Ведьмина печать. Ловушка для оборотня
Шрифт:
Сар смотрел на нее, прищурившись.
— Нравится быть беспомощным?! — она на всякий случай отодвинулась подальше.
— Ненормальная! Оборотня кусать! — тихо возмутился он.
— Не смей оставлять засосы! Или в следующий раз откушу! — осмелела Юлиана, поняв, что он на нее не кинется.
Асаар прыснул от смеха и вытер подступившие слезы.
— Скажи еще, что загрызешь, — начал весело подначивать.
— Загрызу!
— Давай! — отодвинул ворот рубахи и подставил шею.
Юлиана набрала воздуха, прикоснулась губами к месту, где билась
— Ты что сделала?! — возмутился он. — И как я поеду? Его же видно!
Анка распахнула одеяло и показала грудь.
— Ладно, постараюсь быть сдержаннее.
— И я постараюсь, — злорадно улыбнулась.
— Ешь! — рассердился. Зато желание насмехаться над ней у него поубавилось.
Дальше дорога была для нее одним удовольствием. Ехала в телеге, заботливо укрытая одеялом. Каждый раз Асаар спрашивал то ее, то Аолу — не голодны ли они. Анка сначала удивлялась такому отношению, а потом принялась испытывать его терпение за все те дни, когда была обделена заботой. Однако он ко всем придиркам относился терпеливо, со снисхождением. Лишь однажды, поймав ее пристальный взгляд, наклонился и прошептал:
— Я сам не идеален, потому не требую совершенства от тебя.
Но уже в следующем крупном городе, когда принес ей строгое пышное платье, пришлось выслушивать наставления тетушки.
— Не надо торопиться, иначе упадешь или порвешь. Нужно всего-то немного присесть, левой рукой чуть приподнять подол, чтобы виден был лишь мыс обуви, и сделать небольшой шажок. Благородная женщина должна оставаться изысканной всегда, даже…
Юлиана закатила глаза, показывая, как нужны ей эти наставления, и дерзко спросила:
— И кому она должна? А покажете, как изысканно топать по грязи?
Женщина замолчала, пораженная Аола хлопала глазами, а Анка нахально влезла в повозку, удобно уселась, совсем не как фа, и принялась жевать яблоко. Когда поймала взгляд Сара, перевела взгляд за телегу, намекая, как тащилась за ними по грязи, и он пристыженный отвернулся.
Она понимала, что следует уметь вести себя достойно и воспитанно, но обида на Асаара была сильнее здравого смысла. Понимал ли он причину ее вредности — не знала, но больше к ней с советами и наставлениями не лезли. Однако уже через пару дней, приноровившись к юбке, стесняющей движения, Юлиана справлялась с ней ловко и, если не изыскано, то с долей очарования. А когда через неделю пути остановились в Вайне, поймала себя на том, что невольно копирует некоторые движения Оули.
В ночлежном доме Сар больше не отсылал ее в дальние комнаты, а селился с ней поблизости от ведьм.
Обиды за перенесенные унижения Анка не забыла, но подкупало его на удивление хорошее, почти безукоризненное отношение. И постепенно его присутствие перестало тяготить. Вот только каждый вечер он рано укладывал ее спать, напоив ненавистным зельем.
Зато у него она всегда могла спросить, почему в городе окна красные, зачем чиновники носят
Еще через неделю пути они остановились в Брусе, и Сар снял дом. На окраине, неприметный, всего с двумя этажами и тремя комнатами, но места хватило всем.
Соседство с тетушкой Анку больше не напрягало. Она привыкла к ней, оценила ее выдержанность и даже извинилась за грубость, когда они вместе сидели на кухне и лепили пироги. А на Аолу старалась не обращать внимания. Сар так же с ней возился, но теперь Юлиана понимала, что каждая из них занимает в его сердце свое место. Осознавала это и Аола, но они все равно друг друга не любили.
Сар и Оули видели, что между ними неприязнь, но считали, что со временем разногласия улягутся. А Анка, прислушиваясь
к тишине, с грустью раздумывала: а есть ли у нее это время? Пусть Талаза не отзывалась, она знала, что о ней не позабыли, и когда придет время, дернут за нитку и причинят боль и ей, и ему. Иногда во взгляде Асаара читала ту же грусть, но они не разговаривали об этом. Понимала, что надо бы, но не знала, что сказать.
Осознание, что затишье временное, что грядут неприятности или разлука — отравляло жизнь им обоим.
«Будь, как будет», — смирилась Анка и решила наслаждаться каждым спокойным днем.
Тетушка, наблюдая за ними, поджимала губы и вздыхала, не в силах ничем помочь.
— Пусть миг радости краток, но он будет согревать тебя долгими, одинокими ночами, — как-то утешила она Сара, когда они остались одни.
— Я ночами не мерзну, — буркнул Асаар, старясь скрыть расстройство.
Оули печально улыбнулась и опустила ладонь на его плечо.
— Мне было легче, потому что у меня были Аола и ты.
— Я справлюсь, — он ободряюще похлопал по ее руке.
— Как бы ты ни поступил — это будет твой выбор, который я пойму, — тетушка говорила спокойно, немного задумчиво, но на ее лице проступали скорбные морщины. И с каждым ее словом Сару становилось горче.
— Мне и Ану жалко — она тоже страдает, — вздохнула женщина. — Я все раздумываю…
— И? — Сар чувствовал, что тетушка хочет что-то сказать, но не решается.
— Ты описывал печать Аны, как зубастое чудовище, грызущее свою лапу. Но звериная лапа…
— На мне, и это символ Атины.
— Да, — они посмотрели друг на друга.
— Почему?
— Я не знаю Сар.
— Магами и колдунами занималась Флиза и ее сподручные.
— А если только кто-то ненавидит оборотней?
— Или Атину и ее творения?
Оули кивнула.
— Я устал над этим думать. Как замкнутый круг.
— Иди к Ане. Наслаждайся каждым мигом.
— Когда она улыбается, разговаривает, сердится — это одно, а когда спит, мне отвратно и тоскливо. Я чувствую себя хуже, чем животным.