Великая Отечественная – известная и неизвестная: историческая память и современность
Шрифт:
Увеличение доступности архивов привело к созданию исследований, раскрывающих вопросы церковно-государственных отношений, роли РПЦ и других религиозных организаций на региональном уровне [297] . Однако регионы охвачены исследованиями неравномерно. Так, ряд значительных работ посвящен религиозной жизни Ленинграда и Ленинградской области, деятельности РПЦ в блокаду [298] . Но нет такого же изучения деятельности религиозных организаций во многих других областях СССР. В итоге невозможно пока создать полноценную картину патриотического вклада РПЦ и других конфессий в победу на местах.
297
Белкин А. И. Государственно-церковные отношения в Мордовии в 20-х – начале 60-х годов XX века (на материалах русского православия): дис. … канд. ист. наук. Саранск, 1995; Горбатов А. В. Церковно-государственные взаимоотношения в Кемеровской области (1943–1969 гг.): дис. … канд. ист. наук. Кемеро во, 1996; Сахарова Л. Г. Государственная политика по отношению к Русской Православной Церкви в период Великой Отечественной войны 1941–1945 гг.:
298
Кононенко В. Память блокады // Наука и религия. 1988. № 15. С. 10–13; Григорян Е. Блокадное причастие // Благовест. 1994. № 20; Галкин А. К. Город в осаде: малоизвестные страницы церковной жизни блокадного Ленинграда // С.-Петербургские епархиальные ведомости. 2003. Вып. 30–31. С. 242–244; Шкаровский М. В.: 1) Религиозная жизнь Ленинграда в годы войны // Ленинградская эпопея: организация обороны и население города. СПб., 1995. С. 260–293; 2) Духовная жизнь Ленинграда в годы войны // Блокадный храм. Победа духовная. Битва за Ленинград. СПб., 2003. С. 5–36; 3) Искренний привет от Сталина: религиозная жизнь блокадного Ленинграда // Родина. 2003. № 1. С. 146–150; 4) Церковь зовет к защите Родины: религиозная жизнь Ленинграда и Северо-Запада в годы Великой Отечественной войны. СПб., 2005; и др.
Слабо изучена внутренняя жизнь Церкви в 1941–1945 гг., – и на уровне епархий, и на уровне приходов, чему способствует закрытость архивов самой Московской Патриархии. Исключение составляют биографии отдельных архиереев и священнослужителей – Сергия (Страгородского), Николая (Ярушевича) и других [299] . Заслуживает внимания для будущего изучения: особенности возрождения церковных структур и их функционирование на местах, отношения духовенства с религиозными общинами, организация духовного просвещения и т. д.
299
Фирсов С. Л.: 1) Апостасия: «атеист Александр Осипов» и эпоха гонений на Русскую православную церковь. СПб., 2004; 2) Время в судьбе: Святейший Патриарх Московский и всея Руси Сергий (Страгородский): о генезисе «сергианства» в русской церковной традиции XX века. СПб., 2005; Сурков С. А. Митрополит Николай (Ярушевич). М., 2012; и др.
В труде А. Л. Беглова по истории церковного подполья, в том числе, рассматриваются вопросы легализации в годы войны церковного катакомбного движения [300] .
Значительный корпус работ как российских, так и зарубежных исследователей посвящен деятельности РПЦ и других религиозных организаций на оккупированных территориях, а также германской конфессиональной политике на Востоке. Здесь следует назвать труды М. В. Шкаровского, Д. В. Поспеловского, В. Н. Якунина, Х. Файерсайда, А. Даллина, А. А. Корнилова [301] . Особый интерес ученых вызывала деятельность Псковской духовной миссии (труды З. В. Балевица и Я. Я. Веверса [302] , В. И. Алексеева и Ф. Г. Ставру [303] , К. П. Обозного [304] ). Следует особо выделить недавно вышедшую насыщенную новым материалом книгу, написанную М. В. Шкаровским совместно с протоиереем Ильей Соловьевым, в центре которой также находится личность и деятельность митрополита Сергия (Воскресенского) [305] . Можно отметить эволюцию в освещении отечественными учеными деятельности РПЦ в оккупации – от одномерного представления о ней как коллаборационистской и предательской до понимания более сложного характера этого явления.
300
Беглов А. Л. В поисках безгрешных катакомб: церковное подполье в СССР. М., 2008.
301
Шкаровский М. В.: 1) Нацистская Германия и Православная Церковь. М., 2002; 2) Крест и свастика. М., 2007; 3) Русская Церковь и Третий рейх. М., 2010; Поспеловский Д. В. Русская Православная Церковь в XX веке; Якунин В. Н. Немецкие оккупационные власти и Русская православная церковь в Прибалтике, Белоруссии и на Украине. URL:html; Fireside H. Icon and Swastika: The Russian Orthodox Church under Nazi and Soviet Control. Cambridge, Mass., 1971; Dallin A. Deutsche Herrschaft in Russland, 1941–1945: Eine Studie "uber Besatzungspolitik. D"usseldorf, 1958; Корнилов А. А. Преображение России: o православном возрождении на оккупированных территориях СССР (1941–1944 гг.). Н. Новгород, 2000; и др.
302
Балевиц З. В. Православная церковь Латвии под сенью свастики (1941–1944). Рига, 1967; Веверс Я. Я. Православная духовная миссия – агентура фашистской разведки. Рига, 1973.
303
Алексеев В. И., Ставру Ф. Г. Русская Православная Церковь на оккупированной немцами территории // Русское Возрождение. 1980. № 11. С. 91–118; № 12. С. 108–126; 1981. № 13. С. 75–97; № 14. С. 118–154; № 15. С. 85–100; № 16. С. 91–121; № 17. С. 97–114; № 18. С. 105–125.
304
Обозный К. П. История Псковской Православной миссии, 1941–1944 гг. М., 2008.
305
Шкаровский М. В., Соловьев И., свящ. Церковь против большевизма. М., 2013.
А. В. Голубев. «Что сулит будущее?»: Союзники и послевоенная жизнь в представлении советского общества
Втечение XX в. Россия дважды в ходе мировых войн выступала в составе могущественной коалиции. Неудивительно поэтому, что образ врага и образ союзника в годы войны (как, впрочем, и в межвоенный период) играли в сознании российского общества важную роль [306] .
Если говорить о Великой Отечественной войне, то в первое время особое внимание советских людей привлекали такие вопросы, как сама возможность эффективного функционирования столь разнородной коалиции, цели сторон, потенциальный вклад союзников в общую победу. С осени 1941 г. и особенно в 1942 г. на первый план вышли ожидания, связанные с открытием второго фронта. Начиная со второй половины 1942 г. и до конца войны и частью военной повседневности, и частой темой для разговоров становится ленд-лиз, точнее, весьма значительная помощь союзников. И, наконец, на протяжении всей войны вставал (особенно с 1943 г.) вопрос о параметрах новой, послевоенной жизни.
306
См.: Голубев А. В., Поршнева О. С. Образ союзника в сознании российского общества в контексте мировых войн. М.: Новый хронограф, 2012.
Уже в 1944 г. в ходе различных собраний и лекций на смену вопросам о втором фронте приходят такие: оккупирует ли Красная Армия Германию, какой будет послевоенная Европа, есть ли противоречия между Советским Союзом, Англией и США по вопросу о западных границах СССР, что ждет послевоенную Польшу… [307] И, может быть, самое важное: «Не будут ли решены послевоенные вопросы мира без нашего равноправного участия?» [308]
Постепенно нарастает ожидание позитивных изменений, и в значительной степени это было связано как раз с надеждами на союзников. Предполагалось, что под влиянием, а то и прямым давлением США и Великобритании произойдет хотя бы частичная демократизация советского общества, тем более что продолжение союза с западными странами казалось многим необходимым для послевоенного восстановления СССР.
307
Центр документации новейшей истории Удмуртской Республики (ЦДНИУР). Ф. 16. Оп. 1. Д. 3929. Л. 94 об. – 95; Советская пропаганда в годы Великой Отечественной войны: «коммуникация убеждения» и мобилизационные механизмы. М.: РОССПЭН, 2007. С. 680.
308
Советская пропаганда в годы Великой Отечественной войны … С. 681.
Выражая подобные взгляды, Г. Эфрон 9 июня 1943 г. записал в дневнике: «Не то чтобы я верил в особую прочность объединения “свободолюбивых народов”; но на данном этапе военного пути, и вообще во время войны это объединение, этот союз крайне необходимы для победы и особенно насущны для СССР после заключения мира… наш союз с Западом будет длиться до тех пор, пока мы не почувствуем себя достаточно сильными, чтобы вновь идти самостоятельным экономическим и политическим путем» [309] .
309
Эфрон Г. Дневники: в 2 т. М.: Вагриус, 2004. Т. 2: 1941–1943 гг. С. 257–258. Эфрон Георгий Сергеевич (1925–1944), сын М. И. Цветаевой и С. Я. Эфрона, погиб на фронте.
Надо сказать, что в современной литературе порой преувеличиваются позитивные ожидания, связанные с влиянием союзников, а особенно их распространенность в обществе. Так, по утверждению В. Ф. Зимы, «чаяния рабочих, крестьян и интеллигенции сводились к отмене большевистского правления (курсив мой. – А. Г.) и обретению элементарных свобод и прав человека. Горожанам нужна была гарантированная оплата труда, обеспечивавшая прожиточный минимум семьи, 8-ми часовой рабочий день и ежегодный отпуск. Сельчане страдали и бедствовали от навязанной им государством колхозной системы… Интеллигенция требовала ликвидировать экономический и культурный барьер, отделявший СССР от западных стран» [310] .
310
Зима В. Ф. Менталитет народов России в войне 1941–1945 гг. М.: ИРИ РАН, 2000. С. 185–186.
Само наличие подобных ожиданий в разных социальных слоях советского общества сомнений не вызывает; очевидно, однако, что «отмены большевистского правления», например, не только ожидали, но и желали далеко не все; горожанам вышеупомянутые права до войны не только гарантировались, но и, как правило, предоставлялись, – речь, таким образом, могла идти лишь о возвращении к условиям мирного времени без ограничений, введенных в предвоенные годы и тем более в годы войны. Нет оснований говорить о «требованиях» (а не надеждах или прогнозах) интеллигенции. По крайней мере, подобные требования никем вслух не высказывались и даже не формулировались. Но надежды на ликвидацию барьера между СССР и остальным миром, конечно, были.
Впрочем, оговаривается цитируемый автор, «никто не думал о радикальных путях решения давно наболевших проблем» (курсив мой. – А. Г.). На самом деле и об этом, несомненно, думали, хотя, видимо, немногие. И далее: «Люди считали, что Правительство СССР, возглавляемое И. В. Сталиным, само убедилось в бесперспективности дальнейшего существования государственного устройства в довоенном виде. Одни рассчитывали на прозорливость Сталина, другие на содействие Запада. Распространялись нелепые слухи о том, что США и Великобритания якобы способны заставить Сталина отказаться от большевизма» [311] . Опять-таки, подобные настроения существовали, но были отнюдь не всеобщими.
311
Там же. С. 186.
Уже в сентябре 1941 г. в Москве были зафиксированы высказывания, скептически оценивающие перспективы послевоенного урегулирования: «Эту войну мы выиграем, но за ней будет вторая. Кончится первая война, сядут за стол сто дипломатов, в том числе пять наших. И сто будут диктовать условия пяти. Вот тогда и решится вопрос – кто кого… Мы можем, конечно, и победить, но что это будет нам стоить? Дело идет к тому, что нам придется валяться в ногах у Англии и Америки…» [312]
312
Недремлющее око спецслужб // Московский архив: историко-краеведческий альманах. М.: Главархив, 2006. Вып. 4. С. 554, 557.