Вектор атаки
Шрифт:
– А ведь, похоже, подают!
– Ты же знаешь, мы всякому клиенту рады и никому не откажем в гостеприимстве.
«Гори оно все!» – подумал мичман.
Спустя самое короткое время он уже имел счастливую возможность припасть пересохшими губами к ледяному напитку, который перед тем, как провалиться в желудок, успевал нанести чувствительный удар по мозгам. Мир уже не выглядел привычно враждебным, а, как по волшебству, окрасился в приязненные тона… возможно даже розовые. Мичман вольготно раскинулся на диванчике в ожидании прочих блюд. Он жаждал общения.
– Эй, братишка, – окликнул он бармена. – Что за херюзгу ты смотришь?
– Это не херюзга, – неохотно откликнулся тот, но пояснениями не удостоил.
– У тебя
Парочка прекратила миловаться, и теперь оба – красивая рыжеволосая девица с загорелым, неуловимо знакомым лицом, и худой мрачноватый парень, слишком коротко стриженный для штатского и потому, наверное, выглядевший болезненным, – смотрели в его сторону. В прежние времена мичман уже рявкнул бы что-то вроде: «Чего вылупились?!» – и полез в пузырь. Но сейчас в кармане у него был личный знак гранд-адмирала, а на плечах – великая ответственность за судьбы Эхайнора. Поэтому он ограничился тем, что пошевелил в воздухе пальцами, а это могло, например, означать: «Ладно вам, я не хочу неприятностей, продолжайте заниматься своими делами, а я дождусь своих медальонов и вернусь к исполнению воинского долга…»
Тут, кстати, подоспели и медальоны.
– Чего это ты расшумелся, малыш? – строго спросила госпожа Боскаарн. – Если ищешь приключений, так дождись темноты. Ночью у нас весело – да ты же помнишь, наверное.
Мичман кивнул.
– Такое не скоро забудется, – сказал он. – Да только давно уже нет в людях того веселья!
Госпожа Боскаарн потрепала его по ершистой макушке и удалилась. Мичман же принялся пластать дымящееся мясо. Он накалывал ломтики на острую палочку, окунал в соус, вокруг мяса наматывал стебелек тилкугуа, а чтобы конструкция не распалась, последней поддевал большую черную в сизых потеках ягоду пласароннэ. Без косточек, как и положено. Глотка превращалась в доменную печь, и тут нужно было продержаться достаточно, чтобы прочувствовать вкус мяса, стеблей и ягод, а уж когда станет невмоготу, затушить пекло глотком студеного нхетикмини. «Хорошо! – подумал Нунгатау после первого медальона. – Травки бы сейчас двинуть для полного счастья…» Впервые он пожалел об отсутствии рядом сержанта Аунгу, у которого наверняка было чем ужалиться.
– Сынок! – позвал он юнца, перекрыв голосом барабанные ритмы. – Не найдется ли шлаперика отравы для солдата?
После долгой паузы тот раздельно произнес:
– Я не понимаю.
– Ну и ладно. Без обид. Не понимает он…
Мичман отвернулся от парочки и занялся вторым медальоном, на сей раз уделяя больше внимания рубленым плодам. «Если бы и впрямь никуда не спешить… зависнуть тут до утра. Уродов этих позвать – сержанта и остальных… показать им настоящую ночную жизнь. А уж поутру заняться поисками всерьез, как полагается. Хотя проще, наверное, сыскать бриллиантовое зернышко в Ктетхонской тундре зимней порой, чем этого чудика… келументари… в огромном городе, на огромной планете… в особенности, если он не полный идиот. Здесь есть где схорониться, и хорониться можно годами… Эршаронна, Гнугаагр или Хахтаглугнская степь… и встретиться только при большом везении… случайно… а случайностей, как мы уже слышали, не бывает, бывают хорошо поставленные трюки. Знать бы еще, что эта жуткая синешарая тварь имела в виду…»
Стоп.
Он меланхолично дожевал уже почти остывший пласточек мяса и выплеснул в рот остатки пойла.
Стоп-стоп-стоп.
Хорошо поставленные трюки.
Вот оно, значит, как.
Отложил нож и палочку. Закрыл глаза, чтобы успокоиться. Прислушался к самому себе. Ни страха, ни азарта, никаких бурных эмоций. Одно мертвое спокойствие. Как у клинка в ножнах перед страшной битвой. Так и надо… Откинувшись на спинку дивана, как бы в умиротворении, поднес к лицу личный браслет и промолвил одними губами: «Аунгу, я в «Зелье и пороке», знаешь, где это?» – «Попадалось на глаза». – «Две минуты вам!..» – «Четыре. Быстрее не успеем». – «Занять позиции, внутрь не ломиться». – «Понятно». В животе было пусто и звонко, загривок увлажнился, а от приятного розового тумана в голове не осталось и следа.
Спецканал ЭМ-связи, протокол PXVE
04.06.152–11.12.12
(Федеральное нормализованное время)
ЛУНЬ: Ворон, я вижу его. И, похоже, не я один.
ВОРОН: Это неважно. Вы знаете, что нужно делать.
ЛУНЬ: Знаю. Задержать, обездвижить и прорываться к месту эвакуации.
ВОРОН: Да, и не просто прорываться – а непременно прорваться. Переть танком, снося все препятствия. Этот парень мне нужен дома.
ЛУНЬ: Мне могут попытаться помешать.
ВОРОН: Лунь, я выдаю вам санкцию на любые действия. Вам ясно? На любые. Объясняться и разбираться станем позже. Просто верните мальчишку домой.
Личный друг гекхайана
Они могли бы подкрасться к планете исподтишка, выскочить из экзометрии на самой границе газовой оболочки, в области диссипации, и никто бы их, скорее всего, не заметил. При иных обстоятельствах Кратов именно так бы и поступил. Но сейчас он мог и имел полное право действовать официально, как аристократ Светлой Руки, приближенный ко двору гекхайана. Поэтому выход из экзометрии произошел в зоне видимости эхайнских локаторов, после чего был сделан запрос на причаливание к орбитальной станции слежения, и после некоторого раздумья (проверялись полномочия, совершались запросы в метрополию, наверняка имели место спекуляции на тему «А зачем он вообще сюда приперся и чего ему нужно?!») соответствующее разрешение было выдано.
Орбитальная станция всплыла на фоне белесого размытого шара планеты, словно фигурка из старинного театра теней, и лишь в непосредственной близости обрела объем. Теперь она казалась гигантской улиткой в угольно-черной гофрированной раковине. Чудо-Юдо-Рыба-Кит присосался боковым люком к свободному шлюзу, и Кратов, в сером походном, без изысков и золотого шитья, костюме т’гарда, однако же с обязательной тросточкой, при всех регалиях, как то: нагрудный знак личного друга гекхайана (чистая формальность, таких друзей у властителя наверняка набрался бы добрый полк), нагрудный же знак «Хранитель Очага» – стилизованный рубиновый трезубец в металлической оправе, вручаемый за прямое участие в искоренении злых умыслов против правящего рода (а вот это уже дорогого стоило, и очаг подразумевался не домашний, не какой-нибудь там декоративный в домике для отдыха, а вполне конкретный – сакральный Очаг в главной резиденции гекхайанов Светлой Руки, к которому допускают очень немногих из числа тех, кто не принадлежит к дому Нишортуннов), опять-таки нагрудный знак «Неоценимая польза» и еще кое-что по мелочам, – ступил на борт станции.
– Яннарр т’гард, – услышал он от важного, как домашний кот, сменного офицера в чине ашпайга обращение на эххэге, языке Светлой Руки, – благоволите следовать за мной.
Кратов не без усилия нацепил на себя маску пренебрежительного любопытства и соблаговолил.
Внутренние пространства станции были аскетичны и утилитарны, как и полагалось космическому объекту военного назначения. Немного белого пластика, немного огнеупорного стекла и много темного пористого металла. Звук шагов тонул в упругом покрытии пола, навстречу никто не попадался, все было очень камерно и по-деловому, буквально не за что зацепиться глазу.
Возле одной из дверей, глубоко утопленных в металле, ашпайг остановился и прижал ладонь к сканирующей панели. Кратов усмехнулся: такая защита от несанкционированного доступа годилась в том случае, когда защищать особенно нечего. Возможно, так и было. Бронированные створки раздвинулись, и они ступили внутрь тесноватого, ярко освещенного помещения, больше напоминающего офис какой-нибудь мелкой транспортной компании в забытом богом и разумными существами уголке Галактики. Ашпайг коротко кивнул и удалился.