Великая Отечественная война глазами очевидцев
Шрифт:
Я не понимал, как порублены? А это наша кавалерия воспользовалась тем, что эта немецкая колонна завязла в черноземе, авиация не работает, потому что сплошная низкая облачность, бомбят наугад.
Это было первый раз, когда я увидел, что мы наступаем, что немцы разбиты. Мы вдохновились, и вперед. И вот я помню, 5 октября ударил мороз, редкое явление на Украине. Повалил снег, мороз все сковал. А потом снег кончился, небо прояснилось, и пожалуйста, – немецкие самолеты. И я слышу по звукам, я уже понимал, что мы втянулись в какую-то «кишку». Впереди нас, слева и справа канонада, а мы наступаем.
И так мы наступали
И вот в таком виде нас отводили, отводили и увели от фронта в Белгородскую область. А потом объявили, что мы отходим на формировку. И вот на эту формировку мы шли до Нового года. С 5 октября. Пешком до Саратова.
Ну, что там было по пути я рассказывать не буду, невероятные вещи были всякие, бытовые. Потому что гнали скот. Население не вывозили, а скот вывозили. И только один эпизод я вам расскажу. Я возвращаюсь назад. Когда еще нас перебросили к Киеву, то мы вдруг на шоссе увидели командира из нашего военкомата, по фамилии Чуб.
И что оказалось? Это мы еще у Емильчино видели. Всюду советская власть убегала раньше, чем войска. Все бросали. Но не бросали складов. Значит, те грузовики, которые были, мою мать с детьми, мать воина Красной Армии, вывезти не могли, а вот этот Чуб, мы смотрим – рядом его жена и огромный фикус в грузовике. Вот как раз бы мои поместились туда!
И таких, как этот Чуб, было много. Мать моя была у нас знаменитая учительница, она еще на Гражданской войне была медсестрой. И отец тоже учитель. Но отца уже не было. Короче говоря, увидел я вот этот фикус, и был очень зол.
Когда под Новый год мы пришли в Саратов, опять было невероятное потрясение. Мы шли через республику немцев Поволжья. И мы не понимали, куда мы попали. Прекрасные дома, прекрасные хозяйства, полно замечательных коров, стада, гуси, все!
Мы не понимали, что это такое. Мы не знали, что есть такая республика. А перед этим, за пять километров, было русское село. Там ни кола, ни двора. Одни дома черные, и ни ограды, ни деревца. А тут все усажено, прекрасные хозяйства. Ничего не понимаем.
Ну, нам местные объяснили, что всех немцев поголовно, включая и партийное начальство, невзирая на лица, за двое-трое суток всех выселили как потенциальных врагов. Якобы немцы туда десанты сбрасывали. А уже командир нам объяснял, что да, десанты были. Но местные жители утверждали, что никаких десантов не было.
Наконец, пришли мы в Саратов. И первое, что мы увидели… нас послали скалывать на путях лед, пока переформировывали. И патрулями ходили по улицам Саратова. По центру, по улице Чернышевского. Идем по одной стороне улицы. Нам говорят: «по той стороне поляки, с ними не общайтесь!»
Смотрю – «попугайская форма». Мы во всем сером, а там «конфедератки», погоны, которые, как мы считали, только у врагов. Это было польское войско Андерса, как потом мы узнали. Вот такое было впечатление.
И это войско прошло через Иран в Африку, а оттуда в Италию. И вот, знаменитый Монте-Кассино, там была битва, где эта армия показала себя. Больше, чем половина ее погибла там, но они взяли это Монте-Кассино,
У поляков это Монте-Кассино играло очень важное значение. Есть такая песня: «Красные маки Монте-Кассино». И вместе вот с этой армией Андерса разрешено было взять поляков, которых мы взяли в плен. Они записывались все, даже полуслепые, лишь бы выбраться из Советского Союза. Потому что они как на каторге здесь были. И среди них был тот, кто стал потом президентом Израиля.
А почему через Иран они пошли? Потому что половина Ирана по договоренности была оккупирована нашими войсками, а вторая половина английскими. Чтобы немцы не вошли. И уже после войны там были. И вот, наш завод, ГАЗ, получал по Ленд-Лизу автомобили в разобранном виде как раз через Иран. Привозили в разобранном виде, а в Горьком уже собирали десятки тысяч «Студебеккеров», «Доджей» и «Фордов».
И в феврале 1942 года нас переформировали, одели в новое «с иголочки» обмундирование. Зимняя форма, рукавицы с «одним пальцем». А морозы тогда стояли под сорок градусов. И пошли мы. Шли всю дорогу только ночами, а днем отсыпались у местных жителей. Но это целая история, я не буду рассказывать. Потому что нас сформировали, посадили в эшелон. В «телячьи» вагоны. В центре вагона железная печка, нары. И очень быстро привезли на фронт. В Воронежскую область, в Касторное.
Это начало февраля, снег, нас всех выгрузили. Больше половины батальона уже была из новых, но и много было еще тех, с кем я начинал. Приезжаем, и нам говорят: «разбирайте каждый помещения!»
А почему? Потому что жителей нет, все убежали и дома стояли пустые. Нам досталось какое-то помещение. Мы туда входим. Что такое? Дверь заперта. Сорвали замок, а комната на метр в высоту набита трупами убитых. И нам пришлось их всех вытаскивать и занимать это место.
И я помню, 23 февраля мы еще там были, День Красной Армии. И в армейской газете было напечатано выступление Рузвельта. Я его запомнил. Он объяснял, почему демократические страны всегда проигрывают войны. Потому что у фашистов нет никаких ограничений, они считают, что можно творить что угодно и использовать любые средства. А слабость их, демократов, в том, что они даже в этих условиях должны были проявлять человечность.
Ну, нам это читать было смешно, но он так в этом всех убеждал. Поэтому у фашистов было преимущество. А преимущество американцев было в том, он писал, что они экономически сильнее. Они помогут Ленд-Лизом, и на просторы Советского Союза будут переброшены заводы.
И вот, когда мы там оказались, то мы поняли, что Ленд-Лиз уже действует. Мы уже увидели американские машины. Там мы были недолго и нас в марте перебросили на юг, в Харьковскую область. Там организовалось огромное наступление.
Наш строительный батальон строил там десятки дзотов, минировали. Все это подготовили и пошли в огромное наступление. Это наступление было уже в конце апреля – начале мая. И наши войска очень быстро продвигались. Немцы отступали. И когда продвинулись совсем далеко, они отрезали. И опять сотни тысяч пленных.
И опять наш батальон не попал в этот «котел». Почему? Во-первых, мы были строителями. А это значит, что мы не в самом авангарде были. Мы построим, и назад отходим. Я лежал в это время в госпитале. Прибегает туда наш боец, и говорит мне: