Ведьмина печать. Ловушка для оборотня
Шрифт:
— Аолу и тетушку? — неспешно открыла дверь и вышла в коридор. — Пойдем.
— А платье?
Она рассмеялась.
— Быстрее пойдем, быстрее закончишь — потом и оденусь. Или хочешь изодрать на мне его? — склонила голову, соблазнительно улыбнулась, и его обжег ледяной взгляд.
Асаар ожидал, что придется утешать ее, обещать сделать все быстро, не задирать высоко подол, но не к такому. Ана держалась гордо, но надрыв чувствовался в ее спешке. Будто спешила, чтобы не расплакаться. Если бы плюнула в лицо, ударила, было бы легче. Наверно.
Они
— Ана! — не выдержал и схватил ее за руку. Она резко обернулась и влепила пощечину.
— Попомни мои слова! — чеканила голосом, полным боли и яда. — Наступит день, когда Аоле придется доказать, что брак состоялся. И ей придется испытать то же, что и мне. От унижения она будет рыдать и надломится. И вот тогда ты изопьешь горечь до дна и вспомнишь меня! — вырвав руку, величаво пошла вперед.
— Ты выполнишь задание!
Юлиана дернулась и остановилась.
— Я не дура, Асаар, и понимаю: если бы ей не требовался камень, ты бы стоял там или висел за окном и равнодушно смотрел, как меня имеют другой или другие. А утешал бы себя, что сохранил свободу и можешь всегда защитить Аолу и тетушку! Так что не строй из себя благородного защитника! — в ее голосе, повороте головы сквозили брезгливость и презрение. — Пойдем, спаситель!
Когда открылась дверь, Фран и Соль ожидали увидеть рыдающую Ану. Это понимала и она, поэтому вошла, стиснув зубы и распрямив плечи.
"Спасибо, Талаза! — поблагодарила ведьму. — Если бы не ты, я бы рыдала".
"Даже не вздумай! — вздохнула хозяйка цветочного дома. — Пожалей себя, Соля и укажи место скоту Франу. И пусть до конца своих дней Сар сожалеет о сделанном выборе".
Связанный Соль вздрогнул и посмотрел затравленно, будто это ему предстоит брать ее прилюдно. Анка на мгновение прикрыла глаза, давая знак, что все хорошо, и вновь спряталась за напускным безразличием. Превозмогая отвращение к, стоящему рядом, оборотню, повернулась и взглянула в глаза. Он ничем не выдавал волнения, и равнодушие задело бы, если бы она не знала, что для него это тоже дурная ночь.
«Для гордеца стать рабом… Ха-ха. Хоть какое-то возмездие!» — но злорадство не спасало от глубокой, гложущей обиды.
Она рассчитывала, что гордо явится в логово озабоченного скота, мужественно вытерпит, — и самое сложное окажется позади. Однако, увидев, как плотоядно ее разглядывает хозяин замка, его телохранители, решимость растаяла, задрожали ноги. От грубого насилия их удерживал только Сар, нависавший горой и смотревших исподлобья.
«Путь он, только бы не они!» — взмолилась Анка и ощутила успокаивающее поглаживания по бедру…
Асаара тревожило, как Фран блудливо оглядывал Ану. Не нравилось, и как на нее глазели два его прихвостня. Ана тоже понимала, что может случиться, и от страха дрожала. Провел рукой по ее телу, чтобы успокоить, и вперился в охранников мстительным, испытующим вздором, что тотчас умерило
«Не Талаза ли надоумила, как составить сделку? Сам бы не додумался…» — разозлился Сар, понимая, что его окружили со всех сторон. Не дожидаясь, пока в хозяине замка проснется похоть, перехватил Ану у талии рукой и опустил на пол. Да, унизительно, да, как собаки, но следовало спешить. Если все сделать верно — гордость одолеет похоть Франа, у которого, помимо невеликого роста, и член небольшой.
«Вряд ли после сравнения с моим решится показать свой при свидетелях…» — рассудил Сар. И всем план был хорош, однако размахивать отвердевшей плотью — унизительно. Для него размер члена был не поводом для гордости, а комплексом, и шутки про длину и ширину достоинства походили на попадание морской воды в рану. Не смертельно, но причиняют боль. А он не сомневался, что слух вмиг разнесется по замку, придется выслушивать похабные поддевки… Но, понимая, что промедление чревато для Аны вниманием Франа, резко поставил ее на колени, потянул за волосы, и они рассыпались по плечам…
Когда лицо от похотливых взоров закрыли пряди волос, Юлиана догадалась:
«Намерено разметал их…» — и закусила до крови губу, чтобы не разрыдаться. Больно кольнуло горестное сожаление, что когда-то встретила этого странного, гадкого оборотня, верного не ей, а какой-то тощей пигалице и ее мамаше. Он выбрал другую, еще и жертвовал собой ради Аолы.
Асаар, опустившийся на колени позади, притянул ее ягодицы к паху, потерся, а потом отстранился, — и послышались удивленные вскрики:
— Ого-о!
— Вот это дубина! — сорвалось у охранника, что стоял к ним ближе остальных.
Юлиана нутром поняла: Сару неприятно, зато он перетянул внимание на себя. Она стояла на коленях и боялась пошевелиться, чтобы не разбудить в зрителях желание.
Игнорируя замечания, Асаар осторожно приподнял подол нижней рубашки, ровно на столько, чтобы показать минимум, и коснулся головкой ее лона.
— Не тяни! Или тебе помочь? — ухмыльнулся Фран.
Асаар невозмутимо бросил:
— Фехтующим палкой не следует поучать обладателя увесистой палицы, — и, не обращая внимания на его ярость, плюнул на пальцы и, смазав плоть, осторожно проник.
Первые движения были бережными, но с каждым толчком сдерживаться было тяжелее. Руки сильнее сжимали ее бедра, притягивали, оглаживали. А потом он навалился на Ану со спины и распластал на полу, желая не только быстрее кончить, не мучая ее, но и скрыть от жадных, внимательных глаз. Он двигался быстро, грубо, а она после каждого толчка шумно выдыхала, а потом, сдерживая крик, Асаар резко выдохнул: тело охватила легкость, зато в душе тягость стала невыносимой, хоть вой. Он думал, что как только проникнет, на нем проступит рабская печать. Из-за напряжения чесалась кожа то тут, то там, но ни метки, ни других проявлений пока не было…