Ведьма-двоедушница
Шрифт:
– Ай!
– Яблоко больно ударило её по голове.
– Ваня, ты чего?
– сердито крикнула она, вглядываясь в густые ветви яблони.
– Не спать!
– крикнул ей Ваня, высовываясь с самых верхних веток дерева, и кинул ещё одно яблоко.
– Ну, подожди!
– пригрозив рыжему-бестыжему помощнику пальцем, крикнула она.
– Слезешь ты!
– С верхних веток послышался смех, и она готова была поспорить, что в данный момент он показывал ей язык.
Внезапно листья зашелестели. Налетевший неизвестно откуда ветер растряс ветки, и яблоки посыпались дождём. Саша не знала, что ей делать: беречь голову от яблок или не
Где-то над головой раздался крик, но был он не Ванин. Гигантская тень проплыла над яблоневым садом. Крик тот был воинственный, бесстрашный, предупреждающий.
Чёрный кот с серой подпалиной на груди мчался от жилых помещений. Вдоль позвоночника пробежала дрожь и Саша, опустившись на четыре лапы, побежала ему на встречу.
Со всех сторон сбегались двоедушники, принявшие звериные обличия. Монахи собирали детей и уводили куда подальше.
Тень зависла между садом и домами, и в кольцо из двоедушников плавно опустилась птица. Узкие клиновидные крылья поднимали столбом пыль. Чёрная шапочка венчала её голову. Серые перья с оттенками рыжеватого цвета красиво играли на солнце. Птица издала ещё один клич и склонила голову на бок. Лёгкое свечение охватило его пёстрое тело, и вместо птицы появился молодой парень.
– Сапсан! Сокол ясный!
– К нему на встречу вышел брат Иннокентий. Молодой человек ему низко поклонился.
– Монгол?
– Из-за спины монаха в недоумении выглянули Афоня и Димитрий.
– Дружище, что ты так пугаешь народ честной-то?
Монгол виновато огляделся по сторонам. Большинство двоедшников уже поняли, что угрозы нет, и приняли человеческий облик, но не все: Тимофей всё так же стоял в стойке, с ощетинившейся морды стекала слюна и из пасти вырывалось глухое рычание.
– Серьёзно, брат, хватит уже, - сказал ему Афоня.
– Он свой.
Тимофея это не впечатлило, и он зарычал ещё громче.
– Тимофей!
– Навстречу молодому стрельцу вышла Саша.
– Сказали же тебе: он свой!
Саша, если честно, была ещё в большем недоумении, чем Афоня и Димитрий, которые уже давно знали, что Монгол не обычный человек. Они-то хоть знали, но просто не представляли, как это выглядит, а вот Саша и вовсе не знала, и даже не подозревала.
– Неожиданно как, - улыбаясь, она обняла его. Всё-таки это была приятная неожиданность.
– Так и знал, что ты будешь удивлена, - ответил он не в свойственной себе дружелюбной манере.
– Ты руки-то убери!
– Монгол засмеялся и высвободился из Сашиных объятий.
– Даже и мыслях не было.
– Он пожал руку подоспевшему на шум Роману.
– Так уж и не было, - укорил его тот.
Радостной была встреча, но, в то же время, навевала тревожные мысли. В последнюю их встречу, когда они покидали Александровскую слободу под поровом ночи, Монгол оставался, чтобы быть "глазами и ушами", и то, что он был здесь, свидетельствовало о том, что ему было, что рассказать об увиденном и услышанном.
– Братья твои в порядке?
– спросил Роман.
– Да, они в безопасности, - ответил Монгол. Пламя от костра разгорелось от подброшенных братом Иннокентием сухих веток и испустило приятный древесно-яблочный аромат.
Чтобы не будоражить народ, ещё не отошедший от столь яркого появления гостя, принято было решение отложить разговор до ночи, когда обитатели пристанища будут спать.
В свете костра причудливые тени ползли по лицам, собравшимся вокруг, и тревожное предчувствие чего-то грядущего отражалось на каждом из них.
– Когда вы ушли, какое-то время всё было спокойно. На рассвете пошёл снег, и все попрятались, а потом ближе к обеду раздался крик, да такой, что у самых смелых воинов кровь застыла в жилах. Все постройки ходуном заходили. Лошади, сбежавшие из разваливающихся конюшен, метались, как ненормальные. Люди высыпали на улицу, спасаясь от обрушенных крыш. Небо почернело, но тучи не были тучами. Они были, как дым, и живые, и я готов поклясться, что у них были глаза - красные, как кровь.
– Он был, - с уверенностью заявил брат Иннокентий. Яблоко, которое он пытался запечь, почернело у упало прямо в костёр.
– Точно он. Теперь он так выглядит. Без души он не может в полной мере превращаться и существовать, как живое существо.
– А дальше чего было?
– спросил Роман, нетерпеливо ёрзая на бревне.
– А чего дальше? Кончилось всё. Опричники в себя придти не успели, а постройки-то прямо на глазах собрались, и в целости и невредимости стояли, как и не было ничего. Если бы не лошади, бегающие туда-сюда, наверное, никто бы и подумал, что всё увиденное было реальным. Льва в тот день никто не видел. И на следующий день тоже. Ну и пошла молва. Ребята-то, как оказалось, на службе состояли не такие уж и тупые. Вспомнили они о том, как он появился среди них, как будто из ниоткуда, и речи его странные про колдовство, и выдумку его с избранным войском с белой лилией на груди и оружием странным, и про тебя, Саша, вспомнили, мол, зачем девка ему понадобилась, да ещё из чаровниц, и вообще, что за чертовщина произошла. Кто-то сразу сказал, что валить надо. Кто-то же сказал, что выяснить всё надо, да гнать того Льва куда подальше. К ночи второго дня после того случая, часть людей успела уйти, но на рассвете... На рассвете было пекло. Лев вместе с самыми верными своими приближёнными вышел к людям, дабы внести ясность. Вышли к нему старшины, мол, не желаем мы ничего слушать, убирайся по-хорошему, либо мы силу применим. Тогда-то он и кончил изображать из себя святошу, да и показал им, какой силой владеет. Как только первая кровь пролилась, я понял, что это только начало, и мы с братьями покинули крепость.
– В голосе молодого стрельца послышалась горечь.
– И правильно сделали, - заметил брат Иннокентий.
– Останьтесь вы там, кому бы вы смогли помочь? И какой ценой?
– Так-то оно так, - протянул Монгол и со злостью плюнул на землю.
– Но я не могу не думать о том, какая участь постигла тех, кто осмелился ему противостоять, ведь они всего лишь люди. Что они могут против него?
– Всех он убить не мог, - задумчиво сказал Роман.
– Раз уж он, не смотря на своё могущество, создал орден, значит, они ему нужны. Вопрос лишь в том - зачем?
– Армия - она всегда армия, - ответил монах.
– Вот сколько их там оставалось?
– спросил он у Монгола.
– Не знаю. Может, сотня-другая. Большая часть опричников ушла с царём назад в Москву. А сколько среди них было белолилейников, сказать невозможно. Под зимней одеждой нашивки не видно.
– Видно, не видно, но даже сотня для нас много, - вставил Тимофей.
– Согласна, - подключилась Саша.
– Если он захочет, то сможет призвать к себе на службу ещё столько же. Я так понимаю, что молва пределы крепости не покинула, а значит, о нём никто не знает.