Великая оружейница. Рождение Меча
Шрифт:
– Признайся, твоему сердцу уже кто-то мил? – шутливо подначивала оружейница. Юность, первые чувства… Как давно всё это было у неё самой! Далёкое и светлое воспоминание. – Уже есть зазнобушка?
Дунава сердито сдвинула брови и отрицательно мотнула головой. Ей было восемнадцать, и все её достижения лежали впереди. Мастерство, любовь, семья. Глаза Смилины улыбались под седеющими бровями. Она внимательно посмотрела на молодую собеседницу, про себя хмыкнула. Нет, в самом деле, кошечка была хороша собой просто зверски. Желторотая ещё, но чуть подрастёт, заматереет, и девицы при виде
– Ладно, доедай, а я пойду. – Оружейница поднялась, отряхнула крошки с колен. – Работать надобно.
– Эшо вшё – мне? – невнятно из-за пирожка в зубах промычала Дунава, округлив глаза. Она была вечно голодной, и оружейница при случае её подкармливала.
– Тебе, тебе, – усмехнулась Смилина. – Ешь.
Настало время для нового слоя волшбы. Ещё не слились заготовки в двенадцать пластин, и тридцать шесть стальных слоёв созревали, как эта юная кошка. Пока оружейница доставала их из кожухов, накладывала волшбу и снова запечатывала, Дунава доела пирожки, подмела лестницу, а вечером пришла, как обычно, убирать в кузне. Смилина уже отпустила всех работниц, но сама ещё задержалась.
– Тут уже – всё? Можно мести? – спросила Дунава.
– Погоди, – молвила оружейница.
– Я тогда там подожду. – Молодая кошка показала в сторону двора и повернулась было, чтоб выйти.
– Нет, оставь свою метлу и иди сюда.
Глаза Дунавы зажглись любопытством. Поставив метлу к стене, она приблизилась. Смилина приподняла её, как куклу, под мышки и усадила на наковальню.
– Ты хочешь силу Огуни, дитя? Я могу тебе её дать, – молвила она, сверля Дунаву испытующим взором. – Но чего ты с её помощью добьёшься, я уже не смогу определить. Моя стезя – кузнечное дело, твоя – каменное. Тебе придётся самой искать себе наставниц и как-то устраиваться в жизни. Тут я ничем не смогу помочь. Тебе придётся покинуть кузню и идти своей дорогой.
Дунава задумалась. В её очах можно было читать, как в раскрытой книге. Конечно, она устремилась мыслями к своей зазнобушке, недосягаемой попрыгунье. Покинуть кузню и больше никогда её не увидеть? Потерять единственную радость – возможность любоваться ею хотя бы издалека? Хотя всё равно ловить тут нечего. Вешенка – дочка самой хозяйки, великой мастерицы Смилины, а та своё сокровище кому попало не отдаст. Губы Дунавы поджались, посуровели, в остывших глазах остро блеснули искорки решимости.
– Пусть будет так, – молвила она. – Я б всё отдала за силу Огуни, только… у меня ничего нет за душой.
– Ничего и не надо, – улыбнулась Смилина, наблюдая за ходом дум юной кошки. – У тебя есть всё, чтобы быть достойной этой силы.
Бритвенно-острый нож срезал волосы покорно стоявшей на коленях Дунавы. Главная печь дышала жаром, словно живое, наблюдающее существо, и отсветы огня отражались в печальных, но решительных глазах будущей мастерицы. Лицо её разом повзрослело, юное легкомыслие в нём уступало место новообретённой твёрдости. Скользящее прикосновение огненной ладони – и её голова заблестела, а на плечо легла косица.
–
Дунава поднялась, не сводя бесстрашных глаз с ревущего пламени, поднявшегося на дыбы в печи и разинувшего голодную пасть в ожидании жертвы. Жертвой стали волосы – целая копна шелковистой красы, которую молодая кошка без сожалений швырнула в огонь.
– Прими, земная мать, новую дочь в своё лоно и даруй ей силу свою!
Уголёк Дунава проглотила со спокойной благодарностью. Вырвавшийся из её ноздрей огонь растаял в воздухе, а в зрачках плясали рыжие искорки.
– Можно, я попрощаюсь с Горой? – спросила она. – Я провела здесь без малого три года и сроднилась с этими местами… Я не задержусь долго, вскорости уйду.
– Прощайся столько, сколько тебе нужно, я тебя не гоню, – кивнула Смилина.
…Ласково шелестел дождик, ступени потемнели и влажно блестели, грустные сумерки пахли мокрой травой и свежестью. Вечерняя тишина окутала Гору: работа закончилась, мастерицы и ученицы разошлись до утра. Сосны дивились: кто тут бродит на ночь глядя? Чего им не спится? Кто днём хорошо поработал, того усталость живо погонит вечером домой. У тружениц нет ни времени, ни желания шататься под дождём без дела; значит, это могла быть только либо влюблённая парочка, либо какие-то лоботряски, которые и молота-то в руках не держали.
– Вешенка… – окликнул мягкий голос.
Дочь Смилины вздрогнула: из-за сосны шагнула молодая кошка с косицей на выбритой голове. Разглядев в ней Дунаву, девушка рассмеялась.
– Ой, я тебя не сразу признала…
– Я получила сегодня силу Огуни. – Дунава подошла ближе, не сводя пристально-нежного, улыбающегося взора с Вешенки, хотя её губы оставались суровыми.
– А можно потрогать твою голову? – Шаловливая улыбка играла на ярких устах юной красавицы.
– Ежели хочешь… – Дунава склонилась перед ней, подставляя голубоватый в сумерках череп мягкой девичьей ладошке.
Это был первый их настоящий разговор. Раньше Вешенка бегала мимо, пока уста Дунавы не решились наконец-то произнести её имя вслух. Это оказалось не так уж трудно. Зря Дунава боялась, что девушка фыркнет презрительно и пройдёт дальше, оставляя её позади с болью в сердце. Остановилась и даже улыбнулась. И погладила по голове! Не чудо ли?
– Ты какая-то новая… В тебе что-то переменилось, – заметила Вешенка, всматриваясь в лицо кошки.
– Не знаю. Мне кажется, я всё та же. – Дунава выпрямилась, снова вперив в девушку пристальный взор. Она словно желала впрок на неё насмотреться, унести с собою в памяти дорогие черты.
– Ты как будто грустная, – нахмурилась Вешенка. – Разве ты не рада, что получила силу?
– Рада, – ответила Дунава. – Но я покидаю эти места.
Теперь и на хорошенькое личико Вешенки набежала тёмная тучка, омрачив его печалью. Губы задрожали, ресницы опустились, взор растерянно блуждал от ствола к стволу, от одной каменной фигуры к другой.
– Вот как?.. Значит, я тебя больше не увижу? – чуть слышно сорвалось с её уст.
А сурово сжатые, затвердевшие от решимости губы Дунавы наконец дрогнули в подобии улыбки.