Век-волкодав
Шрифт:
Провел рукой по брюкам, пальцем указал:
— Здесь! Штаны снять — или так обойдешься?
— Лёнька, не надо!
Лафар подошел совсем близко, присел, пристроив пистолет под рукой, взглянул снизу вверх:
— Расскажи все, я заступлюсь перед Кимом. Нарушу приказ, черт с ним, отвезу тебя в Столицу… Что, сильно ранили?
Пантёлкин пожал плечами. Рука вновь скользнула по бедру, спустилась ниже, к лодыжке.
— Всюду болит, не хожу — ковыляю… Только врешь ты, Жора, не умеешь ты приказы нарушать!..
Ответом был хрип — негромкий, полный боли. Тяжелое тело завалилась на бок, дернулось раз, другой… Лёнька Пантелеев, сыщиков гроза, подобрал оружие, прицелился.
Стрелять не пришлось. «Ступер», короткий огрызок стальной спицы, вошел точно в горло. Пользоваться такими вещами Лёньку научили еще в питерском домзаке. Ничего сложного, тупой конец следует обмотать бечевкой, на острый — ластик насадить. Спрятать можно, где угодно — в брючине, например, к нижнему шву поближе. Битый «вертухай» такую заначку сразу срисует, а для фраера вполне сойдет.
Уходя, Леонид не выдержал, оглянулся. На мертвом лице — мертвые пустые глаза. Белые губы сжаты, на желтом лбу — незнакомые резкие морщины. Георгий Георгиевич Лафар бросил друга Лёньку, не взял с собой.
Заплакать бы, да слез не осталось.
7
— Ты, Александр, пустой пессимизм на рабочем месте не разводи, — внушительно заметила товарищ Зотова, прикуривая от новой, привезенной из буржуазного Парижа зажигалки «Dupont». — Не могут, научим, не хотят — заставим. Или в армии не служил?
Комбатр Полунин, дрогнув могучими плечами, взглянул неуверенно.
— У нас в отделе французский только ты, Ольга, знаешь. Немецкий — трое, причем один лишь со словарем читает. А тексты, между прочим, технические, терминов непонятных — море…
Поймал начальственный взгляд, осекся, но все-таки решил продолжить.
— А еще не каждого к такой работе подпустишь. Ты мне документы из Германии, дала, а там, между прочим, пропаганда присутствует, прямо между чертежей спрятана. Программа НСДАП, партии ихней, и письмо товарища Штрассера, который, между прочим, никакой не товарищ, а фашист. Пишет, что русских большевиков он, конечно, очень уважает, но евреев нам следует все-таки перевешать. Он даже списочек приложил.
— Я ему ответ напишу, — улыбнулась кавалерист-девица. — А ты, Александр, не теряйся, выход ищи. Не знают языки? Так пусть учат, дело трудное, но решаемое. И не раскисай. Забыл про Вечные двигатели и посевы с призывами к инопланетным пролетариям?
Ответом был тяжелый вздох.
Дела решали в кабинете, под чай с мятой. Одноногий комбатр был во многом прав, но посторонних в сектор привлекать строжайше запрещалось. А то пойдут по Красной Столице копии письма «товарища Штрассера»!
— Я с товарищем Кимом беседовала, — сообщила начальница. — Вопрос ставила об укреплении, чтобы, значит, языкатых к нам прислали. А он мне вот что ответил…
Однако узнать ответ товарища Кима орденоносцу Полунину не довелось. Мягко хлопнула дверь.
— Ольга Вячеславовна!
Товарищ Бодрова прошла к столу, взглянула неуверенно.
— Там, в коридоре… Что-то случилось, вам лучше пока не выходить.
Ольга отодвинула в сторону недопитую кружку, встала.
…Выстрел — совсем близко, за дверью. Еще один, еще… Чей-то крик, снова выстрелы.
— «Наганы», — рассудил бывший комбатр, расстегивая кобуру. Товарищ Бодрова прислушавшись, согласно кивнула. Револьвер секретарша держала в руке, пока что стволом вниз.
— И еще «парабеллум», — прохрипела кавалерист-девица выкладывая на стол «маузер» № 1. — Полунин, к двери, слева станешь, чтобы не задели. Ты, Татьяна, справа. Без команды не стрелять, а скомандую — целить только по конечностям, вдруг субчики для допроса пригодятся? Но учтите — первый мой.
— Ольга Вячеславовна, мы сами справимся, — попыталась возразить секретарша, но Зотова лишь зубами щелкнула.
— По местам!..
…Снова выстрелы, крик, тяжелые шаги, шум многих голосов. Тишина… И выстрел — резкий, отчетливый. Последний.
Громкий стук в дверь.
— Товарищ Зотова! Товарищ Зотова!..
Ольга кивнула, и Бодрова, не опуская «наган», потянула за дверную ручку.
— У вас все в порядке, товарищи?
Трое в знакомой форме с «разговорами». И лица знакомые — стрелки охраны. Старшой, хмыкнув одобрительно, поднес ладонь к козырьку.
— Здравствуйте, стало быть! Гвардейцам революции помощь, вижу, не требуется.
Осмотрелся, посерьезнел лицом.
— Оружие, товарищи, спрячьте, потому как стрелять больше не в кого. А потом прошу пройти со мной на предмет, значит, личного опознания тела.
Ольге вспомнился одиночный — последний — выстрел. Значит, не ушел… Почему-то заныло сердце.
— Что случилось-то? — спросила, как можно спокойнее, отправляя «маузер» обратно в недра письменного стола. Старшой пожал крепкими плечами:
— Хай разбираются! Мы приказ сполнили и уйти не дали. А все прочее уже по вашей части, товарищ, Зотова, по технической. Вражина-то не простой, сквозь стены проходил, чуть к вам, значит, не просочился. Аж до соседнего кабинета добрался, который сейчас пустой. Хорошо, что сообразили, заранее позицию заняли.
«Гвардейцы революции» переглянулись.
— Товарищ взводный, — внушительно проговорил одноногий комбатр. — Будьте добры про вражину еще раз, понятнее только. Внятно и по подразделениям.
Старшой выпрямился, пристукнул прикладом об пол:
— Товарищ Полунин! Чего видел, то и докладываю. По подразделениям если… У входа в корпус заметили. Пропуск предъявлять не стал, а сразу внутри казался, на лестнице, у нижних ступеней. На второй этаж ногами зашел, а как охрану увидел, к стене кинулся. Руку, значит, с блюдцем каким-то приложил — и просочился. Мы вслед пальнули…