Великая Российская трагедия. В 2-х т.
Шрифт:
Поэтому приходилось быть настороже, и немедленно жестко опротестовывать (доказательно при этом) малейшие признаки сомнительных посылок и косвенных обвинений. При этом, конечно, я не боялся, что свидетели могут сказать что-то не так. Не боялся, что сотрудники секретариата, к примеру, могут раскрыть какие-то тайны — их у меня не было, я уже говорил ранее. Я, конечно, считал, что кое-кого из них могут просто припугнуть или подкупить и они на первых порах могут что-то наговорить. Эта мысль, кстати, получила для меня свое подтверждение в таком факте.
Я, разумеется, кроме известных записок, вел какие-то дневниковые записи. И вот некоторые из них у меня пропали 2-3
Отсюда вытекала полная безосновательность предъявленных мне обвинений. Ну не глупо ли было меня в чем-то обвинять? Конечно, не глупо! Им же важно было “не понять” истину, которую они растоптали. Им надо было посадить меня — и надолго. Во что бы то ни стало. И неважно, какие методы при этом будут использованы, главное, — создать хотя бы видимость законности. И это — для внешнего мира. Для россиян, для своих людей — и этого не надо. Люди долгие десятилетия жили в условиях диктатуры, все привыкли к насилию, ограничению прав и свобод... Привыкнут и на этот раз — такова была логика размышлений тех, кто хотел осудить меня. И логика, не лишенная оснований. Хотя откровенно жестокая.
Давление на следствие было страшное. По “Маяку” объявлено: находясь в США, Филатов заявил, что следствие будет завершено в течение месяца (это — мощное давление!). Конечно, оно “в течение месяца” не завершится. И уже другой сподвижник делает “заявление”:
Пресс-секретаря Президента Российской Федерации
Защита, представляющая интересы обвиняемых по делу в связи с событиями 3-4 октября, предпринимает шаги с целью затянуть следствие и представить обвиняемых в виде потерпевших и, наоборот, защитников демократии против красно-коричневого путча — в виде виновников. В частности, заявляется о намерении привлечь к следственным действиям Президента России Б.Н. Ельцина.
Речь идет о стремлении вновь, и с новыми лицами, разыграть сценарий следствия по делу ГКЧП. Цель этих попыток не вызывает сомнения: затянуть следствие, усложнить его посредством вовлечения новых лиц, процедур или медицинских предлогов и, в конечном итоге, увести инициаторов трагедии от ответственности перед правосудием.
Такого рода действия, понятные с точки зрения адвокатов, тем не менее не могут не беспокоить общественность. Искусственное затягивание следствия таит опасность для общества. Население утрачивает ориентиры политической морали. Размывается понятие меры виновности в серьезных государственных проступках. Все это усиливает правовой нигилизм, сгущает атмосферу политической вседозволенности, питает иллюзии реваншистов.
Российская
Пресс-секретарь Президента России
Вячеслав Костиков
Москва, Кремль, 23 ноября 1993 г.
Видите, какие слова использует: “Демократия должна защищать демократию”! Восхитительный мерзавец! Как мне сообщили — его поселили на мою бывшую дачу в Архангельском. И он очень хотел присвоить принадлежащую мне мебелишку. А от него, этого паршивца, даже мой котенок Барсик, как оказалось, сбежал.
Представитель Международного Красного Креста
Сообщают, что в “Лефортово” прибывают представители Международного Красного Креста. Предварительно радио (видимо, и TV — не знаю), газеты стали с восторгом писать о высших демократических достижениях “нового порядка”: вот мол, по представлению “великого демократа” Ковалева Кремль разрешил” Международному Красному Кресту побывать в “Лефортово”. “Маяк” прямо заливается на эту тему, сюсюкает ежечасно, как “Президент добр и мягок”, как он “бесконечно благороден”.
Жду. Дверь с грохотом открывается, заходит высокий, представительный мужчина, позади — молодая женщина. Здороваемся, женщина говорит, что она переводчица, представляет мужчину. Приглашаю присесть на свободную железную кровать. Садится. Заходит начальник тюрьмы Юрий Растворов, здоровается, еще раз сообщает, что представители Красного Креста получили возможность переговорить так, как они того пожелают. И выходит. Мужчина говорит, что, конечно, их не интересует политическая сторона вопроса, не интересует следствие, а вот обращение — каково оно? На эту тему он хотел бы переговорить с глазу на глаз.
Я сказал, что обращение со мной нормальное, что я охотно согласился бы с ним переговорить “с глазу на глаз”, если бы он интересовался проблемой прав человека. Или почему главу Российского Парламента, главу межпарламентской ассамблеи СНГ бросают в тюрьму, тогда можно было бы поговорить. Если господин представитель Международного Красного Креста не интересуется этими вопросами, то не считаю возможным продолжать беседу.
Представитель Красного Креста пытался меня уговорить согласиться на беседу, но у меня интерес к нему пропал. Я понял, что эта миссия — пропагандистское прикрытие антиконституционного переворота, совершенного Кремлем. Отказался от разговора. Гости ушли, оставив крупные, красивые яблоки, напоминающие алма-атинский апорт, и 1 килограмм швейцарского сыра.
Несколько дней “Маяк” восторгался демократией “по-ельцински” в связи со встречей представителей Международного Красного Креста с узниками “Лефортово”, пока очередная пропагандистская пустышка не попала в его обозрение.
Тюремное житье-бытье. Маленькие радости
Приблизительно через месяц после заключения, в начале ноября, я сильно простудился, приболел. Больше всего боялся серьезного заболевания и вот простудился. Врачи “Лефортово” очень тщательно обследовали меня, искренне, как мне казалось, переживали и всячески старались восстановить здоровье, удалить недуг. Дней через пять-шесть, кажется, простуда осталась позади. Больше в “Лефортово”, вплоть до 20 февраля, я не заболевал...