Вэкфильдский священник
Шрифт:
Для чего человкъ такъ чувствителенъ къ страданіямъ? Къ чему, при устройств мірового счастія, суждено намъ претерпвать бдствія? И если совершенство всякой системы зависитъ отъ совершенства ея отдльныхъ частей, то почему въ великой систем мірозданія нужно, чтобы составныя ея части играли роль не только подчиненную, но и сами по себ были бы столь не совершенны? На эти вопросы нтъ отвтовъ, а если бы и были, то это не принесло бы намъ пользы. Провидніе сочло за благо не удовлетворить нашего любопытства по этой части, даровавъ намъ лишь поводы къ утшенію.
Не видя возможности объяснить себ подобныя явленія, человкъ призвалъ на помощь философію; а Небеса, видя, какъ мало пригодна философія къ цлямъ утшенія, дали намъ въ помощь религію. Утшенія, доставляемыя философіею, бываютъ очень занимательны, но часто обманчивы; такъ,
Но хотя религія великое благо для всякаго человка, она расточаетъ особыя награды страждущимъ: для болющихъ, обнищалыхъ, безпріютныхъ, обремененныхъ и для узниковъ въ темницахъ общаны особыя милости въ нашемъ священномъ закон. Глава нашей религіи часто и повсюду провозглашалъ Себя другомъ скорбящихъ; и въ противность тому, что длается среди лицемрнаго міра, Спаситель расточаетъ вс свои ласки несчастнымъ. Легкомысленные считаютъ это пристрастіемъ, несправедливымъ предпочтеніемъ, неоправданнымъ личными заслугами; но они упускаютъ изъ вида, что общаніе вчнаго блаженства не можетъ быть столь-же великимъ даромъ для счастливца, какъ для бдняка: для счастливца это только благо, долженствующее по большей мр увеличить то, чмъ онъ и безъ того уже пользуется; для страдальца же это двойное благо, такъ какъ оно ослабляетъ его земныя скорби и даруетъ ему небесное блаженство въ будущей жизни.
Но Провидніе еще и въ другихъ отношеніяхъ милостиве къ бдному, чмъ къ богатому; оно не только длаетъ для него загробную жизнь желательной, но и облегчаетъ ему переходъ туда. Бдняки исподволь привыкаютъ ко всякимъ ужасамъ. Настрадавшійся бднякъ спокойно ложится умирать: у него нтъ имущества, съ которымъ жалко разставаться, и лишь немногія земныя привязанности могутъ его задерживать; при разставаніи души съ тломъ, онъ испытываетъ только нкоторыя физическія страданія, впрочемъ, не боле сильныя, чмъ т, которыя не разъ уже онъ переносилъ въ жизни; и притомъ, по достиженіи извстнаго предла, съ каждымъ новымъ приступомъ смерти, природа благодтельно притупляетъ наши чувства, доводя ихъ до полнаго онмнія.
Такимъ образомъ, Провидніе даруетъ несчастливцу два важныхъ преимущества надъ счастливцемъ: большую охоту умирать, а на томъ свт высшую степень блаженства, возникающую отъ противоположности между земной и небесной жизнью. И это высшее блаженство, друзья мои, должно быть очень важнымъ преимуществомъ, судя по тому, что объ этомъ говорится въ притч о нищемъ: ибо хотя онъ былъ уже въ царств небесномъ и пользовался уготованнымъ ему блаженствомъ, но въ писаніи упоминается, для довершенія его благополучія, что онъ на земл скорблъ и получилъ здсь утшеніе; значитъ — зналъ, каково быть несчастнымъ, а теперь позналъ, что значитъ быть счастливымъ.
Вы теперь видите, друзья мои, что религія достигаетъ того, чего философія никогда не могла достигнуть: она указываетъ намъ на справедливость божію, по отношенію къ счастливцамъ и несчастнымъ, уравниваетъ вс человческія радости. Въ будущей жизни и богатыхъ и бдныхъ ожидаетъ одинаковое блаженство, и имъ предоставляется одинаково стремиться къ нему и достигать его; если же на сторон богатыхъ то преимущество, что они еще при жизни наслаждались счастіемъ, зато бднымъ дарована безконечная радость помнить, какъ они страдали на земл въ то время, какъ уже они вступили въ царство вчнаго блаженства; и хотя бы такая сравнительность могла казаться малымъ преимуществомъ, но если оно вчное, то этимъ и должно возмститься бдному все то, чего онъ лишенъ былъ въ земной жизни.
Таковы утшенія, даруемыя бднымъ и страждущимъ, и это одно возвышаетъ ихъ надъ остальнымъ человчествомъ; во всемъ этомъ они всхъ ниже. Кто хочетъ познать горести бдняка, тотъ долженъ самъ пережить ихъ. Мы слыхали разглагольствованія насчетъ преимуществъ нищеты передъ богатствомъ, но все это пустыя рчи; никто имъ не вритъ и не дйствуетъ сообразно имъ. У кого есть необходимое для жизни, тотъ не можетъ считаться бднякомъ; истинно нищіе ничего не имютъ и не могутъ не быть отъ того несчастными. Да, друзья мои, мы должны чувствовать себя несчастными. Никакими усиліями утонченнаго воображенія нельзя заставить себя позабыть о естественныхъ потребностяхъ человка: нельзя привольно дышать спертымъ смрадомъ тюрьмы, нельзя утолить мукъ разбитаго сердца. Пускай философы, лежа на мягкихъ подушкахъ, увряютъ, что все это можно побдить. Увы! Чего стоятъ самыя усилія противустоять такимъ впечатлніямъ! Смерть — пустяки въ сравненіи съ ними, у всякаго достанетъ силы умереть: но страданія ужасны, и вотъ чего человкъ не въ силахъ выносить.
Для насъ-то, друзья мои, и должны быть особенно драгоцнны общанія блаженства на небесахъ: если бы только въ этой жизни ждали мы себ награды, то что можетъ быть ужасне! Посмотрите на эти мрачныя стны, воздвигнутыя не только ради сокрытія насъ, но и ради устрашенія; на этотъ скудный свтъ, дозволяющій различать лишь ужасы нашего жилища; на тяжкія кандалы, наложенныя людскою жестокостью и вызванныя человческими преступленіями; когда я вижу ваши изнуренныя лица, слышу стоны ваши, о друзья мои, я думаю — каково было бы счастіе промнять все это на царство небесное. Улетть на волю, чрезъ безконечныя пространства, проникнутыя сіяніемъ вчнаго блаженства, — воспвать хвалу Всевышнему, — знать, что никто больше не обидитъ тебя, ничто не угрожаетъ, и вчно будешь имть передъ собою лишь образъ Всеблагого… Когда подумаю объ этомъ, смерть кажется мн предвстникомъ великихъ радостей; когда подумаю объ этомъ, то острйшее жало ея обращается мн въ желанную опору; и что въ жизни такого, о чемъ стоило бы пожалть? Чмъ не стоило бы пожертвовать ради такой будущности? Внценосцы въ дворцахъ своихъ могли бы позавидовать такимъ благамъ; а мы-то, смиренные, разв не устремимся къ нимъ!
И неужели намъ суждено насладиться небеснымъ блаженствомъ? Да, все это будетъ наше, лишь бы мы сами захотли того достигнуть; и еще на нашей сторон то утшеніе, что мы избавлены отъ многихъ искушеній, могущихъ затруднить намъ доступъ въ царствіе Божіе. Постараемся его достигнуть и наврное достигнемъ, и притомъ — новое утшеніе! — скоро уже. Оглядываясь на прошлую жизнь, намъ кажется, что она была коротка; но остающаяся на нашу долю во всякомъ случа еще короче: по мр того, какъ старемся, самые дни летятъ быстре, и мы едва замчаемъ, какъ минуетъ время. Такъ успокоимся же на мысли, что скоро конецъ нашему странствію; скоро мы сложимъ тяжкое бремя, врученное намъ Богомъ, и хотя бы смерть — единственный другъ несчастныхъ — еще нкоторое время отдалялась отъ васъ и лишь издали манила бы къ себ усталаго путника, но придетъ время — и скоро придетъ оно! — когда мы освободимся отъ трудовъ, — когда богачи и великіе міра сего перестанутъ топтать насъ ногами, — когда мы съ радостью будемъ вспоминать наши теперешнія скорби, — когда мы очутимся въ сообществ всхъ друзей своихъ, или всхъ тхъ, кто стоилъ нашей дружбы, — и когда блаженство наше будетъ неизреченно и къ тому же — безконечно.
XXX. Счастіе начинаетъ улыбаться намъ. Если будемъ стойки, и судьба перемнится въ нашу пользу
Когда я кончилъ рчь, и слушатели разошлись, тюремный смотритель — одинъ изъ гуманнйшихъ людей своего званія — подошелъ ко мн и сказалъ, чтобы я извинилъ его, но онъ обязанъ исполнить свой долгъ и потому переведетъ моего сына въ другую, боле тсную келью, но каждое утро позволитъ ему навщать меня. Я поблагодарилъ его за такую милость и, пожимая руку сына, простился съ нимъ, напоминая ему не терять изъ вида главной своей обязанности.