Ведьма-двоедушница

Клекач Тамара

Роман, отщипнув из вежливости несколько кусочков, настроен был не на улыбки, а на разговор, намёк на который сквозил в уголках глаз монаха.

– Нет, нет!
– Брат Иннокентий энергично замахал пухлыми руками, едва Роман открыл рот.
– Сначала отдых! Помойтесь, освежитесь, так сказать, дух переведите, осмотритесь, а всё остальное потом. И никаких возражений!
– Монах грозно помахал пальцем у Романа перед носом, когда тот снова открыл рот, чтобы поспорить.
– Всё! Все вон!

Он вытолкал парней, втиснув каждому ещё по куску пирога, и снова принялся

за приготовление теста, напевая себе что-то под нос.

Одна из девчонок вызвалась помочь гостям устроиться. Нашивки белых лилий, что всё ещё оставались на одежде Афони и Димитрия ей ни о чём не говорили. Слишком была она ещё мала, чтобы понимать, что такая нашивка была отличительным признаком тех людей, по чьей вине она и оказалась в пристанище.

Аня, так звали девчонку, показала им свободное помещение. Оно было небольшим, но светлым и чистым. Важно нахмурив брови, она хлопнула в ладоши так же, как это делала Саша, и в помещении запахло свежим сеном и чистыми перинами, а у одной из стен выстроились три бадьи, наполненные водой.

С последней она немного перестаралась и пар от неё шёл слишком сильный, чтобы кто-то из гостей рискнул сунуть туда даже палец, но, тем не менее, ребята поблагодарили её за труды.

– Если хотите, я могу и одеждой вашей заняться. Пока вы будете откисать.
– Кокетливо изогнув губы бантиком предложила она, игриво посматривая на Романа, чем вызвала взрыв хохота у Афони и Димитрия. К счастью, это произошло уже после того, как Роман ей вежливо отказал и проводил к выходу.

– Сказал бы ей правду, - укорил Димитрий, сбрасывая с себя грязную одежду.
– Ох, как же горячо!
– скорчился он.

– Какую правду?
– спросил Роман, размышляя над тем, как лучше обуздать горячую бадью: сразу или помаленьку.

– Такую правду, что сердце-то твоё уже занято, - ответил красный, как рак, Афоня.

– Точно-точно!

– Да ну вас!
– смутился Роман и, махнув рукой, залез в бадью по самые уши.

Всё-таки горячая вода пришлась кстати. Свежими и отдохнувшими почувствовали себя гости после неё, и как же хорошо было одеть чистую одежду, появившуюся вместо грязной тремя отдельными стопками.

Афоня с Димитрием предпочли прогулке здоровый сон и захрапели, едва приняв горизонтальное положение. Роману же спать не хотелось. Наоборот, он чувствовал прилив сил и сильное желание увидеть Сашу. Она ведь так и не поела утром.

Брата Иннокентия не оказалось на месте, и Роман взял на себя смелость отломить половину свежеиспеченного пирога, и отправился искать Сашу.

Дивным было то место: солнце в нём светило всё время, трава была зелёной и сочной, лошади с удовольствием пощипывали её в тени яблоневого сада.

Сад же был добротным. Деревья ухоженные и пушистые росли вдоль множества построек, где жили дети и взрослые. Ветки их были щедро увешаны крупными красными плодами, наполняющими своим ароматом всё вокруг.

Недалеко от лошадей играли дети. Их звонкий смех заглушал крики одного из монахов, умоляющего не вытаптывать овощные грядки.

Саша отыскалась в самой дальней постройке. Ветки яблони тянулись к маленькому оконцу, под которым вились лозы диких роз нежного розового оттенка.

Выглядела она лучше: на щеках играл свежий румянец, одежда была чистой, с ещё мокрых волос стекали капли воды. Если бы не едва заметные синяки на шее и запястьях, да печаль в глазах, то и не сказать было, что она в своём юном возрасте прошла через многое.

В который раз он залюбовался ею, да и не заметил, что притолока была многим ниже его.

– Ой!
– Роман пошатнулся, пытаясь удержаться на ногах и вместе с тем сосчитать искорки, прыгающие перед глазами.

– Ушибся? Дай посмотрю.
– Саша засмеялась, и печаль в её зелёных глазах немного побледнела.

– Всё в порядке, - пробубнил он. К щекам прилила кровь, и ему стало ужасно стыдно, ведь он никогда в жизни ещё не краснел.

– Ещё чуть-чуть и остался бы без головы, а я без крыши над головой.
– Саша прикоснулась ладонью к его лбу, и лёгкий холодок побежал от её пальцев. Она всё ещё улыбалась, и он снова почувствовал, что краснеет.

– Я принёс тебе поесть, - сказал он как-то совсем хрипло.
– Ты ведь не ела.
– Она всё с той же улыбкой приняла из его рук кусок пирога.
– Да...
– Он тонул в её глазах, терял дар речи, когда она вот так на него смотрела.
– Я... Мне...
– Почувствовав себя совсем глупо, он попятился и снова стукнулся бы головой, если бы она его не остановила.

– Спасибо, - сказала она.
– И за пирог, и за то, что спас меня. Не то, чтобы меня надо было спасать, - добавила она, лукаво улыбаясь, - но всё равно спасибо, что рискнул собой и...
– Саша подошла совсем близко. Лукавая улыбка сошла, уступая какому-то другому выражению - томному, зовущему, нежному.

– Саша! Саша! Пошли играть!

У входа столпились дети. Они подпрыгивали, перекрикивая друг друга, щипались, толкались, попеременно протягивая руки к ней.

Саша звонко рассмеялась. То выражение спряталось, и на лице её снова заиграла лукавая улыбка. Откусив кусочек пирога, она взяла за руку девочку лет пяти, кричавшую громче всех.

– Спасибо за пирог, - выкрикнула она из толпы детей, тянувших её играть.

Глядя им в след, он глупо улыбался. Покраснел он или нет, увидит его кто или нет - ему было всё равно. В груди разливалось такое приятное тепло, что этот момент никак нельзя было назвать иным, а не волшебным.

Правы были товарищи: занято было сердце его. С той самой первой встречи в яблоневом саду, когда он ещё не знал, кто она, едва увидев её зелёные глаза, за которые не грех было и душу дьяволу отдать, он понял, что судьбы их навеки будут связаны, и никто другой не затмит её образ у него на сердце, никто его не займёт и никому кроме неё оно принадлежать не будет.

– 14 -

Прошло несколько дней с тех пор, как она вернулась в пристанище, место дивное и действующее, как эликсир на больную душу. Здесь под вечным солнцем легко было забыть все невзгоды и печали. Здесь всё служило доказательством того, что жизнь продолжалась, не смотря ни на что.