Ведьмин ключ
Шрифт:
Фуркнули карты из рук Хохлова и веером шлёпнулись на спальный мешок.
– По пустякам вы ругать умеете, – растягивая слова, заговорил он. – Давайте о серьёзном поговорим.
– Давайте, – закуривая, кивнул Харлампий. – Мы для того и пришли.
Хохлов гладил бороду, будто доил её.
– Работать когда-нибудь начнём или нет?
– А как же. – Щуря глаз от дыма папиросы, Харлампий наугад совал сгоревшую спичку в коробок. – На днях и начнём.
Хохлов покрутил головой.
– Сами, поди, в это не верите, а говорить приходится, понятное дело почему. – Он оглядел
– Чудак ты человек. У руководства… – Харлампий ткнул пальцем вверх, – всяких других забот много. Таких отрядов, как наш, в экспедиции десяток. Побывать у всех времени не хватит.
– У нас зато лишнего времени навалом. – Васька снял с печи кружку, поплевал на обожженные пальцы. – Вот и пусть летят. Поделимся.
– Да они нарочно не летят, чтобы мы тут на ихнем же вертолёте не задали! – крикнул перебинтованный.
Рабочие зашумели:
– Сидим, свищем в кулак!
– Нанимали – тыщи сулили, а забросили куда? В Антарктиду!
– И пущай не летят! Пёхом утопаем – и привет!
Хохлов поднял руку, повёл ею, будто смахивая гвалт, сказал в тишину:
– Верно, братва, всё верно. Завезли нас и держат, сами не знают зачем, да еще толком ничего не объясняют.
– Ни газет поинтересоваться, ни радива! – цедя чифир сквозь марлю, выкрикнул с хрипотцой Васька и остро глянул на Сергея. – Сами небось тёпленько устроились. И джазики мурлычат по ночам, и девахи повизгивают. Житуха!
– Погодь ты с девахами, – зло осадил его Харлампий. – Давайте будем рассуждать… Июнь месяц идёт, а лета нету – вот что интересно!
– Говорю тебе – его не бывает тут. Вообче. – Васька развёл худенькими руками. – Антарктида.
Харлампий повернулся к Ваське.
– То есть как это – не бывает? – Он снова побулькал в воде сапогами. – Вот же ведь тает. Это ли не доказательство? Тает! «Антарктида»!
– К августу, в лоб её, стаит! – ругнулся Васька. – К тому периоду последние штаны сотрём. – Он отхлебнул из кружки и, обжегшись, сплюнул. – Та-аит!
– Вот! – Хохлов с усмешкой ткнул в него рукой. – Видите, до каких нервов довели человека. Так что просим решительно отправить нас на базу. Подгоняйте транспорт и – аля-улю.
– А не хотится – платите по четыреста колов в месяц независимо. Тогда я согласный лежать. – Васька задрал рубаху. – Во! Кажись, до пролежней довалялся, чего уж там.
Из угла выдвинулся ослепший, прокричал с обидой из-под низкой повязки:
– Может, нас уже на счету никаком нету! Забросили на ледник и позабыли. Ежели не прилетит завтра трещотка, пёхом утопаю в жилуху!
– Все уйдём! – решительно поддержали рабочие.
– Хлопцы! – криком вмешался Сергей. – Прошу выслушать!
– Опять уговаривать и заливать станете, чтоб потерпели? – перебил ослепший. – А тут даже снег такой, глаза портит.
Сергей стиснул его за плечи, успокоил:
– Это пройдё-ёт! Еще денёк-другой посидишь в темноте, и отпустит. С кем не бывало. – Он
– Верно, это у него пройдёт. И не станем больше темнить. – Хохлов по-прежнему пристально глядел на Сергея. – Скажу прямо – уходим мы. Всё! Завтра!
– Хох-лов! – Харлампий погрозил пальцем. – Не мели, чего не следует.
– Следует.
Сергей вышел на середину палатки.
– Хлопцы!.. Да тише там! – Он углом рта втянул воздух, скривился от боли. – Как вы решили, так и будет, никто насильно держать не имеет права. Прошу одно: дождитесь вертолёта – и улетите. А самодеятельность свою оставьте.
– Во! Инженер опять да потому же – сватает. – Васька отбежал от печки к Хохлову, будто искал защиты. – Видал его? «Дождитесь». А если всякая жданка кончилась? Сказано – до нервов довели!
– Сейчас же перестань! – потребовал Сергей. – Распоясался.
– Лагерь никому не покидать! – чувствуя, как похолодел затылок, отчеканил Харлампий. – Будет вертолёт – увезут. Возможно, в другой отряд, начальство решит. А ты… – Он шагнул к Ваське. – Насчет нервов не распространяйся. Мы с Сергеем не новички в геологии. И каждый сезон находятся ухари вроде тебя, горлопана, запомни.
Харлампий размашисто – брызги по сторонам – прошел к выходу, закарабкался вверх из палатки по размятым ступеням. За ним, сутулясь, побрёл Сергей.
В пылу спора почему-то никто не вспомнил, как обстояло дело полтора месяца назад. О чём говорили, в чём сомневались и во что верили. Рабочие, всё больше молодые, приезжие, нанимались отработать сезон на горных выработках экспедиции, ждали, когда их перебросят к месту работы, праздновали, шатались по посёлку, а утрами, опухшие и угрюмые, осаждали базовскую контору.
– Сколько ещё тут мыкаться? Обещали же заработок…
Тот же Гошка обьяснял:
– А там! – Он показывал в сторону белеющих за рекой гольцов. – Там, думаете, сахаром горы присыпаны? Снег лежит, снег! Закукуем на месяц.
Но рабочих это не смущало.
– Ну и покукуем, подождём. На месте по крайней мере.
Вылетать на участок было нельзя, весна запаздывала, а на базу приезжали всё новые отряды ИТР и рабочих, стало тесновато от народа. Тут-то начальству экспедиции поступило сообщение, что к ним вот-вот нагрянет главковская комиссия. И как не упирались отдельные начальники отрядов, как не убедительно звучали их доводы о невозможности начинать работы в горных заснеженных районах, отряды спешно развезли по прошлогодним участкам. Это вынуждены были сделать потому, что не были найдены новые участки в долинах или других легкодоступных местах.
Отряд Полозова перебрасывал в высокогорный район зелёный Ми-4. Весь день мотался он из посёлка на голец, перевозя людей, инструменты, продукты, приборы и прочие припасы. Вертолёт приземлялся прямо на утрамбованный метелями снежный наст. И рабочие, щурясь от непривычной белизны, весело разгружали его, оттаскивая от винтов, не перестающих молотить воздух, ящики, спальные мешки – всё огромное имущество отряда.
– Ну, славяне, загорай! – притопывая по насту, злорадно кричал Гошка. – Устраивайся на зимовку.