Вечное пламя
Шрифт:
Колька еще больше напрягся, завертел головой.
– Да не жмись ты! – Иван говорил нарочито громко, с большими паузами. – Чего суетишься? Болото как болото. Ночью в лесу, что ль, не ночевал ни разу?
– Ночевал, – буркнул парнишка, поскреб по банке ножом и повторил уже более уверенно: – Ночевал! Только в лесу одно, а на болоте, оно совсем все по-другому.
– Да чем же по-другому? – Лопухин заставил себя рассмеяться. – Ночь – она везде одинаковая.
– Ночь, может, и одинаковая. А на болоте все по-другому. Плохое место болото, очень плохое. Дурное.
– Ну, конечно, если выбирать, –
– Я и не надеюсь, – огрызнулся Колька.
– Ладно, не злись. – Лопухин улыбнулся. – Ты там какую-то историю хотел рассказать?
– Когда это?
– А когда мы только-только по болоту пошли.
– А… Это…
– Ну да. Самое время. Костер, ночь… или страшно?
Парнишка только хмыкнул. Некоторое время он молчал, а потом, вздохнув, начал:
– Жил давно в наших краях кузнец. Лучше него никто железо не знал. Если меч делал, так тот сам рубил и никаких доспехов не жалел. А если стрелу, так не было такой преграды, которую бы она не пробивала. Ну а если косу, например, делал, то ей можно было не одно поле обойти, не тупилась, а косарь не уставал совсем. А все потому, что кузнец давно на свете жил и знал заклятья разные. Чем дольше жил, тем больше знал. И вот однажды к нему приехал известный кузнец и колдун из чужих земель… – Колька оглянулся на Ганса и добавил: – Немец, наверное. И вызвал нашего кузнеца на соревнование, кто больше знает. Сначала они соревновались в знании железа. Немец сковал железную птицу, да такую, что каждое перышко отдельно и кричит она громко, будто живая. Тогда наш кузнец взял большой молот и сделал им три удара по наковальне, получился у него стальной волк, который набросился на железную птицу и сожрал ее. Немец схватил молоток и три ночи не спал, все работал. А под конец сделал металлическую свечу, которая горела и не сгорала. Но и тепла не давала. В ответ наш кузнец сотворил железное зерно, которое через три дня проросло в земле медным цветком. Долго соревновались они, пока наконец не устали и не кончилось железо. Тогда начали они сравнивать заклинания, и все время у немца оказывалось их меньше. И когда ему надо было уже признать поражение, немец схватил свой меч…
История была явно заученная с чужих слов. И в другое время Иван позвонил бы своему коллеге-фольклористу…
– Погоди, погоди… А меч у него откуда?
– Ну, во-первых, – с видом знатока пояснил Колька, – в то время без меча никто не ходил. А во-вторых, он, когда ковал что-нибудь, чуть-чуть металла утаивал. И из него, потом, ночью, когда все спали, мастерил себе меч.
– Коварный, – Иван с трудом сдержался, чтобы не засмеяться.
Парнишка только хмыкнул и продолжил:
– И прибежали из леса его помощнички…
– Так, а эти откуда? Он что, с дружиной пришел?
– Он заранее знал, что проиграет, потому притащил с собой еще всяких гадов.
– Понятно.
– И осадили они нашего кузнеца. Заперли его в кузне. И думали уже поджечь его, но тут он…
– Кто?
– Не перебивай. Кузнец, наш!
– Все понял. Больше не буду.
– Так вот, и тут он взял все диковинки,
– А наш кузнец?
– Жил долго и счастливо. И помер. Но это потом, а до этого хорошо жил. А немец так до сих пор и плутает…
– Не позавидуешь, – пробормотал Лопухин.
История на Ивана воздействия не оказала. Прежде всего его волновали не мифические неуспокоенные немцы, а совершенно реальные их потомки. Которые с автоматами наперевес снова пришли в эти земли, на этот раз не мериться знаниями, а убивать и жечь. Ради процветания и торжества арийской расы.
Но Колька заметно успокоился, достал из мешка кусочек сала и принялся его жевать.
– Сказки, конечно, – вздохнул он. – Только…
– Что только?
Парнишка покосился на немца. Тот смотрел строго перед собой, в костер. Казалось, даже не моргал. И если бы не озноб, его можно было бы принять за мертвого.
– Только зря мы тут остановились, – понизив голос, произнес Колька. – Островок, конечно, удобный. Сухой. Только зря…
– Да прекрати ты! – Иван почувствовал раздражение. – Сначала немец, теперь ты… Как дети малые! Ну, с доктором понятно. Он сослепу какого-нибудь нетопыря испугался… А ты-то что?!
И он топнул ногой.
Странный звук разнесся окрест. Словно не в хлипкий островок Лопухин ударил, а в гулкий, огромный барабан, который затопили в незапамятные времена колдуны-великаны… Тонкая дрожь пронеслась по болоту, по грязи и ряске. Во все стороны от островка пошли круги, как от брошенного в воду камня.
– Вот чертовщина, – прошептал Иван и снова попинал землю под ногами.
Ничего. Островок молчал.
Лопухин покосился на Кольку, но парнишка, кажется, ничего не заметил.
– Странная ерунда. – Иван поежился.
– Ерунда не ерунда, а место тут плохое. – Паренек нахмурился и протянул Ивану банку с остатками тушенки. – Ты извини, я больше слопал. Мне когда страшно, я голодный становлюсь очень.
– Ничего, тебе полезно. А то худой как щепка. – Лопухин принял банку, покосился на доктора. – Эй… Медицина!
От протянутой банки немец шарахнулся и замотал головой.
– Ну, насильно кормить не буду. – Иван подцепил ножом ароматный ломтик. – Колька, ты веточек подбрось… Пусть подымят, все комаров меньше будет.
– На всю ночь не хватит, – пробормотал парнишка.
– Ничего. Я, когда мы с тобой немца искали, кусточки приглядел. Сгодятся.
– Так за ними идти надо.
– Ну, – Иван усмехнулся, – это только в сказках дрова сами к печи ходят. А у нас, брат, ситуация другая. Придется сходить.
Колька забеспокоился.
– Ты слышал? – Паренек приподнялся и уставился куда-то в темноту.
– Чего? – Иван вытащил «наган».
– Будто… идет кто-то.
Некоторое время Лопухин прислушивался, но кроме комариного писка ничего не услыхал.