Ведьмины круги (сборник)
Шрифт:
Лес, проплывавший за окном, поредел, началось открытое рыжее пространство с тонкими и поломанными, как спички, стволиками берез. Над этой плешью, словно туман, висел дымок. Горел торф. Через час пути я одеревенел и физически и морально, но тут, к счастью, многие высадились, и я успел плюхнуться на освободившееся место. Оно было почти символическим: большую часть скамейки занял огромный мужик, неловко раскорячивший ноги. Ему было лет за шестьдесят, морда породистая, шевелюра для его возраста богатейшая. Густая прядь падала на лоб, щеки бриты, а на подбородке была борода, делавшая его похожим на Клавдия или Полония.
Я надеялся, что контролер не придет. Мы ехали уже час сорок пять.
– Скоро Пупышево? – спросил я у Полония.
– Через пятнадцать минут, – низким бархатным голосом сказал он.
Но тут, как назло, отъехав от станции Войбокало, мы простояли двадцать минут в ожидании пассажирского. Через полчаса я опять поинтересовался у Полония, скоро ли Пупышево.
– Теперь скоро. Подъезжаем к Новому быту. Сто первый километр! – Он многозначительно поднял вверх палец. – Сюда ссылали проституток и тунеядцев, чтобы не портить в городе красоту жизни. А нас сослали на десять километров дальше.
– В болото загнали, а кругом столько пустующих земель. Себе-то они поставили дачи на Карельском перешейке! – мгновенно возбудился сосед напротив, спокойно до того дремавший.
– А что вы хотели? – откликнулась интеллигентного вида тетка у окна. – Мы же люди второго сорта. И нас таких – почти вся страна.
– Теперь такая пересортица случилась, что мы уже и на третий сорт не тянем. Отходы! – визгливо сказал сосед напротив.
– Ничего подобного, – сочным баритоном возразил Полоний, – мы им показали, на что способен русский человек. И коммунистам, и демократам! Без дорог, без денег целый дачный город забабахали! Сказка!
Народ начал стаскивать с полок свои рюкзаки и корзины, пришли в волнение собаки, все кругом зашевелились. Человек, пробиравшийся к дверям, желчно процедил:
– Эту сказку ты в базарный день за три копейки никому не продашь.
По всей вероятности, для пупышевцев это были какие-то животрепещущие разговоры: они воспламеняли садоводов. Еще один мужик, построившийся в очередь на выход, встрял:
– Чего возмущаться-то? Дело добровольное. Никто не принуждал здесь строиться, сами захотели. Я, например, доволен.
– Ничего другого у нас не будет, – печально сказала старуха в матерчатой кепочке с козырьком. – Это судьба, а свою судьбу не надо хаять. Воздух у нас наичистейший, и чернобыльская радиация нас обошла. Я знаю многих пупышевских патриотов.
– А почему Пупышево так названо, знаете?
– Войбокало – от «воя бокалов», – объяснила тетка, державшая на руках пуделя. – Петр Первый там сильно выпивал и веселился, аж бокалы выли. Про Пупышево – неизвестно.
– А еще про патриотизм говорите! Пуп Земли – вот что такое Пупышево! – громогласно заявил Полоний.
Кто-то хихикнул, кто-то выразил недоверие и собрался поспорить, но дискуссия не состоялась: поезд встал, и двери открылись.
Мимо деревянного вокзала, облепленного под крышей ласточкиными гнездами, вместе с людским потоком я оказался на дороге. Сначала по обе стороны тянулся лес – ель и осина, потом ее пересекла обмелевшая до каменистого дна речка, параллельно ей прошла линия электропередачи, и начались дачные участки.
– Здесь без пол литры не разберешься. Здесь сорок пять тысяч участков, население настоящего города.
Пока я приставал к проходящим, появился человек с протезом, Полоний.
– Следуй за мной! – велел он.
Пришлось мне ползти с ним на пару. Иногда мимо проезжала легковая или грузовая машина, оставляя за собой шлейф пыли, обдававшей пешеходов. У придорожных канав в низкорослой травке встречались грибы-навозники, молодые, с мохнатыми белыми коконообразными шапочками, а старые – с развернутыми, покрытыми грязными махрами и словно бы обугленными по краям шляпками. В канаве среди бурых водорослей я увидел странное животное и показал Полонию.
– Водяная крыса, – объяснил он, – ондатра. Чего удивляешься? Здесь их много. Сейчас трава закрывает берега, а по весне хорошо видны норы.
Пассажиры с электрички, так долго ехавшие, бежали к своим участкам очень споро и целеустремленно, но тут некоторые приостановились и стали делиться своими наблюдениями по поводу ондатр. Полоний тут же сообщил им, что держит на продажу нутрий, но пытался приучить к неволе и дикую ондатру, только пары у нее не сыскалось, а поэтому он ее выпустил.
– А вы их живьем продаете? – спросила женщина в кургузой мальчиковой курточке.
– Продаю и живьем, и шкурками. Мясо у них тоже хорошее. Хотите шкурок на бабаху? – Он очертил прямоугольник над своей головой.
– На что?
– Я спрашиваю, папаху, дама, забабахать хотите?
– Если б дамой была, может, и захотела бы. Но я простая советская женщина, а никакая не дама! – обиженно ответила женщина.
– Ну зачем же себя так принижать? – весело спросил Полоний.
Народ снова вышел на дистанцию, продолжая на бегу обсуждать достоинства нутриевого мяса, а Полоний ворчал что-то про дам, демократов и коммуняков.
Постепенно народ всасывался в улочки, пересекающие главную дорогу, а мы с Полонием все шлепали и шлепали, пока и ему не настало время свернуть. Тогда он мне объяснил:
– Следуй прямо, пока не увидишь по правую руку брошенный бульдозер, возле него свернешь и пройдешь еще через две пересекающиеся дороги. Там спросишь. – И добавил: – А Пупышево получило свое название от фамилии владельца этих мест. Говорят, он был лесопромышленником.
Я шел так, как велел Полоний, а бульдозера все не было. То, что я видел, разительно отличалось от Краснохолмского садоводства, и не только необъятным пространством. Здесь, как и в большом городе, сочеталось огромное количество разных стилей жизни. Были каменные двухэтажные особняки с гаражами и скворечники, построенные из всяких фанерок и жердей, были образцово-показательные участки с цветниками и огородами и запущенные, заросшие ольхой и березой. Когда я все-таки нашел бульдозер, спрашивать про «Автомобилист» не пришлось. На дороге перед шлагбаумом стоял указатель. Но где живет Нина Ивановна, никто из встречных не знал. Сразу-то я постеснялся спросить Козью мать, а когда назвал ее так, тут же получил ответ, свернул на указанную аллею и по козьим следам и орешкам дошел до дома. Я был горд, что проявил наблюдательность.