Ведун
Шрифт:
– Святовид!!! – разносится над полем, и это не просто клич, а знак того, что тактика немного меняется.
Общая масса варягов делится на несколько отрядов и продолжает движение на вершину холма, откуда за ходом сражения наблюдает Пяст. И здесь тоже всё ясно. Перед нами не только вражеские отряды, но и лагерь, палатки, телеги с припасами, раненые и множество лошадей. Так что если попрём все вместе, то завязнем, а плотными группами в пять-шесть сотен клинков в самый раз. Практика стандартная, и, если понадобится, придётся делиться ещё раз.
Перестроение вынесло меня и Немого вперёд. Плечом к плечу. Верный вагр слева. Справа какой-то седоусый варяг. С такими людьми в одном строю биться не зазорно.
Передо мной плотный мужик в накидке из медвежьей шкуры и с мощной секирой в руке, не иначе лесоруб из Мазовии. Ну и трындец тебе, лесовик! Чёткий стремительный выпад на противника. Сталь вонзается ему в горло, режет вены, и, захлебываясь кровью, тот валится наземь. Тут же в щит вонзается копьё, которое удерживает светловолосый паренёк с совершенно ошалевшими глазами, судя по неплохой и чистой одежде, может быть, горожанин из ополчения, который мог стать ремесленником. Не станет! Вражеский наконечник щит не пробил, и я отбросил копьё, которое даже не смогло зацепиться за крепкую дубовую основу, в сторону. Древко выскользнуло из слабых, неуверенных рук парня, а Змиулан в чётком вертикальном замахе просёк его круглую обмятую шапочку из сукна и буквально срезал часть черепа.
Плюс один. Горожанин исчез из поля зрения, и передо мной возник настоящий боец, прикрытый добротной стальной кирасой вояка средних лет в овальном, словно куриное яйцо, стальном шлеме. В его левой руке треугольный щит с каким-то затейливым цветным гербом, а в правой – длинная сабля, очень красивая и наверняка дорогая. Под доспехом одежду не видно, но вряд ли он простой наёмник или дружинник, скорее всего, дворянин, который припёрся сюда за славой. А вот хрен тебе, а не славу! Ложный выпад в лицо противника. Он вскинул щит, а я сделал шаг на него, слегка присел и снизу вверх засадил клинок под латы. Кольчужной юбки у противника почему-то не оказалось, и остриё клинка с лёгкостью пробило все преграды и вонзилось в живот.
Всё это происходит в считаные секунды, и я снова в общем строю, готов к продолжению схватки. Но начинается свалка, самая опасная драка в битве. Сверху на отряд, с которым я прорывался через вражеский лагерь, накатила толпа в пару тысяч рыл, кто такие, непонятно, сброд из нескольких отрядов, если судить по вооружению и одежде. И вся эта масса буквально захлестнула нас. Затрещали щиты, заорали люди, и от человеческой сутолоки стало душно. Но мы выстояли. Удержали стену из щитов и, орудуя клинками, которые скользили в зазоры между ними, расчистили себе путь дальше. Правда, от постоянных ударов палицей, которой бился один из ляхов, убитый Немым, мой щит почти развалился, а рука, как это бывает в подобных случаях, словно отсохла. Однако это мелочь. Главное, что мы выстояли и бойцов потеряли немного, а остальное чепуха, благо щитов вокруг много.
Наконец умывшиеся кровью ляхи на краткий миг отхлынули назад, и без всяких команд наш строй качнулся вслед за ними. Красиво. Словно волна накатила на берег, а затем, когда она пошла обратно в море, суша последовала за ней. Но это так, случайная ассоциация, пришла и ушла, потому что бой продолжался.
– Святовид! Руян! Бей! Круши! – С бешеным рёвом варяги вломились в ляхов, и противник, несмотря на толкучку и подкрепление, которое поджимало передовых бойцов со спины, побежал.
Поляки уже не желали боя, добычи и славы, а хотели только выжить. Да вот проблемка: отпускать их никто не собирался. Кровь за кровь. В том обществе, что стало для меня родным, это непреложный закон, и варяги точно так же, как атакующие вражескую конницу бодричи, как идущие за нами поморяне и нападающие на врага с тыла лютичи, следовали ему всегда.
Хр-мм! Бум-мм!!! Над полем боя прокатился звук столкновения. Это наши щиты дружно ударили в доспехи и оружие врага, который обратился в бегство. И следом вновь пришёл черед клинков.
Передо мной спина в тулупе, который способен выдержать лишь лёгкий или скользящий удар, и я не колебался. Диагональный удар кроит голову ляха. Он заваливается по ходу своего движения, а в метре от меня следующая жертва – невысокий мужичок в довольно-таки ладной кольчуге и с непомерно длинным копьём. Наверное, он меня не видел, но чувствовал приближение смерти, а потому пытался втиснуться в толпу. Опоздал! Выпад – и остриё клинка, пронзив кольчугу и войлочную поддёвку под ней, находит сердце.
Рывок на себя! Всё делается быстро и чётко, и рубка продолжается. Клинок порхает в руке, словно пушинка. Раз за разом он с потягом опускается на головы и шеи ляхов. В эти мгновения я был машиной для уничтожения врагов, ибо всё происходило механически и без раздумий, ведь тренированное тело само знало, что и как должно делать. Удар! Посвист остро заточенной стальной полоски! Труп и шаг вперёд. Кровь, смерть и предсмертные хрипы людей. Вот так, я и сам не заметил, как наш отряд, двигаясь за бегущими ляхами, взобрался на вершину холма, где со мной произошло нечто странное.
На мгновение, непонятно почему, мир вокруг замедлил своё движение. Рядом варяги. С одной стороны всё так же Немой, с другой – бывалый мореход. Впереди возле просторного шатра заваливается на бок пожилой мужик в чёрной сутане и с большим медным крестом на груди, в голове его торчит метательный топор. В самом шатре какая-то суета, и из него выбегают люди, многие в дорогих доспехах. На груди одного из них красуется белый орёл Пястов на красном щите, не иначе сам князь-кесарь Владислав Второй, в моей реальности получивший прозвище Изгнанник.
Однако это кажется мне неважным, и желания преследовать Владислава Пяста нет, его и без меня поймают, вон к нему, сметая со своего пути любые преграды, уже бегут витязи Святовида, а от них не уйдёшь. На автомате отбиваю кажущийся неловким выпад княжеского телохранителя, крепкого польского вояки в полном доспехе, как у его повелителя, и с прямым мечом в руке, и продолжаю осматривать холм. Что привлекло моё внимание? Что?! Почему всё замедлилось?! Не ясно. Глаза скользят по лицам, доспехам, знакам, гербам и оружию, а уши вслушиваются в тягучие выкрики людей, и вскоре я нащупал то, что меня заинтересовало.
Шлем. У одного из вражеских воинов недалеко от меня, средних лет брюнета с гладко выбритым лицом, на дорогом остроконечном шлеме была видна чёткая серебряная гравировка – двузубец, на кончиках которого находились христианские кресты. Чей это знак, я знал – князя Игоря Ольговича, который вчера вечером прибыл на помощь своему родственнику Владиславу Пясту. Такой знак красуется на его броне, на малом походном стяге, а также на личных печатях, и это общеизвестно.
Вот так случай! В известной мне исторической реальности этот Рюрикович помогал польскому князю-кесарю пригнуть к земле младших братьев и под это дело для Киевской Руси даже пару городов в Мазовии хапнул. Затем он сменил Всеволода Ольговича на киевском столе. Но просидел на нём только две недели, так как был разбит, смещён с высокого поста и добровольно постригся в монахи. Однако киевское вече решило, что он опасен и слишком легко отделался, и поэтому в пригородный храм, где князь спрятался от мира, ворвались посланники народа, которые долго его мучили, а когда он испустил дух, его тело привезли в Киев и бросили на площади. За эту мученическую смерть и большую преданность делу партии Христа князь Игорь Ольгович стал святым, а его останки (мощи) были объявлены чудодейственными.