Ведьмина печать. Ловушка для оборотня
Шрифт:
Удивительно, но госпожа прислушалась.
— Имя? — спросила она надменно, будто личным обращением оказала великую милость.
— Юлиана, госпожа.
— Высокородная госпожа! — прошипела Лаис.
— Простите, высокородная госпожа, — тут же поправилась Анка, понимая, что интриги уже начались. Иначе чем объяснить, что Оха не соизволила предупредить, как обращаться к хозяйке.
— Приятный голос. Я ожидала худшего. Я довольна, Лаис…
Юлиану подтолкнули к толпе уродцев. Следовало бы затеряться среди таких же бедолаг и осмотреться, но рядом с обделенными природой человечками
— Морт, глянь, да она в тряпье! Дерни, и засверкает ж…пой голой! — громко засмеялся один из карликов. Тут же несколько уродцев подлетело к ней и, схватив за подол, начали тянуть в разные стороны. Юлиана чувствовала, одно неловкое движение, и она и вправду предстанет перед господами в неприглядном виде.
Распинать бы мерзавцев, да нельзя. Грубо рявкнуть — не то место, где стоит рот раскрывать, ведь за ними наблюдают. А юбка-то трещит!
Уродцы быстро перебирали маленькими ножками и ловко сновали под ногами. Пытаясь не порвать платье, Анка вертелась вслед за ними, голова закружилась. Она растерялась и не знала, что делать.
— Ну же, срывайте. Мой-то зад, в отличие от ваших жопок, хорош! — злорадно процедила первое, что пришло в голову. Боялась, что не услышат, не поверят, не отстанут, но здесь слишком ценилось господское внимание.
Карлики застыли, размышляя над ее словами, а Анка по инерции повернулась, и ткань на плече съехала. Опасаясь ругани и укоров в недостойном поведении, тут же поправила лиф, однако госпожа Виула вдруг громко хлопнула в ладоши и воскликнула:
— Как умилительно! Трогательно! — и промокнула платком глаза. — Мать, играющая с малышами!
«Бля! — остолбенела Юлиана, интуитивно предугадывая, что ее судьба решена. — Какие, малыши, ненормальная?!»
Но на блаженном лице хозяйки читалось: решение принято.
— Вы будете семьей! Играть, заботиться друг о друге…
— Кхм, — откашлялась Анка, сдерживая рвущиеся слова. Переведя дыхание, натянула плотоядную улыбку и прошипела напуганным карликам. — Чур, я мать!
— Не борзей, великанша! Иначе заору! Слыхала, фа Лаис обещала заковать тебя за первую же выходку! — пригрозил зачинщик, усмехаясь в лицо.
— Ой, боюсь, боюсь, — огрызнулась Анка, понимая, если даст слабину, ушлый человечек будет ею помыкать.
Их взгляды на мгновение скрестились, а потом мелкий шантажист заголосил дурным голосом.
— А-а-а! — и прикрылся руками, будто она угрожала ему.
Однако предупрежденная угрозой, Юлиана быстро сориентировалась: упала на колени и, схватив карлика, прижала к груди.
— Тише-тише, моя радость, мамочка вернулась! — и сжала объятия так, что дурак не мог не то, чтобы орать, даже вздохнуть.
— П-сс-ти! — едва слышно пропищал он, но Анка не спешила ослаблять хватку. — К-клянус-сь милостивой!
Только после клятвы немного разжала руки, поднялась с колен и, держа уродца на руках, повернулась к госпоже.
— Мы давно не виделись! — пояснила она, ангельски улыбаясь.
Госпожа Виула осталась довольна
— Я чуть не обос…ся! — прошипел возмущенный карлик, отталкиваясь от Анкиной груди.
— Знаешь ли, в кандалах мне тоже будет неуютно. Не одной же мне страдать?
— Понял.
— Мир?
— Ненападение.
— Смотри, я могу запнуться и упасть! — пригрозила она.
— Тебе же хуже будет!
— Возможно, но тебе уже будет безразлично.
— Злая!
— Ты тоже не милый мальчик. И разит от тебя не кашей и сладостями!
Только сейчас она разглядела, что сидящий на ее руках недоросток — уже давно не юноша. Мужчина с щетиной, крепким винным запахом, явно много повидавший на жизненном пути, внимательно разглядывал ее черными глазенками.
— На себя посмотри, лохудра!
Анка расслабила руки, и человечек закричал:
— Мир! Мир!
— Вот и хорошо! — хмыкнула. — Скажи-ка, сыночек…
— Мурул, — представился мужчина, шмыгая носом-картошкой. Хоть он и был неухоженным, смуглым то ли от загара, то ли от грязи, но назвать его некрасивым Юлиана не могла.
— Скажи-ка сыночек, Мурул, и часто вас тут в кандалы заковывают?
— Не редкость.
— И даже вольных?
— А кто здесь вольный? — усмехнулся он. — Каждый продался, надеясь на сытную, беспечную жизнь.
— А ты?
— У-а, у-а! — мужчина ехидно изобразил младенца, не желая отвечать на вопрос.
— Слышь, младенец, зови свою ватагу, будем игрушки клянчить и платьица.
— Еще посмотрим, во что тебя обрядят!
Следуя за своими «малышами», Юлиана раздумывала: следует ли сразу заявить, что она вольная? Но одно решила точно, нужно как можно скорее и лучше спрятать договор, который предусмотрительно положила за пазуху…
Анка и подумать не могла, что наглые недоросли станут хоть и невольной, но единственной ее опорой. Стоило хозяйке выделить их, бывшие дружки ополчились на «малышей» и присоединились к бойкоту, который им негласно объявили.
Юлиане тоже пакостили, но исподтишка, опасаясь в открытую делать гадости, ведь она была единственной великаншей при дворе, и каждый лелеял надежду влиться в «семью», обласканную вниманием госпожи Виулы.
Хватило нескольких дней, чтобы подопечные, уставшие от склок с собратьями, успокоились и перестали дерзить и задирать Анку. Завистники в коварстве дошли до того, что насыпали Мурулу в туфли битое стекло. И только неспешность, с которой он обычно обувался, спасла ноги. А Морта напоили зельем, от которого вначале ужасно крутило живот, а потом на теле высыпали мелкие язвы. И хотя к пострадавшим приходил лекарь, рутинную и изнурительную работу пришлось делать Юлиане. Под конец шестого дня, она, не смущаясь, звала своих карлов по кличкам, данным с легкой руки: Засранец, Хромоножка, Молчун и Квазимодо. «Дети» ворчали, но ничего не могли поделать. Любые возмущения заканчивались предложением Аны найти другую заботливую мамашу. Понимая, что она за них не держится, а желающих заменить их не счесть, карлы вынуждены были смириться. Никто не хотел лишиться обретенных поблажек и привилегий.