо арабского бурнуса и куфии - головного платка - он облачился в черный халат почти до пят и обмотал голову чалмой. Зуфар усмехнулся.

– Чего вы смеетесь?
– рассердился Джаббар ибн-Салман.

– И вы хотите в такой чалме... по Туркменской степи?

Зуфар едва сдерживал смех.

– Ты непочтителен, сынок, - вмешался добродушно Юсуф Ади.
– Когда господин спрашивает у раба совета, тот от радости раздувается и одежда не вмещает его... Из угождения господину не грех и пожертвовать своей головой.

– Хорошо, - сказал ибн-Салман, - пусть посмеется. Молодости свойствен смех... Дайте ему быстрого коня из своей конюшни, чтобы он не отстал от моего "араба", и на рассвете - в путь...

– Извините... я смеялся...
– проговорил наконец Зуфар, - а дело серьезное. В пустыне неспокойно. В вашей одежде... на чистокровных конях... Да мы и до первого колодца не доедем: или калтаманы пристрелят, или русские пограничники.

Зуфар помянул пограничников нарочно. Он хотел слышать, что на это скажет араб.

– Что ты предлагаешь?
– сухо спросил Джаббар ибн-Салман. Напоминание о пограничниках он пропустил мимо ушей.

– Текинские папахи, халаты... Никакого оружия... Простые рабочие лошади. Еще лучше пешком... Только, боюсь, вам придется трудно.

Увидев, что Джаббар ибн-Салман мрачнеет, хозяин дома вмешался в спор, и очень своеобразно. Он схватил большой отделанный серебром сосуд и разлил в кофейные чашечки янтарную жидкость.

– Нет, - резко отказался араб.

– Закон ислама?
– спросил Юсуф Ади.
– Закон запрещает виноградное вино, а в кувшине французский коньяк...