Ведун Сар
Шрифт:
— Держите его! Держите Севера!
Дидий с трудом поднялся и побрел к выходу на подрагивающих от прихлынувшей слабости ногах. На крыльце его вырвало. Комит с трудом спустился с крыльца и рухнул под ноги Афрания, как раз в это мгновение слезающего с коня.
Очнулся он в своей постели. На какой-то миг ему даже показалось, что он видел всего лишь кошмарный сон, однако торжествующая улыбка на губах склонившегося над ним Афрания лишила комита этой последней надежды. Дидию оставалось только сойти с ума или умереть, чтобы избавиться от детского плача, звучащего в его ушах.
— Победа, комит! — вскричал Афраний. — Да здравствует император Олибрий! Да сгинут все наши враги! Впрочем, они уже сгинули.
Бывший, а теперь, наверное, нынешний префект города Рима был смертельно пьян. Причем, если верить чудовищно распухшему лицу, уже не первый день. Дидий с трудом поднялся с ложа, при помощи подоспевшего Паулина, и медленно побрел прочь из комнаты, подальше от беснующегося Афрания.
— Вина мне, — хрипло бросил он хлопотавшим вокруг рабам. Кубок вынырнул словно бы ниоткуда. Дидий припал к нему потрескавшимися губами и осушил его в один миг. Алкоголь принес облегчение душе и вернул комиту способность мыслить. Последнее
— А ведь Марк Север жив! Слышишь, Афраний, — жив!
— Поймаем, — ощерился префект Рима. — Никуда он не денется.
— Врешь! — вдруг завопил Дидий от внезапно прихлынувшего бешенства. — Врешь, Афраний.
— Вина ему! — закричал испуганно Афраний. — Да держите же его! Он сумасшедший.
— Зато ты покойник, префект, — неожиданно вынырнул из омута безумия Дидий. — Все мы покойники. Все.
Весть о смерти сиятельного Афрания хворающему Дидию принес сенатор Аппий, чудом уцелевший во время резни. Пережитое потрясение сказалось на здоровье несчастного Аппия, он беспрестанно подергивал головой, словно мул, отгоняющий надоедливых оводов. Зато глаза сенатора горели торжеством. Он ненавидел Афрания и не считал нужным этого скрывать, даже ради приличия. Впрочем, о каких приличиях можно говорить в нынешнее паскудное во всех отношениях время.
— Тело Афрания нашли в подвале дома Туррибия, куда он полез в поисках сиятельного Марка. По-моему, префект просто помешался. Оресту самому пришлось спускаться за ним в это дьявольское место, ибо никто из вагилов не желал рисковать жизнью и душой ради спасения своего начальника.
— Его убили или он умер сам?
— Не знаю, Дидий, — развел руками Аппий. — Ран на теле префекта не обнаружено, но ты бы видел его лицо! Это же маска ужаса! Похоже, он умер от страха. Если, конечно, в дело не вмешалась магия. Но в любом случае без сиятельного Марка здесь не обошлось. Теперь сын матроны Климентины будет с упорством безумца преследовать убийц своих родных. Я так и сказал Оресту. Ты бы видел его глаза в эту минуту. Он готов был убить меня на месте, но кругом стояли свидетели. А мне уже все равно, Дидий. Я потерял жену, а главное, я потерял надежду. Ничего уже не будет, комит. Рим пал под тяжестью собственных преступлений, а варвары здесь совершенно ни при чем.
Глава 5 Верина
Светлейший Феофилакт переживал далеко не лучший период в своей жизни. В сущности, его нынешнее незавидное положение было результатом крупного просчета, совершенного много лет тому назад. Он поставил на Прокопия тогда, когда следовало ставить на Льва. Феофилакт питал слабость к женщинам, не в физиологическом смысле, а в политическом. Возможно, виной тому были люди, безжалостно надругавшиеся над природой и лишившие его еще в детстве многих радостей земного бытия. Он рос на женской половине, угождая капризам сиятельной Пелагеи, и верил в эту женщину почти как в бога. Увы, даровитая сестра божественного Феодосия не оправдала его надежд. И у Феофилакта не осталось другого выбора, как прислониться к сиятельной Верине. Он стал доверенным лицом императрицы и с головой погрузился в решение ее проблем. Дважды по ее милости он попадал в опалу, дважды едва не расстался с жизнью, но неугомонная Верина не хотела смиряться с судьбой, подталкивая в пропасть преданных ей людей. Божественный Лев вновь впал в болезненное состояние, и в этот раз ни у кого уже не было сомнений, что его дни сочтены. В окружении Зинона уже праздновали победу. Соперников у исаврийца не было. Именно он должен был встать за спиной своего сына, Льва-младшего, дабы уверенной рукой править самой могущественной в ойкумене империей. Для Верины торжество зятя в лучшем случае оборачивалось изгнанием, в худшем — смертью. И уж конечно, она не могла этого не понимать. На ее месте Феофилакт смирился бы с неизбежным. В конце концов, Верина была уже немолода, ей совсем недавно исполнилось сорок два года. В таком возрасте вдовые женщины задумываются о душе, а уж никак не о власти. Но в Верине взыграла дурная кровь варваров. Эта женщина вознамерилась поспорить с судьбой. Три года назад она прибегла к магии, и тогда только чудо спасло ее от суда и казни. Божественный Лев проявил несвойственное ему великодушие и не стал преследовать жену. Свой гнев он обрушил на людей посторонних, не причастных ни к его физическим недомоганиям, ни к душевным мукам. Первой жертвой охоты за колдунами, организованной императором Львом и патриархом Ефимием, стал божественный Антемий, его дочь и внук. Феофилакт до сих пор не мог понять, почему Лев и Ефимий поверили сиятельному Оресту. Этот ловкий интриган рвался к власти по трупам своих врагов. Но при чем здесь, скажите, христианская вера? Впрочем, Льву в ближайшее время предстоит ответить на этот вопрос, заданный уже не старым евнухом, а Всевышним. И вряд ли он сумеет ответить достойно.
— Ты встречался с высокородным Маркианом? — строго глянула на Феофилакта императрица. В последние месяцы божественный Лев, чувствуя, видимо, приближение конца и не желая отягощать душу лишним грехом, предоставил своей жене полную свободу. Многочисленные соглядатаи, следившие за каждым шагом Верины на протяжении целого года, были удалены из ее покоев, чем императрица не замедлила воспользоваться. Ставку она сделала на своего брата Василиска, человека слабого и не шибко умного, зато честолюбивого. Сейчас Василиск пребывал в незавидной должности ректора Гераклеи и горел желанием поправить свои дела любым способом, в том числе и самым безумным. Ибо Феофилакт отдавал себе отчет, что заговор сиятельной Верины просто не может закончиться победой, уж слишком ничтожные люди ее окружают.
— Комит колеблется.
Маркиан, изгнанный своим отцом Антемием из Рима, сумел неплохо устроиться в Константинополе. Божественный Лев неожиданно для многих назначил этого в сущности никчемного человека комитом легионов, расквартированных в Константинополе. Возможно, в пользу Маркиана сыграло то обстоятельство, что он не был сторонником Зинона, к которому божественный Лев в последнее время испытывал недоверие. Комит Маркиан тяжело переживал гибель отца и громогласно поклялся отомстить убийцам. Сиятельная Верина воспользовалась сложившейся ситуацией и устами светлейшего Феофилакта намекнула Маркиану, что главным организатором заговора против божественного Антемия является исавриец Зинон, пожелавший прибрать к рукам не только Восточную, но и Западную часть некогда единой империи.
— Ты сказал ему, что на стороне Василиска выступит рекс остготов Тудор и дукс Фракии Арматий?
— Разумеется, сиятельная Верина, — склонился перед императрицей Феофилакт. — Но дело даже не в Маркиане, а в его братьях Прокопии и Ромуле. Прокопий спит и видит себя префектом Константинополя, а Ромул воображает, что способен водить за собой легионы.
— Обещай им все, — твердо произнесла императрица и взмахом руки выпроводила евнуха из спальни.
Многие полагали, что императрица Верина заключила сделку с дьяволом, ибо ее неувядающая красота по-прежнему продолжала привлекать мужчин. Даже божественный Лев порой давал слабину, добиваясь расположения своей жены. Но евнух Феофилакт, равнодушный к женской красоте, вынужден был констатировать, что сила Верины не только в ее прелестях, но и в чем-то другом, куда более существенном. Возможно, племянница Аспара действительно была колдуньей. Не исключено, что она сумела добиться расположения языческих богинь, но так или иначе, эта женщина без страха бросала вызов мужчинам и уже хотя бы в силу этого обстоятельства заслуживала всяческого уважения.
Увы, сыновья покойного Антемия не оправдали надежд, возлагаемых на них Вериной. Не говоря уже о Василиске, который никак не мог расправить крылья в своей Гераклее и продолжал там отсиживаться разжиревшим гусем. Остготы рекса Тудора, двинувшиеся к Константинополю, были вынуждены остановиться под Филиппополем в ожидании будущего императора. Дукс Фракии Арматий, родной племянник Василиска и Верины, все время сомневался, в какую сторону ему повернуть своего коня — то ли бросить легионы против остготов, то ли присоединиться к ним. И пока ненадежные союзники императрицы пребывали в раздумьях, божественный Лев успел сказать этому миру последнее прости. Смерть императора, к удивлению многих, не повлекла за собой никаких сколько-нибудь значительных событий. Императором был провозглашен внук умершего, Лев-младший, а сиятельный Зинон получил титул кесаря и право управлять империей, как ему заблагорассудится. А ведь этот человек не был ни ромеем, ни даже эллином.
— Ну и где теперь римская слава? — спросил у своих приунывших братьев комит Маркиан.
Удобное время для выступления было упущено. Маркиан во всем винил Василиска, опоздавшего с мятежом. Уж коли ты вознамерился вознестись на константинопольский трон, так изволь подсуетиться, дабы твои сторонники не остались в полных дураках. Феофилакту ничего не оставалось, как разводить руками и соглашаться с рассерженными чужой медлительностью братьями. Впрочем, сам он был почти счастлив, что заговор Верины провалился. Ибо его успех не сулил евнуху легкой жизни, а поражение мятежников, вполне вероятное, кстати говоря, и вовсе обернулось бы для Феофилакта мучительной смертью. Нотарий уже подумывал о небольшой загородной усадьбе, где он мог бы спокойно прожить остаток жизни в покое и достатке, но тут на его беду захворал юный император. Причем захворал настолько тяжко, что о его выздоровлении уже не могло быть и речи. Заговорщики сразу же воспрянули духом. Извещенный о болезни юного Льва Василиск выступил наконец из Гераклеи во главе пяти легионов. У Никополя к нему присоединились рекс остготов Тудор и дукс Арматий, в результате чего силы мятежного ректора возросли в шесть раз. Взалкавший власти Василиск двинулся к Константинополю во главе огромной армии, насчитывающей в своих рядах двадцать пять тысяч пеших и пять тысяч конных воинов. Грозная весть, достигшая столицы империи в день смерти Льва-младшего, повергла в смятение кесаря Зинона и привела в ужас городских обывателей. Никто не ожидал такой прыти от ленивого Василиска. Впрочем, ни для кого, в том числе и для самого Зинона, не было секретом, кто на самом деле является вдохновителем этого мятежа. Феофилакт стал свидетелем безобразной сцены в покоях сиятельной Верины. Кесарь Зинон в ярости топал ногами и орал на свою тещу. Императрица величаво восседала в кресле и презрительно кривила губы в ответ на оскорбления не сдержанного на язык исаврийца. Несчастная Ариадна пыталась примирить мужа и мать, но безуспешно. И только приезд в императорский дворец патриарха Ефимия положил конец семейному скандалу. В тот же вечер патриарх совершил обряд помазания и объявил Зинона божьим избранником. Новый император столь рьяно взялся за дело, что в течение одной недели нажил себе массу врагов. От происков его исаврийцев пострадал даже комит схолы нотариев высокородный Пергамий, ни в чем абсолютно не виновный, но тем не менее лишившийся своего поста. Пергамий не нашел ничего лучше, как излить горечь по поводу несправедливостей, чинимых новым императором, своему зятю, могущественному римскому временщику Оресту. Письмо было перехвачено, и только вмешательство патриарха спасло Пергамия от плахи. Божественный Зинон до того увлекся чисткой в рядах константинопольских чиновников, что за мнимой опасностью прозевал опасность подлинную. Армия Василиска внезапно вышла к стенам столицы, а в самом городе вспыхнул мятеж во главе с комитом Маркианом, которого император попытался лишить занимаемого поста. Нельзя сказать, что городские легионеры души не чаяли в своем начальнике, но наглых исаврийцев они любили еще меньше, а потому обрушились на них с такой ненавистью и стремительностью, что в два счета загнали их за стены императорского дворца. Император Зинон не выказал в этот несчастливый для себя день ни доблести, ни стойкости. Он не нашел ничего лучше, как обратиться за поддержкой к своей теще Верине. Последняя, однако, на зов зятя откликнулась лишь пожатием плеч. Зинон схватился за меч, но был остановлен магистром Иллом, воззвавшим к разуму обезумевшего императора. Армия Василиска уже вошла в город через распахнутые Маркианом ворота, и Зинону ничего другого не оставалось, как бежать из Константинополя морем, благо от дворца до порта было рукой подать. Светлейший Феофилакт с интересом наблюдал, как покидают бунтующий город наглые исаврийцы. Ради столь любопытного зрелища он даже поднялся на террасу в свите сиятельной Верины. Эта свита, вчера еще составлявшая всего несколько человек невысокого ранга, ныне насчитывала более сотни преданных сторонников вдовы божественного Льва.