Век перевода (2005)

Витковский Евгений Владимирович

***

послушай: когда я еще жил с ним и мы из нитей и тряпья творили вместе мир когда моим был его глаз и руки белые его тогда благословлял я снег и в дождь смеялся. когда полудни проводил я в комнате его и в его теле ходил или сидел, читал ли книгу или спал, когда пути я знал ушей его и реку его глаз я проплывал когда играл его руками и по губам бежал встречался часто я с собой смеясь ли плача говоря. но, с наступлением осени он ушел я с ним вместе ведь я себя не нашел я отдал руку его рукам я пленен его глазами я смущен его ушами заблудился

в его теле в его теле потонул.

***

Я слушаю как вечер снаружи за окном С силой мощной пульсации утекает Время гибкое и темень втягивая ртом Как медленно сердце мое вырастает О бесчувственность серость и бренность На стульях стальных среди гиблых книг Ноги в шнурках лед в глазах и леность Низменных пальцев рыскающих в них Страсть там лишь бусинка в глазах рыбака Челнок человека морем движем слегка Выудить мысль из воды чудаку негоже В богатых сетях средь мидий счастья и позже

БЕСЧЕСТНАЯ МОГИЛА МОРЯКА [7]

пару раз в день мне удается сбежать в новый мир там прекращаются вздохи там нет голоса в спину хотя я знаю что должен вернуться но я не плачу если бы в этом мире я смог вдруг остаться чуть дольше и всякий раз вновь дольше до тех пор пока обычный мир не превратится в сон похожий на ночной кошмар из детства, в который уже невозможно поверить, потому что есть лучше, что более ценно, потому что я нашел клад, в который никто не верил золото на дне моря из корабля утонувшего а никто и не знал и тогда мое счастье будет подобно величию этой мести, темный призрак парящий по дну океана могила храбрых моряков чье золото тела их будто лампу украшает

7

Заглавие стихотворения — парафраза названия сборника "Честная могила моряка" выдающегося нидерландского поэта Я. Я. Слауэрхофа (1898–1936).

***

ты завтра умрешь; этим стихам ты телеграммой отправишь улыбку они ее ждут. Не дозволь почтальону что мчится с предсмертным часом твоим стать вестником зла живи. Разбей зеркало в котором плакало твое лицо.

***

я самый невинный зверь на земле я сплю с ночью срастаясь с ней телом а ночь растет в моем сердце темной тканью твоих пальцев я плету одиночество ночи пестрое придирчивое переменчивое я познал все слезы одиночества ударь меня открой меня я роза веселья иди сюда доверься мне я забросаю ветер звездами как лодку изобилия в скупости моря ну раз ты не пришел я потихоньку закрываюсь.

ОТЦУ [8]

о отец мы были вместе в медленном поезде без цветов что ночь как перчатку надевает и снимает мы были вместе отец когда нас накрыло темнотой. где ты теперь в резвом ветерке зеленого авто на прогулке или день не оставил свою перчатку на столе где сумерки и кроткое исцеление в будущем непреложны. мои губы мои нежные губы сомкнуть.

8

Последнее стихотворение Лодейзена.

Максим Калинин^{16}

РОБЕРТ ГРЕЙВЗ (1895–1985)

ЛИКЕЙЯ

Волки лесные Любят Ликейю. Встретят — завоют, Кругом обсядут, Зубы ощерят. Стан ее гадом Перепоясан. Стрелы

в колчане. Гребнем резным Волосы чешет. Полуволчица, Полужена, Смотрит на стаю, Всех привечая, Царственным взором. Если кто в драку Из-за нее, Грозно окрикнет: «Эй, образумьтесь, Я не про вас!» И легконога, И быстрорука. Многие волки Помнят зловещий Звон тетивы. Раз на рассвете, Встретив Ликейю, В темном овраге Робко спросил я: «Что нужно волку?» «Лютая зависть, — Та отвечала, — Зависть и зубы, Зубы и брюхо. Хочешь прибиться К стае моей?» И засмеялась.

ДИЛАН ТОМАС (1914–1953)

***

Звезды плывут из пустоты, Кожа зимы шелушится, Лето несет хоронить в кусты Трупик весенней птицы. Символы вырыты из песка Четырех годовых прибрежий; С посвистом птичьим осень в руках Три пламени года держит. С дерева крикну лету про снег И холод, держась за сучья. Чтобы отходную солнцу спеть, Кукушка научит меня весне, Слизень — смерти научит. Знаю, червяк — всех часов точней, Слизень — месяцеслов; Только в кровосмешеньи дней Стерся мир до основ.

***

Я — искусник иль кустарь? Верен собственным заветам, Я могу певучим светом Разгонять ночную хмарь. Не пишу я, не таков, Для оваций и венков, Корки хлеба, славы дутой, Верю — руки двух влюбленных, С горем делящих альков, Грошик радости дадут мне Из сердечных тайников. Над листком сижу склоненный Я какую ночь подряд Не для статуи зеленой В одеянии до пят. Нет, пишу я для влюбленных, Что в обнимку с горем спят И певцу ночных минут Грошик радости дадут.

Антонина Калинина^{17}

КОНСТАНТИНОС КАВАФИС (1863–1933)

ГОРОД

Ты говорил: «Уйду в иную землю, К другому морю, в лучшие селенья… Здесь каждый шаг сулит мне осужденье, Здесь сердце, словно мертвеца, хоронят. Стряхнуть с себя оцепененье! Тонет Мой взгляд, куда бы он ни обратился, В воспоминаниях — за что я бился, Что потерял, где ум мой ныне дремлет». На новые места, в иную землю Ты не придешь. С тобою этот город. Состаришься ты там же, где был молод; Всё тот же дом ты посетишь, седея… Живи же здесь, надежды не лелея Уехать ли, уплыть: остаток лет Ты промотаешь всюду — здесь ли, нет, — И, не проснувшись, жизнь свою продремлешь.

САТРАПИЯ

О, как же горько — когда ты, казалось, Рожден для дел прекрасных и великих, Твой рок тебя лишил несправедливо Поклонников, успеха… И повсюду Тебе препятствуют чужая низость, И мелочность дешевая, и черствость. Как страшен день, когда придется сдаться (Придется и отчаяться, и сдаться…), Когда отправиться придется в Сузы И ко двору явиться Артаксеркса. Тебя, конечно, благосклонно встретят: Предложит царь сатрапию тебе, А ты, отчаявшись, всё это примешь: Всё это, что совсем тебе не нужно, — Когда другого, ах, другого ищет Твоя душа: всеобщей похвалы, И одобрения софистов, и Трудом заслуженного восклицанья Бесценного: «Как это хорошо!», — На площади, в театре, — увенчанья… Откуда Артаксерксу это взять? В сатрапии едва ль найдется это, — А как без этого ты будешь жить?