Вектор атаки
Шрифт:
– Режима? Разве здесь есть режим?
– Режим есть повсюду.
– Во всяком случае, со мной он будет вести себя хорошо.
– Возьмите хотя бы оружие.
– В прошлый раз оно мне не понадобилось, – сказал Кратов высокомерно.
По мрачной физиономии конвоиров было заметно, что они не поняли, о чем речь. «Мирская слава действительно проходит», – подумал Кратов меланхолично. Наконец старший сказал, хмурясь:
– Малейший шум, малейшее возвышение голоса, и мы берем штурмом эту халупу. Так и передайте отступнику. Пусть проявит уважение.
– Всенепременно, –
Он поднялся на скрипучий порожек и постучал. Никакой реакции. По-видимому, здесь считалось нормой не отвлекаться на внешние раздражители. «Ну, как угодно…» Он толкнул дощатую, обитую для тепла какими-то вытертыми до лоска шкурами дверь. Пригнувшись, переступил порог.
Полумрак, едва разгоняемый тлеющим на столе фитильком. Раскрытая на середине толстая старинная книга, точнее – эхайнский ее вариант: свиток, сложенный гармошкой и схваченный по краям декоративными зажимами из темного металла. Деревянное кресло с одним подлокотником. Аккуратно застеленная суровым солдатским покрывалом лежанка в дальнем углу, подальше от окна и вне видимости с порога. Застойный кислый запах. И никого.
«Наивно. Я же чувствую: вы здесь, яннарр. Простой эхайнский эмоциональный фон выдает вас с головой и с потрохами…»
Кратов сделал еще шаг. И ощутил неприятный укол в области сонной артерии.
– Что вы потеряли в моей скромной обители, яннарр? – прошипели у него над ухом.
Проделано эффектно, ничего не скажешь. Но «эффектно» не значит «эффективно».
Учитель Рмтакр «Упавшее Перо» Рмтаппин о подобных ситуациях, помнится, говаривал: «Когда на тебя направлен нож, пусть дух твой стоит нерушимо, но тело уберется подальше».
Кратов мог бы обезоружить противника и даже нанести ему несколько легких, но обидных увечий. Мог выскользнуть из-под лезвия и сам оказаться позади. Но из всех вариантов он выбрал самый демонстративный. Глубоко вздохнув, ушел в тень и возник спустя мгновение в нескольких футах, по ту сторону стола. Лицом к врагу, в спокойной, расслабленной позе, скрестив руки на груди. И только тогда выдохнул.
– Ваше гостеприимство по-прежнему оставляет желать много лучшего, – сказал он с иронией.
Злоумышленник и изгнанник Кьеллом Лгоумаа, бывший третий т’гард Лихлэбр, опустил ставший бесполезным длинный изостренный шип из твердого дерева. Худой, неважно выбритый, безобразно обросший, с лицом, обтянутым темной нездоровой кожей в шрамах, которых прежде не было. С дурно заживленными, едва ли не зашитыми в стежок следами то ли от капкана, то ли от укусов всей пастью на предплечьях. В таком же жалком армейском тряпье, что и давешний эхайн с самокруткой. Сутулый, ощутимо постаревший, но по-прежнему злой и опасный.
– Все время забываю, – промолвил он, усмехаясь. – Ведь холодное оружие против вас бесполезно.
– Равно как и всякое другое. Не пробовали читать заклятия против нечистой силы? Авось подействует!
– Я не настолько суеверен. Да и экспериментальный материал в большом дефиците.
– Хотите подсказку? Солидная доза алкоголя все же способна меня уложить.
– Меня
– Разумеется, не стану. Только с друзьями и никогда с врагами.
– Следовательно, у меня нет ни единого шанса.
Кратов придвинул к столу случившийся неподалеку колченогий табурет и сел.
– Кстати, чувствуйте себя как дома, – великодушно позволил он.
Кьеллом Лгоумаа смущенно рассмеялся и аккуратно положил деревянный шип на специально обустроенную нишу в стене возле входа.
– И действительно, что это я торчу здесь, как болван? – проговорил он. – Уж из этих-то хором вы меня наверняка не вытряхнете. Никаких удобств для такого развращенного комфортом организма, как ваш. Мне они достались нелегко, ценой двух зубов и трещины в ребрах. Прежний хозяин был такой же упрямый наглец, как и я сам. Но день, когда я ступил на Рондадд, оказался не его днем…
– Мне это неинтересно, – отрезал Кратов. – Садитесь наконец в свое кресло. У вас там что-нибудь припасено для меня?
– Разумеется. – Эхайн бесшумно приблизился и сел напротив, с другой стороны стола. – Не все визитеры здесь настолько благожелательны к несчастному, всеми забытому изгою. Но сюрпризы я приберегу для других.
– Нельзя ли прибавить свет? – осведомился Кратов.
– Если хотите, зажгу еще один светильник. Раньше у меня был персональный светляк – здесь обитают такие самосветящиеся твари, настолько ленивые и малоподвижные, что я думаю, уж не грибы ли они. Но он подох, а за новым нужно идти на болото. Все было как-то недосуг… здесь вообще рискованно оставлять жилище надолго, вернешься – а там уже новый хозяин… да я и не ждал гостей. Мне даже угостить вас нечем: дневной паек от этой сволочи, – эхайн кивнул в сторону пристроенного в закутке полевого пищеблока, – я уже оприходовал, а вечернего, полагаю, вы ждать не станете.
– Тогда не стоит хлопот. Я и впрямь ненадолго.
– Скрывать не стану, – сказал Кьеллом Лгоумаа, глядя ему в глаза, – было время, когда в каждом, кто хотел моей смерти, я узнавал вас. На Рондадде моей смерти хотели очень многие. А я видел перед собой только вас. И если доводилось убивать – а мне доводилось! – то всегда убивал только вас. Хотите знать, сколько раз и каким способом я вас убивал?
– Да, мне уже поведали о вашей безнадежно испорченной репутации, – сказал Кратов. – Что же изменилось с тех пор в вашем ко мне отношении?
– Изменилось? – переспросил Кьеллом Лгоумаа. – Да ничего!
Эхайн захохотал так громко, что Кратов с опаской поглядел на дверь, ожидая появления разъяренных конвоиров.
– Прискорбно, – сказал он. – Я втайне надеялся, что затворничество склонит вас к благим помыслам и даст пищу всходам покоя и добролюбия в вашей смятенной душе.
– Здесь неподходящая почва для таких всходов. Это не жизнь, а выживание. Когда не уверен, что увидишь рассвет, прислушиваешься не к собственным мыслям, а к шорохам за дверью.