Ведьмина печать. Ловушка для оборотня
Шрифт:
— Я тоже послушаю, — тихо промямлила, изображая робость. Довольная, что застала Сара врасплох, улыбнулась, провела рукой по волосам, щеке. Окинула взглядом из-под ресниц и раздвинула ноги.
Асаар мгновенно багровел, и капельки пота проступили на висках.
Кухарки, наблюдавшие за ними, молчали, не понимая, что происходит. Телохранитель фа Оули застыл на месте и не сводил с великанши круглых глаз. Женщины придирчиво оглядели ее, однако не заметили ничего подозрительного, если только новые сапожки.
— Вам жарко? — Фина подобострастно заглянула в лицо, но великан не шелохнулся.
— Да, —
Когда в кухню ворвался прохладный ветер, Юлиана поежилась.
«Замерзну, но не уйду!» — от волнения билось сердце, стучали зубы, но отступать она не собиралась. Чтобы не привлекать внимания челяди, склонила голову, скромно опустила глаза и сделала вид, что поправляет складки на юбке. — Он, наверно, в бешенстве! Еще бы, ведь кроме сапожек, чулок, бусиков и сережек на мне больше ничего нет».
План Талазы был прост: если Асаар не видит иллюзий — пусть так. Главное, что иллюзорное платье видят все остальные!
Злобная мордень и играющие желваки указывали, что Асаар взбешен. Юлиана радовалась его беспомощности, но и не забывала предупреждение ведьмы: сдерни он с нее бусы — иллюзия развеется, и тогда весело станет ему. С сожалением вздохнув, поднялась со скамейки. Будь они наедине, еще непристойный стриптиз на столе станцевала бы, но, увы.
«С красными отпечатками на заднице, поди как макака с красной с…!» — расстроилась, но не спиной же ко двери пятится. Поэтому повернулась и продемонстрировала издержки сидения на шершавой поверхности. Уходя, бросила быстрый взгляд и осталась довольна. Смесь бешенства, удивления и желания придали его лицу неповторимое выражение. Оказавшись в коридоре, Анка бегом бросилась к себе, чтобы переодеться. Ведь прикоснись кто-нибудь к ее иллюзорному платью, и обман станет очевидным.
Однако у комнаты ее окликнули:
— Ана!
Она вздрогнула. Только «случайно» ошивающегося у ее комнаты Соля ей сейчас не хватало.
— Доброго дня, фай Сольфен, — Юлиана неосознанно отступила на шаг. Одно дело — с азартом дразнить Асаара, а другое — неприятного заморыша, потные прикосновения которого противны. В последние дни он часто хватал ее за руку, и ей это не нравилось. А сейчас особенно пугало.
«Пойми он, что я голая — имиджу скромницы конец!»
— Вы бледны! Все еще нездоровится?
— З-замерзла, — испуганно прошептала она.
Юноша протянул руку и коснулся ее пальцев.
— Скорее накиньте что-нибудь! — воскликнул он, пропуская к двери.
Анка влетела в комнату и, захлопнув дверь, с облегчением выдохнула:
«Обошлось!»
Спешно натянула платье, накидку, шаль и поспешила в библиотеку. От радости, что смутила Асаара — горели щеки, прорывалась улыбка. Соль окинул ее внимательным взглядом и уткнулся в книгу. Она тоже хранила молчание. Время тянулось медленно.
Появление обнаженной Аны потрясло Сара неожиданностью, порочность, дерзостью. Шелковистая ткань в паху тотчас угрожающе натянулась, и он чувствовал — одно неловкое движение, — и шов разойдется, явив кухаркам его большого друга. Сар пытался взять себя в руки, но плоть уму не подчинялась.
Женщины подозрительно косились, и, чтобы
«Дрянь!» — злился, стараясь не смотреть на ее бесстыдное, притягивающее тело. И если бы не чужое присутствие, неизвестно, чтобы она выкинула, и как бы отреагировал он. Лишь когда Ана покинула кухню, вздохнул с облегчением. И как только кровь успокоилась, без объяснений ушел, оставив Кину и Флоду в растерянности.
Весь день она стояла перед глазами, мешая сосредоточиться.
«Я не похотливое животное, которым можно управлять, показав голую самку!» — твердил себе, решив держаться до последнего. Пусть были способы насладиться ее телом, но это было бы проявлением слабости и несдержанности.
Вечером, когда тетушка собиралась на ужин и обсуждала: почему Ана обхаживает Сольфена, если камень у фая Франа, в дверь постучала Вернира и сообщила: хозяин ожидает их за ужином, и непременно желает, чтобы гостей сопроводил телохранитель.
«Чего-то задумал…» — догадался Сар и не ошибся.
Взбалмошному хозяину замка взбрело в голову, что гиганту-слуге следует стоять за спиной госпожи Оули, а Ане за спиной Сольфена. Вроде бы ничего особенного и сложного, но не сегодня. Пусть на Ане было глухое, мешковатое платье, память услужливо напоминала, что он увидел днем. И если бы заблаговременно, на всякий случай не уложил удачно плоть и не надел под низ плотную, облегающую рубаху, сгорел бы от стыда.
Фран же с удовольствием наблюдал, как телохранитель Оули избегает смотреть на великаншу, и отмечал, что хитрая Тудиль как всегда оказалась права. Нет-нет, да в показном равнодушии Асаара ему мерещился интерес. Кроме того приятно неспешно есть, в то время как огромный силач смирно стоит. Чувствовать власть над кем-то, кто больше, сильнее, но вынужден подчиняться, доставляло ему неописуемое удовольствие.
Оули могла бы стерпеть многое, но только не унижение близких. Чутьем понимала: Франу доставляет удовольствие выкручивать руки, давить, показывать власть, и знала единственный способ не дать ему насладиться ее беспомощностью — не показывать, что самодурство задевает. Однако Аола и Сар, хорошо знавшие, что означает ее лицо, лишенное эмоций, высокий голос, растягивание слов, понимали: она нервничает.
Улучив миг, когда Фран отвлекся, Сар провел рукой по спине тетушки. Она бесшумно выдохнула и немного успокоилась.
Обед проходил в тишине, полумраке, в тягостной атмосфере, и после его завершения гостьи поторопились уйти, сославшись на усталость. Асаар тоже покидал зал с тяжелым сердцем.
Во время трапезы Ана стояла напротив и со скучающим видом смотрела то на потолок, то на пол, но он чувствовал: после дневной выходки она ликует. За день он обдумал ее поступок, успокоился и поймал себя на двойственности чувств: приятно, что она это сделала для него, но он устал от изматывающей борьбы с собой. Не по их вине отношения сложились запутанными, а притяжение друг к другу, вопреки всему казалось даже странным. Они оба тяготились привязанностью, не приносившей ничего, кроме обиды и боли. Сар желал избавиться от слабости, чтобы стать прежним собой — хладнокровным и рассудительным. И, судя по глазам Аны, она желала того же.