Ведьмина печать. Ловушка для оборотня
Шрифт:
«С чего Тудиль обвешалась защитой? — открытие еще сильнее озаботило его. — Новый план? Что-то с Аной? Неужели она так и будет сидеть безвылазно в комнатушке?»
Прождал еще несколько дней, но Ана так и не спустилась.
Волнение и любопытство заставляло думать о ней все время. Асаар привык, что Ана преследует, стремится к нему, и теперешнее положение казалось странным. Кроме того, пусть не виделись почти лунный оборот, при одном воспоминании о ней сердце начинало чаще биться. Хотелось встретиться, прикоснуться,
«Это юнец думает, что она сдерживала стоны боли, но я-то знаю правду. И пусть пострадала ее гордость, это не причина для серьезной болезни! — и все же Сар чувствовал вину. А ее слова, что якобы позволил бы ею овладеть другим, бесили. — Как могла обо мне такое подумать?! Шеи насильникам еще до начала свернул бы, а другим бы не захотелось! — бушевал он, и желание объясниться, поговорить без обиняков стало почти нестерпимым.
Подловить Талазу оказалось сложнее, чем думал. Хитрая «цветочница» старалась на глаза не попадаться, однако от него скрыться сложно.
— Хочу увидеть Ану, — процедил сквозь зубы, вынырнув за спиной ведьмы. Та подпрыгнула, схватилась за сердце и попыталась изобразить, что теряет сознание. — Даже не думай! — рявкнул и осторожно тряхнул женщину за плечо: не так сильно, чтобы сделать больно, но и неслабо, чтобы отбить желание выкручиваться.
— Не хочет она видеть тебя, — пробурчала Талаза, разглядывая его щурящимися зелеными глазищами.
— Пусть скажет мне.
— Ишь, какой хитрый. Она и разговаривать не хочет.
— С ней все хорошо?
— В меру произошедшего, да.
— Разве не ты приложила руку?
— Разве не твой выбор задел ее?
За все время, сколько Асаар знал «цветочницу», так и не решил, как к ней относиться. Умная, проницательная, себе на уме, пронырливая, опасная, она вызывала у него уважение. А сейчас, хлопая глазищами, пыталась казаться глупой, но читалось в ее чертах что-то, чего он не мог понять. Что-то похожее на спокойствие, умиротворение, даже снисхождение. Сар спросил бы, да знал — бестолку: хитрунья ответит правду, да запутает еще больше. И все же решился.
— Чего-то ты счастливая. Готовишь новую пакость?
— Ой, еще от прошлой не отошла. Уцелела после гнева нанимателя — чего же не радоваться?
— Тогда зачем башню обвесила артефактами?
— Чтобы любопытные оборотни не тревожили наш покой. Пиши записки. Желательно любовные и полные раскаяния, и, быть может, Ана выслушает тебя.
— Я не юнец, чтобы строчить записочки.
— А жаль, женщинам они нравятся.
— Ты ее держишь взаперти!? Покажи ее! — он чуть сжал пальцы на ее плече.
— Не обижай беззащитную, слабую ведьму! — заныла хитрюга.
— От махонького
— От булыжника еще больше! Пусти! — пропищала жалобно, но в глазищах так и читалась насмешка.
Поборов раздражение, Сар убрал руку. Талаза демонстративно поправила платье и пробурчала: — Письма! Умеешь писать?!
Он кивнул
— Вот и хорошо! — бросила и ловко проползла под его ногами.
Асаар мог бы зажать «цветочницу», но ломать ей ребра не хотел, чем и она воспользовалась.
— Любовные-е! — напоследок напомнила ведьма и скрылась за дверью.
— Не дождешься! — прошипел, решив, что над ним намерено насмехаются.
Прошло еще несколько дней.
Насупившийся Сар подпирал стену башни, дожидаясь Сольфена, которому, все-таки, удалось добиться встречи с Аной. Но когда юнец вышел из башни бледный, с красными глазами и бросил: «Это ты, ты виноват!» — Сар подумал, что ради встречи так уж и быть, накатает любовное письмо.
Рассевшись на полу, перед стулом с разложенной на нем бумагой, задумался: «Чего бы написать?» Нет, образованности ему вполне хватало, чтобы подсказывать перлы сослуживцам, но когда пишешь о себе, своих чувствах — дело иное.
«Ана», — старательно вывел на листе и поставил точку. Изящным почерк не был, да и в его руке стилос больше походил на зубочистку…
— Ана. Прости. Давай объяснимся. Асаар, — прочитала Талаза при нем, подняла голову и возмутилась: — Да она его выбросит, а другие даже читать не станет!
— Ладно, — пробормотал Сар и склонился над подоконником. Поплевав на стилос, дописал: «Волнуюсь. Сильно».
— Может, стих какой перепишешь? — подсказала ведьма. — Ну, в тоске по тебе печалится небо, и ветер доносит нежный голос…
— Издеваетесь?
— Ни капли.
— Ладно…
— … Ана, ты только послушай! — Талаза прокашлялась.
— Воспоминаниями о наших встречах,
твоих глазах и образе твоем
тоска находит каждый вечер,
и ветер доносит нежный голос твой…
— Пусть катится к своим ведьмам!
— Так и сказать?
— Именно так. И письмецо забери.
Ведьма протянула лист.
— Пиши ответ, иначе он мне не поверит…
… «Воспоминаньями о невесте,
Пусть полнится твой каждый миг.
А про меня забудь,
Ты мне давно не интересен
И ничего обратно не вернуть. Катись к ведьмам!» — прочитал Асаар ответ. Покосился на Талазу, та потупила взор, будто ни при чем, и на всякий случай отступила на пару шагов.
— Я все равно увижу ее! — заверил расстроенный оборотень и ушел.
Всю ночь вертелся, мял записку, пытаясь понять, что его настораживает. А осознав, резко сел: запах Аны был не таким как обычно.
«Болеет?!»
Поутру решил еще раз попытать удачи, передав Талазе богато украшенный гребень и шаль.