Век
Шрифт:
— Так ты не хочешь мне сообщить, что же все-таки произошло?
Она вздохнула:
— Неужели ты так и не догадался? Я не умею проигрывать.
— Ты рассердилась из-за того, что я рассказал тебе о Кэрол?
— А из-за чего же еще? У меня была прекрасная мечта, что ты без ума влюбишься в меня. Что ж? Придется распрощаться с этой фантазией и начать придумывать новую.
— Но ведь ты меня совсем не знаешь! Какого черта тебе вообще взбрело в голову, влюблюсь я в тебя или нет?
— Киностудия «Моррис Дэвид продакшнз» представляет: «Правдивые признания!» Несовершеннолетняя Габриэлла
Он улыбнулся:
— Нет, это очень милая история. И я польщен. Правда. Но ведь ты обманешь меня.
— О Боже, и почему люди всегда так говорят? Ты — первый мужчина, которого я полюбила, а первую любовь обмануть невозможно.
— Откуда ты это знаешь?
— Я прочитала это в журнале, — надулась она.
Он припарковал машину у тротуара и повернулся к ней:
— Стань хоть на минутку серьезной. Ты же в меня совсем не влюблена. В лучшем случае это одно из увлечений школьницы. Ты ведь за обедом сама сказала, что никогда не влюблялась.
Она грустно взглянула на него:
— Я соврала.
— Ну, у тебя же должны быть и другие приятели...
— Да не нужны мне приятели. Мне нужен любовник. Я хочу тебя. Прошлую ночь я глаз не сомкнула. Все мои мысли были только о тебе и о том, как мне до смерти хотелось видеть тебя снова и как я хотела, чтобы ты трогал, целовал меня. Так что видишь? Теперь ты знаешь, какая я девочка. Страстная любительница секса.
Он улыбнулся:
— О'кей, любительница секса, как насчет поцелуя?
Она прикусила губу и отвернулась к окну.
— Нет, — ответила она наконец. — От этого потом будет только хуже.
Он увидел, как слеза покатилась по ее щеке, и это его глубоко тронуло. Он никогда прежде не встречал никого, похожего на нее, никогда не сталкивался с таким сильным желанием. Он протянул руку и дотронулся до нее.
— Прости меня, — сказал он мягко.
Она поежилась:
— Послушай, мне не везет в любви. Может быть, я стану отличной деловой женщиной. Ты бы лучше отвез меня домой, пока у меня не началась истерика.
Он сжал ее руку. Затем завел двигатель, и они двинулись в сторону Беверли-хиллз.
— Я люблю вас, Чармион, — вздохнул британский офицер, целуя руку известной немецкой шпионки, полулежавшей в шезлонге в отеле «Адлон» в Берлине.
— Так докажите это, дорогой, — ответила Чармион. На ней был пеньюар, сшитый по эскизам Габриэллы.
— Как? Как я могу это доказать?
— Чертежи, — прошептала она, целуя его в лоб в тот момент, когда операторская тележка с камерой подъехала для съемки крупного плана, — чертежи подводной лодки. Ты мне отдаешь чертежи, а я отдаю тебе... себя.
— Стоп камера! — прокричал директор-распорядитель. —
Эрика Штерн поднялась из шезлонга навстречу своему костюмеру и спросила:
— Ну, как впечатление?
— Очень здорово, мисс Штерн.
— Этот диалог просто отвратителен. Попроси Габриэллу прийти в мою уборную. Пуговица на этом пеньюаре вот-вот оторвется.
— Да, мисс Штерн.
Эрика направилась в свою гардеробную и закурила сигарету. В комнате не было никаких излишеств — ни безделушек, ни семейных фотографий, ни портретов друзей: очарование королевы экрана не распространялось на ее рабочую комнату. Она сняла пеньюар, повесила его на крючок и, оставшись в бюстгальтере и трусиках, села на туалетный столик. Закинув одну на другую свои всемирно известные ноги, она принялась читать роман с того места, где остановилась перед тем, как идти на съемку.
Габриэлла постучала.
— Войдите, — крикнула Эрика.
— Мэри сказала, что у вас одна пуговица вот-вот оторвется, — сказала Габриэлла, входя в уборную.
— Да, дорогая. Вторая сверху. Вон там.
Габриэлла с завистью взглянула на прекрасные ноги, затем направилась к гардеробу посмотреть, в чем дело.
— Как поживает твой лихой моряк? — спросила Эрика.
— Он лихо исчез из моей жизни, — в тон вопросу ответила Габриэлла, открывая свою шкатулку со швейными принадлежностями.
— О-о, что стряслось?
— Ничего. Он обручен и готовится к свадьбе. Или что-то вроде этого.
— Это никуда не годится, дорогая. Он был очень хорош.
— Он был великолепен.
Эрика отложила книгу и наблюдала за ней.
— Мужчины такие грубые твари, — сказала она. — Я еще не встречала ни одного, у которого была бы хотя бы половина характера или чувствительности, которые есть у женщины.
— Я тоже считаю, что они грубы, но я думаю, что мы не можем обойтись друг без друга.
— Может быть. — Она примяла сигарету в пепельнице. — Горько слышать такое о твоем моряке, но такой привлекательной девушке, как ты, не придется долго искать нового мужчину. У тебя есть кто-нибудь на примете?
— В общем-то нет.
— Дорогая, а ты еще девственница?
Габриэлла оторвалась от шитья и подняла голову в замешательстве.
— Ну... да.
— О, дорогая, у вас, американцев, сохранились такие курьезные представления обо всем, что связано с сексом. — Она встала, подошла к кровати, застланной пледом, и присела, опять закинув ногу на ногу. — Например, каждый из вас полагает, что сексом можно заниматься только одним способом. Но ведь существует бесчисленное множество интересных вариаций.
Габриэлла не поднимала глаз от шитья.
— Возьми, к примеру, своего морячка, — продолжала актриса. — Он безусловно красив, но мужское тело совсем не привлекательно. Оно у них квадратное и волосатое. Ты понимаешь, что я имею в виду? В то время как женское тело — это шедевр, чудо природы. Все оно — это сплошь нежные изгибы и гладкие поверхности. Кривая линия по своей сущности эстетически всегда более привлекательна, чем прямая. Я уверена, что Бог сначала создал Адама и убедился, что это была только проба. А вот из Евы получился шедевр. Ты согласна со мной, дорогая?