Великая игра
Шрифт:
— Я не могу ждать. Затравленный шакал становится опаснее льва. Он может пойти на любой, самый безумный поступок. Я не могу рисковать. Я хочу, чтобы она была спасена сейчас и здесь. Я хочу точно знать… Я много сделал для Нуменора. Я много сделал для Стражи. Вы должны мне. Помогите мне!
— Орхальдор, я мог бы вам сказать, что честь государя и Нуменора для меня куда важнее ваших чувств, и это было бы правдой. Но я скажу также, что Стража и Нуменор никогда не бросают своих. Запаситесь терпением. Он не осмелится
Молчание.
— Я предупреждал вас когда-то о том, что все может обернуться жестоко. Вы знали. Вы были готовы. Вы все понимали. Что изменилось?
«Возлюбленная…»
— Значит, вы не поможете мне?
— Прямо сейчас — нет. И вам я запрещаю что-либо предпринимать. И поскольку вы сейчас можете наломать дров, я прикажу вашему начальству по таможне взять вас под арест. Это я могу сделать, вы знаете. Любое ваше действие сейчас — ему на руку. Я не допущу этого. Так что отсюда вы пойдете домой с… сопровождением. И будете оставаться дома, пока не будет других распоряжений.
— Я понял.
«Если все оставили меня — я сделаю все сам. Я — сам. Чего бы это ни стоило. Здесь и сейчас. Я не стану рисковать тобой. Если мне не дают воздаяния, если я остался один — я и сделаю все сам. И пошел ко всем балрогам и Нуменор, и Стража.
Они пожертвовали ею и мною — Острову. Они даже из наших смертей пользу выжмут.
Нет. Я не пойду безропотно под нож даже ради Нуменора. Тем более что вы найдете другой выход. Найдете. Но на мою кровь не рассчитывайте.
Нуменор сумеет сам позаботиться о себе. А мне пора подумать о себе. О тебе.
Возлюбленная…
Я буду играть по своим правилам».
Темнота набивалась в ноздри, давила на грудь. Дышать тяжело. Опять свеча почти не давала света. Умбарские ночи густы.
Он был странно спокоен. Срок истекал, но он не боялся. Главное — сохранять спокойствие. Пусть думают, что он решил ждать. Да, решил. Но не корабля.
Рассчитывать можно было только на себя, у него не было «черных теней», вроде тех, что устраняют неугодных за большие деньги. Говорят, они куда угодно могут проникнуть. Сейчас он много бы дал за их услугу.
Нет, не дал бы ни гроша. Они — на той стороне. Они играют без правил.
И что ты можешь сделать?
А ничего. Ты под стражей, ты никуда не уйдешь. Ты и сам ничего не можешь, и никто не поможет тебе.
Только чудо.
«Я хочу чуда.
Я хочу, чтобы хоть кто-то сделал что-то для меня сейчас, когда мне это так нужно!»
Глаза резало, он несколько раз моргнул. К губам прилила кровь. Он ощущал себя сейчас таким несчастным и одиноким, что взять себя в руки стоило огромного труда.
«Если ничего не хочет и не может Нуменор, если ничего не хочет делать Стража, то пусть сделает тот, кто может.
Отче, я не хочу воздаяния потом.
Ведь Ты можешь. Ведь Ты слышишь мольбу, к Тебе обращенную. Помоги мне! Дай мне чудо!»
Дурак. Кто ты такой, чтобы Он слышал тебя? Чтобы Он для тебя что-то сделал? Разве Он спас Финрода? А ведь тот наверняка надеялся на Его помощь. Кого и когда Он спас?
Орхальдор стиснул зубы, отгоняя мерзкие мысли.
«Почему Ты не хочешь хотя бы ответить мне? В чем я виноват перед Тобой?
Не покидай меня и ночи души моей.
Не оставляй меня одного.
Что я делал не так? Скажи мне? Почему Ты пренебрегаешь мной? Почему Ты не поможешь мне?
Эта сволочь будет здравствовать — а я, а Исилхэрин? Разве мы не лучше его?
Помоги мне! Я столько сделал для Тебя, так яви же свою милость… Или Ты считаешь меня недостойным? Что я еще должен для Тебя сделать?»
Тишина.
Он не отзовется, — с какой-то спокоиной отрешенностью понял Орхальдор.
Он давно это понял.
«И Ты тоже бросил меня? Тогда не моя — Твоя вина. Я приму дар от ТОГО».
Он понимал, что такой выход — погибель. Но пусть Единый увидит, к чему привело Его равнодушие.
И ведь он сделает это ради другого человека. За это Он должен простить. Должен.
Если ради другого — то Он обязан простить.
И если бы Он этого не хотел — он явил бы чудо. Он дал бы знак. Значит, отсутствие знака и есть знак — ибо иного выхода не осталось.
Так хочет Единый. Значит, все обернется во благо».
Орхальдор глубоко вздохнул, внезапно успокоившись.
— Я говорю — да. Дай мне силу и забирай меня.
… — А теперь вы скажете мне, почему вы решили ответить «да». — Голос гостя был совершенно бесстрастен. Ни торжества, ни презрения. Как будто говорил между делом о чем-то обыденном.
Человек стиснул зубы.
— Какое тебе дело? Ты добился своего.
— Мне любопытно, насколько я верно угадал.
«Дай мне терпения. Время уходит, а он сидит как ни в чем не бывало, а ее убьют… Сдерживайся. Спокойно».
— Потому что выхода нет. Я потеряю честь и погублю дорогого мне человека. И потому, что этот мерзавец вывернется.
— А почему бы вам не сделать выбор? Отрекитесь от своей женщины — и станете неуязвимы. Она ведь отпустила вас, вы не связаны ничем. Так в чем же дело? Кстати, вы сказали — «потеряю честь и погублю человека». Честь вы поставили на первое место. Значит, ваша честь для вас важнее человека. И это правильно. Вот и отдайте — чужую жизнь за честь, и все будет легко и просто. Разве вы уже не отдавали чужих жизней ради великих целей?