Ведьмина печать. Ловушка для оборотня
Шрифт:
«Веди себя сдержано, — успокаивала Талаза. — Скоро зов плоти напомнит ему, что между вами было, и тогда наступит твоя очередь бросать кости».
Вещей было мало и те Анкины, поэтому сборы в дорогу прошли стремительно.
Асаар куда-то ушел, вернулся с возчиком и повозкой, в которых усадил тетушку и Аолу, кинул два тюка, и отправились в дорогу. Самой же Юлиане, как и Сару предстояло весь путь проделать на ногах.
«Если думает, что я отстану или потеряюсь, не дождется!» — изводилась подавленная Анка, ревновавшая Асаара к мелкой, болезненной
Кроме беззащитности, умненьких глаз, длинной косы да звонкого, противного голоска в «невесте» не заметила ничего примечательного. Сама же всю дорогу ловила на себе очень даже заинтересованные взгляды, до которых ей не было дела. Без шрама жизнь налаживалась, и дорогой она строила планы, как досадить Сару и заставить его ревновать.
Ана шла гордо, с вызовом. И чем больше Сар ее игнорировал, тем более плавными, соблазнительными становились ее движения. Она молчала, лишнего не говорила, но ее томные взгляды из-под ресниц доводили Сара до белого каления.
— Магия? — с трудом сдерживая бешенство, спрашивал у тетушки, пытаясь понять притягательность Аны.
— Если бы, — угрюмо отвечала Оули. — Приманку подобрали со вкусом. Красива, высока, умна, хоть и не благородная.
— Еще гордая.
— Не заметила, — вскинула бровь женщина.
— Осторожна и проницательна, находчива.
— Она тебе по нраву?
— Зверю.
— Ты можешь дать согласие.
— Нет, — отрезал Сар. — Это ловушка. Опасная.
— Мне жаль.
Он кивнул.
В Бреф ехали больше двух дней. Возничий делал частые остановки, чтобы Аола могла выпить горячего отвара в каждой деревушке или перекусить, а как только смеркалось, останавливались на ночлег. Юлиана любила пешие прогулки, но не такие изнурительные. Ноги ныли от усталости и мерзли, однако она не жаловалась. Какой смысл унижаться, если Сар все равно оказался бы глух к любой просьбе. Он и так любезно кормил ее, обеспечивал ночлегом, но был неприступен и зол. Зато над своими ведьмами трясся и буквально сдувал пылинки.
«Если бы знала, что тебе придется месить раскисшую грязь, выбрала бы другую обувь», — участливо сетовала Талаза.
«Я сильная, дойду».
«Ты главное потом слушайся меня, и он еще горько пожалеет!» — утешала собеседница.
Анка хорохорилась, но уже к вечеру второго дня так промерзла, что ночью не могла согреться даже в теплом помещении. Асаар снял ей отдельную комнату, то ли брезгуя селить в одной с теткой и Аолой, то ли заботясь об их безопасности, поэтому ей было совсем одиноко. И ночью, когда тряслась под одеялом от озноба, только утешения хозяйки цветочного дома помогали не впасть в уныние и хандру. А утром пришлось встать и продолжить путь.
«Не отделаешься! Не дождешься!» — упрямо твердила Юлиана, когда чувствовала бессилие и слабость. К вечеру, когда добрались до очередного постоялого двора, сцепив зубы, сидела ровно, безразличная ко всему. Она устала, и любезности со стороны хозяина двора только
К утру Анке стало хуже, а Сар выглядел злым и равнодушным. Он всю ночь не смыкал глаз, прислушиваясь, впустит ли Ана хозяина? И после каждого стука, от ожидания, что она сделает это, сердце начинало скакать.
К обеду, когда вошли в городские стены Брефа, быстро отыскали постоялый двор, и как только Ана подошла к дверям комнаты, прошипел:
— Завтра уйдешь!
Она, не ответив, захлопнула дверь перед его носом.
Такое проявление гордости задевало Сара. Он ждал, когда она признается, что не может идти, что устала, покажет слабость и зависимость, но Ана как язык проглотила. Утром, увидев утомленное состояние и мутные глаза, понял: ей нездоровится. Хотел бы помочь, но она должна была сама об этом попросить, не иначе. Потому что любая жалость будет рассмотрена хозяином Аны, как еще одна его слабость, а после показательной мести тетушке и Аоле, он не собирался ни отступать, ни сдаваться.
Попытка напугать Ану и предупредить, что она останется одна, больная в чужом городе, было не чем иным, как грубым намеком, что ей следует попросить о снисхождении, но она даже не стала разговаривать.
— Теперь я вижу, что она упряма, — согласилась тетушка, когда вернулся в свою комнату. — Что будешь делать?
Сар раздраженно швырнул стеганный короткий плащ на стул.
— Она уйдет, — сел на пол и принялся стягивать сапоги. Ему было жарко, но привлекать внимание не по погоде легкой одеждой не стоило. — Если нужна помощь, пусть просит. Я предлагать не буду!
— Она тебя так сильно задела?
— Я и так сделал для нее много! Она решила, что я легкая добыча и начала затягивать петлю на моей шее, потому что я сделал ошибку. Надеялся, что смогу успокоиться, совладать с собой, но вышло не так. Она мне снится. Я думал, это магия.
Сар не в силах был признаться, что вместо того, чтобы спешить к ним, провел целую ночь с Аной. Стыд грыз изнутри, но тогда он не смог отказаться от искушения. И теперь соблазн, которого вкусил, стал еще заманчивее, желаннее.
— Для этого она пришла? Или поглумиться?
— Кто нанял ее, решил поглумиться надо мной, вами! — Сар вспомнил появление козы и зарычал от ярости. — Но сама Ана не злая, хотя и странная.
— И что будешь делать?
— Бежать нет смысла. Только упорствовать и искать другую.
— А откуда Ана?
— Одна ведьма сказала, что она иномирянка.
— Нет! — завертела головой ошарашенная Оули. — Разорвать границы миров смогла бы только могущественная ведьма! Кроме того для перемещения требуются камни ценой в состояние! И при обряде они превращаются в пепел! Даже… — язык не повернулся назвать главу матерью, — глава Алого Дома не смогла бы перенести: не хватило бы знаний!