Вечный кайф
Шрифт:
Я повернул ключ и толкнул дверь. Ключ этот – второй экземпляр – висел еще недавно на гвоздике на праздничной красной ленточке в прихожей Вороны. На всякий случай – для хороших людей. А я человек неплохой. Можно сказать, друг этого дома. Так что ключ я присвоил без мук совести. И теперь он мне пригодился.
– Ворона, привет. Орел прилетел! – воскликнул я, проходя в комнату.
Там Вороны не было.
– Ау! – крикнул я. – Иду искать.
Я знал, что она здесь. Во всяком случае, ее единственные
Искать Ворону долго не пришлось. Она стояла на коленях на кухне. И перед ней лежал на тарелочке шприц. Из этой тарелки она всосала иглой разбавленный дистиллированной водой героин. И теперь готовилась вколоть его в вену.
– На иглу молишься? – спросил я.
Она не ответила. Щеки ее были обильно смочены слезами.
– Не могу. Не могу, – всхлипнула она.
– Что так? Боишься?
– Да! Да!
– С этого героина Робертино на кладбище угомонился?
– Да! – вдруг дико завопила она, схватила шприц и нацелила его себе в вену.
Я врезал ногой по ее руке, шприц отлетел, ударился о стену и упал в мусорное ведро. Классный бросок. Мяч в корзине.
– Сдурела? – воскликнул я.
– Не могу… Не могу… Слышишь, я должна уколоться… Я не могу…
– Сдохнешь же.
– А, все равно сдохнем. Робертино подох. И я подохну. Рано или поздно.
– Конечно, подохнешь, – согласился я. – Если так жить будешь.
Вести воспитательную беседу с наркоманом, который хочет уколоться, – занятие неблагодарное и опасное. Тут же я и получил за свою доброту:
– А как еще жить? Как?! Мент драный! Сука!
Ну что, получил за доброту. Трудно быть джентльменом и выслушивать все это… Да и зачем, спрашивается, всегда быть джентльменом? Я влепил ей легкую пощечину. Голова Вороны мотнулась, в глазах появилось осмысленное выражение.
– Пришла в себя? – спросил я. – Поговорим?
– Никогда!
– Нехорошо. Я же тебя из могилы вытащил. Ты уже там была.
– И была бы!
Я нагнулся над мусорным ведром, вытащил шприц, кинул его в папку.
– Сдохнем… Все сдохнем, – опять запричитала Ворона.
– Кто тебе порченого «геру» дал?
– Никто! Не было этого! Никто не давал!
– Смотри. – Я выкинул из кармана ладонь, на которой лежал «чек» героина. Такие штуковины постоянно ношу с собой. При общении с контингентом вещь незаменимая, хотя и таскать ее – преступление. Да что не преступление? Вся эта работа – сплошное преступление идиотских законов, которые не дают нам выметать нечисть. И то, что я сейчас делаю, – незаконно. Какой-нибудь высоколобый умник-юрист возопил бы возмущенно: позор! А я не высоколобый умник. У меня заочный юрфак московской академии за плечами – и хватит.
Она потянулась к героину, но он волшебным образом пропал с моей ладони. На лице Вороны отразилась борьба. Но я наперед знал, чем она кончится. Нет ничего на свете, что перевесит для наркомана, у которого начинается ломка, хорошую дозу героина.
– Тютя этот «герыч» дрянной дал нам, – всхлипнула Ворона.
– Кто?
– Боря Утютин.
В моей памяти что-то нехотя заворочалось. Где-то слышал я эту кликуху.
– Утютин – кличка?
– Все так думают. Это фамилия!
– Адрес?
– Я его по пейджеру нахожу, – Ворона не сводила глаз с моей руки, в которой только что был героин.
– Номер.
Она задумалась. Потом отбарабанила цифры. Ты глянь, еще не все мозги героином съедены.
– Отлично, – кивнул я. – С твоей помощью мы его и возьмем.
– Что? Нет! – завопила она.
– На нет и героина нет. – Я направился к выходу.
Догнала она меня в коридоре. Упала на колени. Уцепилась за мои ноги, как регбист. И взвыла:
– Ну пожалуйста! Я сдохну. Дай.
– Сдашь Тютю?
– Нет… Да!
– Когда?
– Завтра только смогу.
– Вот спасибо. – Я кинул на пол целлофановый шарик где-то с десятой частью грамма героина. – Ты хоть понимаешь, куда катишься?
– Понимаю, понимаю, – зашептала она, сжимая пакетик. Ее больше ничего не интересовало. Она говорила механически.
– Хорошо тебе провести вечер. – Я хлопнул дверью. И почувствовал, что меня подташнивает. Меня будто стискивало тисками. Нет, так жить нельзя!
Я вздохнул. Мир надо принимать таким, как он есть. Нечего устраивать страдания опера по безвинно порушенным жизням…
Я поглядел на часы. Могу еще успеть на «винтовую» хату. Надо было от Вороны в контору (так именуют в милиции свое место работы) прозвонить. Ну да ладно.
– Но, каурая! – воскликнул я и включил зажигание.
Двигатель завелся сразу.
Арнольд влепил ему с ходу кулаком в спину. Барыга пролетел два метра и, пропахав коленом асфальт, попытался подняться. Тут подскочил я и вмазал подлеца ласковым движением в тротуар. Он только и пискнул:
– У, блин…
– Ты смотри, еще порядок нарушает, – буркнул Арнольд. – Брань в общественном месте.
– Браслеты, – велел я.
– Английские. Фирменные, тебе повезло, – сказал Арнольд, защелкивая наручники на барыжьих запястьях.
– За что? – завопил тот.
– За торговлю героином в неположенных местах, – сказал я.
Взяли мы его около мусорных баков под неодобрительные взоры местных котов после того, как он продал своему старому покупателю героина на сто долларов.
– Нарушение правил торговли, – хмыкнул Арнольд. – Иди, козел! – Он пинком направил Тютю в сторону затормозившего «Форда». Галицын отворил дверцу и сделал приглашающий жест.