Вечное Солнце Припяти
Шрифт:
Я оживаю под натиском радиации!.. Как бы глупо это ни звучало.
На перекрёстке притаился светофор. Обычный, в три глаза. Непонятно, правда, как сигнализировал… Перекрёсток довольно сложный. Налево — улица Героев Сталинграда. Направо — Сержанта Лазарева. Под углом, на северо-восток — Гидропроектовская. Прямо, чуть в бок — продолжение Спортивной… В центре — заросший пятак. Скорее всего, тут располагалась небольшая площадь.
Волков лишь пожимает плечами — аварий он не помнит. Если чего и было, то не при нём…
Рысью пересекаем перекрёсток. Хотя перекрёстком это можно назвать лишь с большой натяжкой — кругом ветви, стебли и стволы… Мне отчего-то вспоминаются похожие на бусы ширмы, которые в старину развешивали в дверном проёме вместо дверей — не помню, как точно они называются… За ними тоже практически ничего не видно, а когда пытаешься их преодолеть, они тихо шуршат…
Словно ветви ивы на ветру.
Идём дальше по Спортивной. Слева раскинулась роща, за которой безразлично присматривают далёкие девятиэтажки. Как мне кажется, они уже — по Героев Сталинграда. Справа снова пятиэтажные «хрущёвки».
— Интересно выходит…
— Что именно?
— Дома.
— А что в них интересного? — Волков смотрит на меня со странным выражением, будто не совсем понимает. Хотя так, скорее всего, и есть.
— Повсюду пять, девять и шестнадцать этажей… Я про жилые дома.
— Хм. — Волков тут же теряет интерес. — Припять — это современный город… Был. А в современных городах, думается, всюду так. Пока перестройки не начинаются, всё однообразно и однотипно. Может и выглядит скучновато, но уж как есть…
— А мне кажется, наоборот.
— И отчего же?
— Девственность какая-то прослеживается… Нетронутость.
Волков сопит. Потом всё же говорит:
— Нетронутость… Возможно, так и было. Но после того как Припять покинули, её имели многие… Причём, всяк как хотел.
Я хочу что-то возразить, но не могу. Мною снова завладевает какой-то трясун.
Волков замирает.
— «Олимпия». Помнится, по выходным мы всей семьёй тут обедали… Потом отец давал мне двадцать пять копеек, и я бежал по Лен Кому в тир… Славное было время, пока…
Волков осекается, но я вижу по его глазам, что он вовсе не про аварию. Его «пока» — замерло намного раньше…
Сворачиваем на аллею Ленинского Комсомола. Всё заросло тополями. По обочинам — кустарник и вездесущий мох. В центре аллеи друг за другом выстроились невысокие стелы, так похожие на современные таблоиды. Подхожу ближе… Надпись на полинялом боку гласит: «За выдающиеся заслуги в годы Великой Отечественной войны против гитлеровской Германии». Чуть выше навечно застыл герб СССР: портрет Ленина, окружённый колосками и лаврами, с традиционным серпом и молотом под ними.
Подходит Волков. Смотрит на надпись.
— Не помню, сколько их здесь всего… Каждая в честь очередной великой победы или ударной стройки…
— Не то, что у нас. Повсюду реклама…
— Уж что есть, то есть. Идём.
Мы двигаемся дальше. Внезапно я понимаю, что уже давно вижу колесо обозрения, возвышающееся над тополями… Я просто никак не осознаю, что сегодня всё взаправду…
Подходим ближе.
Волков просто молчит.
Я смотрю. Вот оно. Рыжее от многолетней ржавчины, с синим основанием и жёлтыми стаканчиками кабинок… У самой нижней отломана крыша — хит «сети». Все знают, где именно она лежит, так что опустим это.
— Оно ведь никогда не работало?
Ответа нет.
Я подхожу ещё ближе. Слышу, как «заливаются» часы на руке. Дозиметр уже давно «бесится» в кармане. Ни я, ни Волков не обращаем на это внимания…
Почему он молчит?
Я оборачиваюсь.
Волков уставился вверх, как тогда, на крыше…
— Всё в норме?
Он вздрагивает. Смотрит на меня, будто видит впервые в жизни. Неуверенно кивает.
— Оно ведь не работало? Так?
Он снова кивает. На этот раз более убедительно. Говорит дрожащим голосом:
— Нет… Должны были запустить на Первомай восемьдесят шестого… Так и не запустили… Было уже некому… Да и не для кого… Хотя, как знать…
Я не слышу последнего. Снимаю перчатку и касаюсь холодного металла. Сколько здесь осталось чувств и эмоций? Сколько впечатлений?! Детских восторга и радости?!
Я слышу, как кто-то заливается от смеха на самом верху… Слышу, как снова и снова зовут маму… Слышу, как изнывают от нетерпения в очереди… Слышу, как кряхтит в своей будке механик…
Я всё это слышу, потому что этого никогда не было!..
Припять отдаёт наболевшее… Потому что уже не может удерживать всё это в себе и дальше!
Я резко отрываю руку. Всё тут же смолкает, будто ничего и не было! Я смотрю на ладонь… На приставшие к коже частички ржавчины. Вот оно — разложение… Сейчас Припять больше похожа не на розовощёкую украинскую дивчину… а на дряхлую деву, уставшую от вечного ожидания…
Я ощущаю в горле ком. Хочется плакать…
Машинально куда-то иду. Просто так… Нет, не просто так. Мне нельзя оборачиваться, потому что тогда Волков всё поймёт… А я не хочу этого. Не сейчас.
Подхожу к автодрому. Облокачиваюсь о металлический заборчик… Мимолётом дотрагиваюсь до глаз. Помню, что лучше так не делать…
Однако сейчас мне всё равно.
Смотрю на застывшие машинки. Вспоминаю, как катал маленькую Свету на таких же… Зря я двинул именно сюда… Смотрю вверх. От навеса остался лишь ржавый скелет… «Плоть» растащили хищники. Отчего-то не тронули «внутренности»… Ну да, как я сразу не догадался! Машинки на привязи! Они всё ещё нужны городу, потому что «заряжены» светом!..